Записки солдата - Павел Хадыка

И вот лежит полураздетый бандит, так хорошо знакомый милиции по фотографиям, по описанию избитых, искалеченных, ограбленных граждан и советских служащих, побывавших в лапах атамана шайки и чудом избежавших смерти. Восковое, мертвенно-бледное лицо еще сохраняет звериное выражение. Выпуклые скулы, веснушчатый нос, отвисший подбородок. Новый карабин, револьвер-наган, три комплекта патронов, четыре гранаты лежат на скамейке.

Из оперативной группы погиб Перенков, ранены начальник Белыничской районной милиции Павловский и боец Вакульчик.

Убийство Шевченки наполовину облегчило разгром банды. Без руководителя бандиты разбежались кто куда. Через две недели оставшиеся в живых оказались в тюрьме и вскоре предстали перед судом.

На Могилевщине и в Борисовском округе стало спокойно. Легче вздохнул народ.

За успешную ликвидацию банд, особенно банды Шевченки, многие бойцы конного эскадрона были награждены ценными подарками. Е. М. Рахлиновича наградили именным оружием и знаком «Почетного милиционера», Тимофея Петрова — орденом Трудового Красного Знамени Белоруссии.

Я без работы не был ни одного дня. Меня назначили, вернее перевели, на довольно хорошую работу в отдел кадров НКВД БССР, а через месяц-полтора вызвали в Москву в Наркомат внутренних дел СССР, где предложили должность начальника учебного отдела школы той же системы в городе Алма-Ата.

Привыкнув за восемь лет к Минску, окрепнув здоровьем, став семейным человеком, мне очень не хотелось ехать в Алма-Ату. Я разыскал в Минске много знакомых из нашей местности, обзавелся новыми друзьями, и с ними мне было хорошо и приятно. Было где и с кем провести свободное время. А на новом месте надо начинать все сначала. И я категорически отказался от предложенного мне места. Сослался на свое семейное положение, на незнание казахского языка.

Мне казалось, что мои аргументы, особенно незнание казахского языка, будут признаны вескими. Мне объяснили, что о моем отказе доложили начальнику управления кадров — заместителю наркома внутренних дел СССР С. Н. Круглову. Тот меня не принял, а приказал передать, что посылают меня не как знатока языков, а как работника национальных школ и, если я откажусь и не выеду в Алма-Ату, пошлют на Крайний Север. Мне предложили выехать в Минск, посоветоваться с женой и через четыре-пять дней явиться в Москву с ответом и за получением предписания в Алма-Ату или на Крайний Север.

Каково было мое настроение, говорить не приходится. С женой, Зинаидой Леонтьевной, мы избрали Алма-Ату, и я выехал к моему новому месту службы.

В Алма-Ате из старейших начальников меня принял заместитель наркома внутренних дел Казахстана Бокша — очень высокий, приветливый и разговорчивый человек. Рассказав об условиях работы в республике и в школе, он сделал затем небольшой экскурс в прошлое. Оказывается, столицей Казахстана вначале был Оренбург, затем Актюбинск, потом Кзыл-Орда и не так давно ею стал Верный, бывшая резиденция атамана семиреченского казачества. Верный переименовали в Алма-Ату, что в переводе на русский язык означает — отец яблок. И действительно, здесь очень много садов, обилие яблок.

Город постепенно начал застраиваться. Уже были возведены Дом правительства, здания некоторых наркоматов, управления Турксиба и несколько жилых домов. Но еще не было электрического света и водопровода. Улицы прямые, немощеные, дома преимущественно деревянные, одноэтажные. Железнодорожная станция в одиннадцати километрах. Но на фоне северного хребта Заилийского Ала-Тау город очень красив. Он похож на огромный сад.

Школа, как и столица Казахстана, тоже долго кочевала. Раньше размещалась в Оренбурге, потом в Актюбинске, а теперь в Кустанае, Туда и предстояло мне выехать.

Мое путешествие из Алма-Аты в Кустанай заняло четверо суток. Я ехал по Турксибу через Семипалатинск, Барнаул, Новосибирск, Омск, Курган, Челябинск, Троицк. Мне хотелось посмотреть Турксиб и хоть маленькую часть Сибири. Вот почему я поехал не через Оренбург, а через Новосибирск.

Кустанай в то время был обыкновенным районным городком. Но электрический свет и водопровод уже были. Школа, в которой мне предстояло работать, размещалась в двух просторных зданиях. Курсантов в школе насчитывалось в полтора раза больше, чем в Минске. В основном это были казахи. Учились здесь также русские, украинцы, татары и выходцы из народностей Востока.

В школе было киргизское отделение. Оно комплектовалось Киргизской республикой.

