Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад» - Дмитрий Тренин

Переходный характер эпохи и гибридная сущность ельцинского режима исключали существование в российском обществе единой системы ценностей. Формальное провозглашение ценностей современного западного общества сопровождалось их реальным игнорированием в действительности. Эпоха Ельцина была скорее временем свободы, чем демократии. Однако не все свободы, которыми пользовались россияне в конце XX в., были результатом демократических завоеваний. Свобода часто была продуктом анархии, слабости государственной власти и сама по себе еще не свидетельствовала об укоренении новых ценностей.

Придя к власти, Владимир Путин прежде всего отреагировал на ослабление центральной власти. Он провозгласил «диктатуру закона», которая фактически стала одной из эмблем его президентства. Принцип законоправия в сочетании с практикой политической борьбы неизбежно привел к селективности подхода. «Восстановление управляемости» в отсутствие функционирующих демократических институтов привело к частичному восстановлению традиционного государства. Борьба с чеченскими сепаратистами, применявшими в том числе тактику террора, привела – с учетом реального состояния российских силовых структур – к массовым нарушениям прав человека в Чечне. Прекращение «феодальных вольностей» региональных баронов – к урезанию прав регионов, частичной рецентрализации Российской Федерации. Сокрушение влияния опальных олигархов привело к «побочному ущербу» для свободы СМИ в делах Владимира Гусинского и Бориса Березовского, для неправительственных организаций в деле Михаила Ходорковского. Необходимость устранения коммунистов как влиятельной политической силы привела к появлению в России «полуторапартийной» политической системы вместо многопартийной. Идея национального единства трансформировалась в реанимацию мифа о «сильной руке», якобы единственно способной управлять такой страной, как Россия.

С другой стороны, потребность в достижении общественного примирения реализовалась в частичной реабилитации советских символов, в том числе государственного гимна, возрождении ценностей царского периода, прежде всего режима личной власти «первого лица». Россия и в этом случае, конечно, осталась Европой, но Европой столетней давности. Ценностный «зазор» между Россией и Западом, прежде всего ЕС, сохраняется. Фактически нынешняя Россия существует в иной исторической временной зоне, чем США и Европа. Яркий пример – чеченская кампания и отношение Запада к ней. Постмодернистская Европа критикует Россию (страну очевидного политического и ценностного «модерна»), которая, в свою очередь, воюет с противником, действующим в среде традиционного чеченского общества.

С другой стороны, президентство Путина – это время налоговой, таможенной, судебной, земельной, пенсионной, административной реформ (пусть часто половинчатых или не доведенных до конца), устранения «пережитков социализма» в социально-экономических отношениях. Фактически умеренно-авторитарный политический режим осуществляет праволиберальную экономическую стратегию. Это сочетание создает интеллектуальную и политическую проблему. Когда на Западе в начале второго срока нынешнего президента вновь спрашивали: «Кто вы, мистер Путин?», сквозь этот вопрос читалась неуверенность в отношении того, как относиться к вполне обозначившемуся к тому времени политическому курсу.

Вообще говоря, политическая стабильность и экономические реформы приветствуются Западом, но с оглядкой. Россия Путина – не Чили Пиночета или Индонезия времен Сухарто и даже не современные Белоруссия с Узбекистаном. Россия – крупная, стратегически расположенная страна с ядерным оружием и сложной историей. Она действительно трудно управляема изнутри (что является основанием для «авторитарного соблазна») и в принципе неконтролируема извне. Экспорт российских энергоносителей, сотрудничество в рамках антитеррористической коалиции или системы партнерств не являются достаточной причиной для того, чтобы западные правительства, тем более СМИ и общественность закрывали глаза на усиление авторитарных тенденций. В то же время – наперекор подозрениям российских державников – правительства США и стран Евросоюза не ставят во главу угла задачу ослабления России и тем более ее расчленения. Стабильная, успешно развивающаяся и постепенно либерализирующаяся и демократизирующаяся Россия однозначно в интересах Запада57. США и ЕС беспокоит не сильная Россия, а Россия, в которой власть внутри страны опирается на силу и которая применяет силу в отношении более слабых соседей.

