Это наш дом - Иар Эльтеррус

религий. Ради каких-то своих целей, и это очень нехорошо. Да, новая власть ему не слишком нравилась, невзирая на все хорошее, что она сделала для страны, но это еще не причина идти на поводу у ее врагов.

— Мне нужно понять кое-какие вещи, — нарушил молчание отец Димитрий. — Потому я и пришел. Мы ждали, что кто-то из вас навестит Церковь, но ни один имперец на молитву так и не пришел. Вы атеисты?..

— Ни в коем случае, — мягко улыбнулся имперец. — Мы ошибки большевиков повторять не намерены и отказываться от Бога не собираемся, поскольку Он от нас не отказывался. Вам, возможно, будет странно это слышать, но одна из моих профессий — христианский священник. И я рукоположен. Мое имя — брат Алексий, святым отцом себя не считаю вправе называть. Не заслужил.

— Даже так? — удивился митрополит. — Но почему тогда ваша Церковь не связалась с нами?..

— По очень простой причине. Мы — другие. Мы не строим роскошных храмов, они нам попросту не нужны. Вообще. Достаточно полевого алтаря для молитвы. Мы идем всегда впереди других, даже в самое опасное место. Поддерживаем и помогаем. Руководство нашей Церкви состоит из тех, кто вытянул на себе Великую войну. Не ставших кланяться врагам, не предавших, а таковых, как ни горько признавать, в первые десять лет войны хватало. Но западные колонизаторы все равно уничтожили всех православных священников, оставшихся на захваченной территории, посчитали опасными даже покорных. Патриарх и митрополиты вообще были прилюдно повешены англичанами, а вешали по их приказу украинские националисты. Мы создали Церковь заново, а со временем вообще объединили три ветви христианства воедино. Да и мусульманство с иудаизмом становятся к нам с каждым годом все ближе. Потому мы и не пошли к вам. Ни вам нас, ни нам вас не понять и не принять. Для нас главное — вера в бога и служение Ему и людям, для вас — какие-то странные интриги и возможность разбогатеть. Простите, если я не прав, я в ваше время не жил, знаю о нем только по рассказам старших товарищей.

— Не строите храмов… — помрачнел отец Димитрий. — Негоже то, неправильно. Вера — это хорошо, но Церковь стоит на храмах!

— Ваша, — как-то непонятно усмехнулся имперец. — Не наша. Вы просто не понимаете, насколько все стало другим за прошедшие четыреста с небольшим лет. Да что там, для нас все напрочь изменилось за время Великой войны. Вы попытайтесь представить только, что это значит — тридцать два года бесконечной, яростной, безнадежной войны. Шестьдесят восемь миллионов погибших! Никто ведь в мире не верил, что Россия снова поднимется и, мало того, победит. Нас зажали на не слишком широкой полосе с запада и востока, нас безжалостно травили, убивали, давили, вешали и жгли. Но мы выстояли, встали на ноги и победили. А рядом с бойцами, порой тоже держа в руках оружие, шли священники, муллы, ламы и раввины. Причем не из высокопоставленных, отнюдь, а из тех самых, неудобных и колючих, настоящих, служащих Богу, а не человеческой гордыне, и отказывающихся играть в грязную политику. Всегда говорящих правду в лицо. Их верхушка всегда ссылала, куда только могла, избавляясь, чтобы не мешали сытно есть и сладко спать. Вы понимаете, о ком я говорю. Вспомните хотя бы недавно сосланных вами на Курильские острова священников, обозванных вашими коллегами фанатичными дураками, не понимающими текущего момента. Так вот наша Церковь состоит исключительно из таких. Настоящих. Живущие ради своего удобства у нас не приживутся. Вот, смотрите!

За его спиной загорелся голографический экран на котором возникло сражение, за спинами отбивавшихся бойцов стоял богатырского сложения батюшка в грязной и рваной рясе, со сбившимся крестом и потрепанной медицинской сумкой через плечо. Он дрекольем охаживал скачущих вокруг него солдат в европейской форме, кажется, в французской, не пропуская их к окопу. Наконец командовавшему ими офицеру это надоело, он достал пистолет и выстрелил попу прямо в бородатое лицо.

Изображение сменилось на высокого, худого священника, читающего молитвы над снимаемыми с длинных виселиц бесчисленными юношами и девушками славянской внешности. Затем он же принимал исповедь умирающих солдат и офицеров прямо на поле боя, в окопах. Шел вслед за ними в атаку с крестом в руках. Спал на голой земле и ел из одного котла. Голодал и холодал, если приходилось.