Начальником школы был Миргаил Успанович Успанов. Человек с незаконченным высшим агрономическим образованием. В гражданскую войну он командовал Алаш-Ординским кавалерийским полком у Колчака. Однажды мы как-то вспомнили бой под Оренбургом, Актюбинском, Уральском. Только я был в рядах Красной Армии, а он на стороне белых.

Комиссаром школы был Исидор Минаевич Кукс — бывший командир батальона, затем полка 25-й Чапаевской дивизии. Еще в 1919 году за взятие Уфы его наградили орденом боевого Красного Знамени. Там же под Уфой его тяжело ранило.

Исидор Минаевич Кукс.

Начальником учебного отдела, заместителем начальника школы, до меня был Михаил Пантелеевич Банников — бывший секретарь Оренбургского губкома комсомола.

Преподавательский состав в основном состоял из казахов. Асанов, например, вел спецпредметы, Тугузбаев — политэкономию, Киреев — историю партии, Оразов — казахский язык. Среди преподавателей были и русские. П. М. Кузнецов, С. Н. Житников, Л. П. Емуранов являлись уроженцами республики, хорошо владели казахским языком. Не знали казахского языка только Иосиф Моисеевич Кабак, Иван Иванович Тележкин, Н. И. Зайцев (недавно окончивший Московский государственный университет) и я. Почти все преподаватели имели высшее образование.

Вот в какую среду я попал на новом месте работы.

Учебная база и обеспечение школы были лучшие, чем в Минске. Имелось свое подсобное хозяйство — около ста гектаров земли, один трактор, более двадцати дойных коров, столько же лошадей.

Планирование учебной работы я знал неплохо. Школа мне понравилась. Единственным недостатком была большая отдаленность ее от столицы республики и даже от областного города Актюбинска. Но поговаривали, что скоро школа перебазируется в Алма-Ату.

В январе 1932 года я взял семью в Кустанай. Горсовет предоставил мне вблизи школы отдельный домик. Хотя он был и очень маленький — всего две комнаты, но мы с женой остались им довольны. За время моей поездки за семьей домик отремонтировали.

На второй или третий день приезда семьи произошел непредвиденный инцидент. Вечером я находился в школе, жену пригласил женсовет в клуб, дети остались одни в квартире. Часов в девять вечера мне позвонила дочь (ей было шесть лет), что к нам приехал какой-то дядя с вещами и будет у нас жить. Я тут же ушел домой. За столом в кухне сидел молодой человек и что-то рассказывал детям, все громко смеялись. Поздоровавшись, спросил, как он нашел квартиру и кто ему открыл. Незнакомец встал, назвал себя и рассказал, что он приезжий, из Тургая, студент какого-то техникума, уже несколько лет учится в Кустанае и жил на квартире в этом доме. Хозяин дал ему запасной ключ от входных дверей. Но в этом учебном году опоздал на занятия по болезни. Сейчас он только что с дороги, возница уехал ночевать к своим знакомым, оставив его перед дверями дома. Очень просил разрешить ему остаться у нас до утра. А если нельзя, уйдет ночевать на вокзал, а вещи пусть на время побудут у нас, пока он не подыщет новую квартиру.

Тому, что он студент, по болезни опоздал на учебу и раньше жил в этом доме, я поверил. Дом был частный и совсем недавно по ходатайству школы горсовет предоставил бывшему домовладельцу лучшую квартиру. Хотя мне и показались подозрительными чемоданы и узлы, которых было шесть — восемь штук и едва ли они могли быть собственностью студента, но безукоризненное поведение, просьба оставить в доме до утра хотя бы вещи, убедили меня, что ему можно поверить.

Вскоре пришла жена. Посоветовавшись с ней, мы разрешили ему заночевать у нас. Он разделся, и все стали готовиться пить чай.

В квартире еще не было электрического света, горела керосиновая лампа. Только сели за стол, как к нам постучали. Зашел начальник административно-хозяйственного отдела школы Рудаков и электромонтер с городской электростанции включить свет. Электромонтер сразу узнал нашего гостя и спросил:

— А ты, Ивашко, зачем здесь?

Студент вместо ответа ударил по керосиновой лампе, в темноте кого-то сбил с ног и бросился бежать. Мы сначала растерялись, затем начали погоню.

Взять его удалось только минут через тридцать-сорок. Привели ко мне в квартиру. Вызвали милицию. И тут выяснилось, что Ивашко — крупный вор, в Кустанай прибыла их целая группа с крадеными чемоданами и узлами. Они ограбили в поезде несколько пассажиров и в городе Троицке священника. Среди краденого были кресты, чаши и другое серебро.