Голубоглазая богиня - Памела Робертс

Гарри вздрогнул, ощутив, как по спине пробежал холодок — и это в тридцатипятиградусную жару! Жутковато. А ведь и он совсем недавно был почти в таком же положении, с той только небольшой разницей, что его конура ничем не напоминала эти особнячки, а жалованье было выражено всего тремя цифрами. Но и ему босс указывал, что надо делать, а что нет, и он просиживал штаны, отбывая необходимые часы, и он…

Гарри достал сигарету и закурил, осторожно втягивая дым, потом вернулся за руль и продолжил путь, преследуемый неспокойными мыслями о будущем, на время позабыв о настоящем.

Еще две, максимум три недели, и ребра его окончательно срастутся, и тогда ему, хочешь не хочешь, а придется решать, как жить дальше. И что же тогда делать? Отправляться по редакциям, и просить, может даже умолять дать ему работу, и в случае удачи — да-да, удачи! — превратиться в добропорядочного служащего, и униженно благодарить за это босса, шефа, патрона? Об этом ли он мечтал, поступая на факультет журналистики? Нет, тысячу, миллион раз нет! Ему казалось, что жизнь его будет насыщенной интересными событиями, важными встречами, возможно даже иногда опасностями — в общем, полной романтики.

Увы, пять лет, проведенные в редакции «Вестника», убедили его в обратном. И не надо говорить, что работа в крупной газете будет так уж сильно отличаться от того, что ему уже довелось попробовать. Ну, будет он писать о выборах мэра, или о крупном пожаре, или о зверском убийстве, или даже о коррупции местных властей — что от этого изменится? Принесет правду своим читателям… Но какую? Ту, что одобрит его редактор? Да и вообще, нуждаются ли они в правде? Или только в том, чтобы чуть-чуть пощекотать нервы после тяжелого дня?

И так каждый день неделя за неделей, месяц за месяцем до конца жизни… Быть высокооплачиваемым рабом… Получить кредит на двадцать лет, купить дом с газоном и дорогую машину и безропотно тянуть лямку, чтобы иметь возможность оплачивать их…

Но что же еще он может сделать? Что? Как не упустить выпавшую ему удачу? Ведь если разобраться и откинуть незначащие детали, то все, что началось в тот вечер у Берта, было колоссальной удачей. Возможно, единственным шансом вырваться из опутавшей его паутины безразличия, тоски и однообразного, бесцветного существования, когда не ждешь ничего, кроме его окончания… Так неужто он упустит его и позволит себе снова втянуться в монотонное существование посредственности, не помышляя о свободе?

Но как, как стать свободным? Ведь как бы там ни было, а бренное тело нуждается в хлебе насущном. И как добыть его, если отказываешься впрягаться в лямку, «великодушно» предоставляемую работодателем?

И тут ему на ум пришли полушутливые слова Лесли «когда получишь Пулитцеровскую премию»…

А что? В каждой шутке есть доля правды. Да-да, и еще она упоминала, что многие из журналистов предпочитают работать на себя. Да, Гарри знал, еще когда учился, двоих, что постоянно рыскали в поисках сенсации, любой сенсации, чтобы потом продать свои репортажи тому, кто больше заплатит. Но он почему-то сомневался, что ему это по силам, вернее по душе. А вот если… если…

Да нет, что за ерунда! Гарри отмахнулся от мелькнувшей мысли и сосредоточился на дороге. И увидел, что, сам того не замечая, оказался около небольшого частного парка. Табличка у ворот гласила:

В период с 20 мая по 15 октября вход разрешен с двенадцати до восемнадцати часов.

Гарри кинул взгляд на приборную доску, убедился, что до закрытия остается еще около получаса, решил немного размять ноги. И не пожалел об этом. Ему и в голову не приходило, что за кованой решеткой довольно-таки обычного вида скрывается настоящий оазис. Многочисленные клумбы со всевозможными благоухающими растениями, о существовании многих из которых он даже не подозревал, манили и словно бы приглашали присесть на скамейку и погрузиться в созерцание.

Гарри поддался искушению и просидел с четверть часа, вдыхая сладостные ароматы и слушая мерное жужжание насекомых, изредка перемежающееся криками каких-то птиц. Потом вспомнил, зачем покинул дом, поднялся и побрел по дорожке к выходу. Одна из клумб по левую руку привлекла его внимание своими мелкими, но удивительно нежными цветами со слабым, но пленительно-нежным запахом. И немедленно перед внутренним взором возник образ Лесли, окутанной белоснежным шелком и кружевом, столь же нежной и благоуханной, как эти создания. Гарри, ни на миг не задумавшись, уступил мгновенному импульсу и сорвал несколько цветов. Он был уверен, что они доставят ей удовольствие. Прекрасное для прекрасной.

И тут же услышал раздавшийся почти что над самым ухом голос:

— Так-так-так! И что это вы, мистер, себе позволяете, позвольте поинтересоваться?

Гарри вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял старик в желтом комбинезоне с тяпкой в правой руке… и свистком в левой. Более того, с явным намерением использовать последнее.

— О… я… — начал запинаясь Гарри, но замолчал, не зная, что сказать в свое оправдание.

— Вы в курсе, что это частное владение?

— Д-да… да, конечно, я видел табличку у входа, — придя наконец в себя, пробормотал молодой человек. — Послушайте, я не нарочно. Я… я задумался о своей девушке. Она такая… такая… Словом, эти цветы напомнили мне о ней… и я подумал… вернее, ни о чем я не подумал. Извините, пожалуйста, я заплачу, хорошо? — Гарри сунул руку в карман и вдруг вспомнил, что денег у него всего несколько долларов, необходимых для покупки пленки. — О боже, я прошу простить меня… но дело в том, что я… Господи, какое унижение… — Он уставился на свои ноги, не в силах продолжать.

Такого позора ему, пожалуй, еще не доводилось переживать.

— О девушке… — повторил за ним старик. — У меня тоже когда-то была девушка. И тоже похожая на эти цветы: такая же нежная, свежая и благоухающая…

В его словах и голосе прозвучала такая тоска, что Гарри решился посмотреть на него и увидел, как черные глаза садовника наполнились слезами.

— Что с ней случилось? — тихо спросил он.

С ней — ничего. Со мной случилось, — еле слышно произнес его собеседник и часто заморгал, но, увы, без желаемого результата. Крупные слезы поползли по щекам вниз, оставляя мокрые следы на покрытом толстым слоем пыли лице. — Мы долго встречались и собирались пожениться, когда ее заметил один мерзавец. Он пытался ухаживать, не оставлял ее в покое, преследовал буквально по пятам. Она сначала не говорила мне, знала, что я взбешусь, но он становился все более и более настойчивым. Она стала бояться выходить одна на улицу. Однажды вечером я повел ее в кино. Тот тип ждал нас у входа. С компанией своих приятелей… — Старик замолчал, полностью уйдя в воспоминания.