Потом на экране появилось несколько священников в сопровождении мулл и раввинов. Они ухаживали за больными во время эпидемии Черной чумы, как назвал эту болезнь имперец. Не жалели себя, тоже заболевали и умирали, но до последнего, уже с черными, распухшими лицами помогали всем, кому можно.

Следующей картиной стал священник в скафандре, прикрывающий спины разведчиков и отбивающийся от похожей на шерстистого крокодила зверюге при помощи то лазера, то ли бластера. Похожие на нее атаковали отряд беспрерывно. И пока священник не упал, погребенный валом тварей, с тыла они прорваться не могли.

Митрополит смотрел на все это с нарастающим ужасом, до него постепенно доходило из кого состоит новая имперская Церковь. Из тех, кто ничего и никому не прощает, из тех, кто считает себя вправе судить других. Он вспомнил не так давно сосланных на Сахалин фанатиков, как называл таких клир. Вот тем среди имперцев самое место! Хотя нет, имперцы слишком терпимы к другим религиям. Но то, что они полностью чужды нынешней Церкви, отец Димитрий понял четко. С таким-то отвращением к политическим играм и зарабатыванию денег! Для них существует только служение Ему. А ведь среди клира есть многие, кто охотно пойдет к ним, не желая принимать существующие порядки. И не понимают, глупцы, что иначе нельзя! Да, Церковь занимается бизнесом, да, продает услуги, к тому же многие кормятся с приходов. Кстати, а у имперцев приходы есть? Митрополит спросил об этом.

— Нет, — с улыбкой покачал головой брат Алексий. — Если в какой-то местности требуется священник, то один из местных жителей проходит обучение и рукоположение, совмещая затем две профессии. И никто ему ничего не носит и не платит, это не нужно. Гражданин империи всем обеспечен. Государство также платит за исполнение дополнительных обязанностей. На предметы роскоши хватит. А богатство у нас никому не нужно, на стремящихся к нему показывают пальцами и смеются.

— Не понимаю… — с тоской произнес отец Димитрий. — Зачем было все менять? Ну, зачем⁈

— А затем, что мир изменился, — грустно ответил имперец. — Старая Церковь перестала удовлетворять потребностям нового мира. И она изменилась. Как и все вокруг. Не изменилась бы, осталась бы в прошлом.

— Но нам теперь надо как-то существовать вместе… — пристально посмотрел на него митрополит.

— Надо. И мы найдем, как. Но сразу хочу сказать, чтобы не было кривотолков. Ни одна религиозная организация никогда не получит в империи государственной поддержки. Это основополагающий принцип. Каждая живет за свой счет. Священники — такие же граждане империи, как и все остальные, и имеют право на государственное обеспечение. Нужен какой-нибудь общине новый храм? Разрабатывайте проект и заказывайте в Строительном департаменте нанозародыш. Согласовывайте место и высаживайте его. За несколько дней храм вырастет, как и любое другое здание. Причем, это бесплатно, чтобы вы знали. Политической власти ни одна религия в стране не имеет, они вне государства. Но мы всегда поддерживаем и помогаем, если империи нужны наша поддержка и помощь. Вас мы об этом не просим, понимаем, что для вас подобные отношения в новинку.

— Мы будто не помогали… — горько усмехнулся отец Димитрий. — Если понадобится, тоже готовы. Найдутся истово верующие люди, способные идти куда угодно, чтобы нести слово Божье.

— Вот и хорошо, — улыбнулся брат Алексий. — Только хочу предупредить, что если найдется кто-то из священников, призывающий людей к бунту против империи, то такой отправится в пожизненную ссылку на Саулу. У нас и так столько проблем, что с ума сходим. Недавно вот обнаружили планету после ядерной войны, там всего несколько тысяч человек из трех с половиной миллиардов населения выжили. В убежищах. Сейчас лихорадочно обыскиваем все доступные и недоступные места там, может, кого-то еще не нашли.

— Ужас какой! — перекрестился митрополит, нервно поежившись.

— Идет освоение семи, пока семи планет, не считая Земли, — вздохнул имперец. — Работы столько, что спать некогда. Но мы справимся. Дома справились, и здесь справимся. Мы все равно сделаем мир добрым и светлым, чего бы это нам ни стоило.

— Такой зверской жестокостью? — передернул плечами отец Димитрий. — Вы же убиваете всех, кто не ложится в прокрустово ложе ваших правил!

— А иначе не получается, — развел руками брат Алексий. — Носители некоторых идеологий не меняются, как их ни переубеждай, и стараются привести мир к адскому стандарту: каждый сам за себя.