Как пишет австралийский исследователь Бобо Лo, на Западе существуют две точки зрения в отношении влияния экономического роста в России на ее политику. Согласно одной из них сильная экономика делает Россию самодостаточной и тем самым более закрытой для восприятия западных ценностей (по принципу «сами с усами»). Фактически этот подход предполагает, что слабая Россия более податлива. Противоположная позиция исходит из того, что пока Россия слаба, она будет оставаться закрытой и подозрительной по отношению к внешнему миру и в особенности по отношению к Западу. Таким образом, делает вывод Б. Ло, в западных интересах такая Россия, которая, «будучи уверенной в себе, не является самоуверенной, самодовольной и самоуспокоенной»58.

Разумеется, в результате экономического развития в России реально создается основа современного общества. Но пройдут десятилетия, прежде чем это новое общество оформится. Не следует окончательно сбрасывать со счетов и другие сценарии развития капиталистической России – вплоть до изоляционистского и фашистского.

Двадцать лет спустя после начала Перестройки Россия – по-прежнему страна со средним по мировым меркам достатком, но ее полуавторитарные руководители – чрезвычайно богатые люди. Гораздо более богатые, чем демократические лидеры стран Центральной и Восточной Европы. За считаные годы в России сформировалась богатая властвующая элита, которая не только правит, но и в значительной степени владеет страной.

Формирование новой элиты

В ОТЛИЧИЕ ОТ РЯДА СТРАН Центральной и Восточной Европы в Советской России не было контрэлиты. Эта группа сошла со сцены еще на рубеже 1940-х годов. Антисоветскую, антикоммунистическую революцию осуществила либеральная часть советской элиты, почти поголовно состоявшая из членов КПСС. Диссиденты и интеллигенция в целом сыграли важную роль в расшатывании советского строя, но решающее значение имела позиция второго и третьего эшелонов правящей партии, сотрудников ее «мозговых трестов». Осенью 2003 г. «образцовый капиталистический город» Москва был украшен транспарантами в честь 85-летия комсомола. Так бизнесмены, вышедшие из среды функционеров ВЛКСМ59, отметили свой жизненный успех. Именно они победили в 1991 г. и затем максимально использовали эту победу в своих интересах60.

Советская элита в отличие от диссидентов и «неэлиты» была «выездной», т. е. имела возможность воочию сравнивать действительность в СССР и на Западе. Таковой она, однако, стала не сразу. В 1920-е годы нарком иностранных дел Георгий Чичерин писал Сталину: «Как хорошо было бы, если бы Вы, Сталин, изменив наружность, поехали на некоторое время за границу с переводчиком настоящим, не тенденциозным. Вы бы увидели действительность… Возмутительнейшая ерунда “Правды” предстала бы перед Вами в своей наготе»61. Сталин совет не принял. Только с 1933 г. советские лидеры стали встречаться с западными представителями в Москве. За 30 лет нахождения у власти Сталин ездил за границу только дважды – на конференции «большой тройки» в Тегеран и Потсдам. Тем не менее в обоих случаях он сумел выступить на равных с лидерами США и Великобритании: искусством геополитического позиционирования советский диктатор владел хорошо.

Начиная с хрущевских времен «обмен опытом с братскими коммунистическими партиями капиталистических стран», контакты «по линии межпарламентских обменов» и т. п. позволяли партийным и государственным чиновникам приобретать опыт личного общения с Западом. Сам Хрущев, особенно после поездки в США в 1959 г. и на сессию Генеральной Ассамблеи ООН в 1960 г., стремился вступить в клуб мировых лидеров. Брежнев приобрел вкус к дипломатии на высшем уровне после визита во Францию в 1971 г., за которым последовала серия советско-американских саммитов, встреч с лидерами ФРГ, Великобритании и других западных стран. Горбачев, человек новой генерации, вспоминает в мемуарах о своих поездках – еще в бытность региональным функционером – в разные страны Западной Европы62. К тому времени, когда он стал руководителем КПСС, Горбачев уже имел собственное представление о Западе. Тем не менее у советских руководителей до самого конца сохранялся дефицит понимания таких основ западного общества, как примат прав и свобод личности, роль общественного мнения, принципов морали, системы правосудия и т. д.