«Крот» в окружении Андропова - Аркадий Жемчугов

Любовная измена Маклейна стала, конечно, неприятным известием и для Лубянки. Но другая новость, также касавшаяся Маклейна, вызвала настоящий шок. К ней отнеслись в Москве, как к гранате с выдернутым предохранителем. Оказалось, «Лирик» рассказал американке о том, что он — коммунист и, более того, что он — разведчик и работает на Москву.

Впоследствии он объяснил этот крайне рискованный поступок следующим образом: «Когда мы впервые узнали друг друга, она не имела оснований думать, что я являюсь чем-то большим, чем обыкновенный чиновник британской дипломатической службы. Через некоторое время она пришла к заключению, что мой образ жизни как дипломата делает наши отношения невозможными, и она ушла. Тогда-то я и рассказал ей о причине, почему я веду такую жизнь. Она вернулась, и с тех пор мы находимся вместе».

10 июня 1940 года Дональд Дюарт Маклейн и Мелинда Марлинг официально стали мужем и женой. А неделю спустя отбыли из Парижа в Лондон.

Все это время Лубянка молчала, надеясь на лучшее. И не просчиталась. Возвратившийся на службу в центральный аппарат Форин оффис, Маклейн вновь заработал в полную силу. 29 декабря 1940 года лондонская резидентура переслала в Центр его личное письмо следующего содержания: «Эта работа имеет для меня такое же значение, как и для вас, если не большее, потому что она — моя жизнь. И я изо всех сил буду стараться не сделать ничего такого, чтобы подвергнуть ее опасности. Я не могу сказать, что мне нравится эта работа, но я признаю, что это один из постов в нашей великой борьбе, к которому я больше всего подхожу, и я намерен стоять на нем до тех пор, пока меня от него не освободят».

В Лондоне курировать «Стюарта» по указанию Центра стал резидент, «мужчина невысокого роста, в очках, с сердитыми бровями и сдержанной манерой поведения». Таким описал его сам Маклейн.

Что же касается «Нормы», то она покинула Париж примерно в то же время, что и «Лирик». Благополучно добралась до Москвы. А через полгода, как говорится в документах Лубянки, «была направлена на разведывательную работу за границу».

В 1944 году Маклейн получил назначение на должность первого секретаря посольства Великобритании в США. В Вашингтоне его разведывательные возможности заметно расширились, в том числе и по атомной проблематике, к которой он уже успел приобщиться еще в Лондоне.

Маклейн был едва ли не первым, кто привлек внимание Сталина к предпринимавшимся на Западе попыткам создания сверхсекретного оружия невиданной дотоле мощности.

В сентябре 1941 года он передал документ под названием «Трубный сплав». Это был шестидесятистраничный доклад британского военного кабинета[2] о создании в течение двух лет атомной бомбы. На эти цели крупному английскому концерну «Империал кэмикал индастриз» выделялись огромные ассигнования.

За месяц до поступления в Москву этого документа Сталин лично инструктировал нового резидента НКВД в Вашингтоне В. Зарубина о том, что его «главная задача в будущем году заключается в нашем политическом воздействии на США через агентуру влияния». Ознакомившись же с «Трубным сплавом», Сталин в качестве приоритетной поставил перед тем же В. Зарубиным задачу получения всей документации по атомной бомбе.

В марте следующего, 1942 года Маклейн вновь информирует Кремль о том, что англичане интенсифицируют работу по созданию «бомбы невероятной разрушительной силы, основанной на действии атомной энергии». Сталин приглашает к себе на дачу в Кунцево академиков Вернадского и Иоффе. Результат — окончательно убедившись в реальности создания собственной атомной бомбы, Сталин лично позвонил по телефону наркому химической промышленности Первухину и обязал его оказывать всемерную поддержку ученым-атомщикам. Одновременно к регулярному освещению атомной проблематики подключились помимо Маклейна и другие агенты советской внешней разведки.

В одной из бесед с руководством внешней разведки, состоявшейся в 1951 году, В. Молотов, разоткровенничавшись, признался, что регулярно поступавшие от Маклейна и других агентов сведения об атомном потенциале США, сыграли немаловажную роль в победе… народной революции в Китае. Советское руководство, как подчеркнул Молотов, достоверно знало о намерении президента США Гарри Трумэна использовать атомное оружие против народно-освободительной армии Китая и тем самым сохранить у власти режим Чан Кайши. Однако произведенные на основании информации Маклейна и других источников расчеты свидетельствовали о том, что американский атомный потенциал крайне ограничен. Тогда-то Сталин и пошел на сознательное обострение ситуации вокруг Берлина. Другими словами, преднамеренно создал известный «берлинский кризис» 1948 года. Трумэн и его английский коллега премьер Эттли заглотнули наживку и выступили с угрозой применить атомное оружие, но не допустить перехода Западного Берлина под советский контроль. Зная, что и на Китай, и на Советский Союз атомных бомб у Трумэна не хватит, Сталин продолжал свою игру до тех пор, пока в Китае чаша весов не склонилась окончательно в пользу коммунистов. «Американское руководство, — подчеркнул тогда Молотов, — переоценило нашу угрозу в Германии и упустило возможность использовать свой ядерный арсенал для поддержки китайских националистов».

В июне 1947 года информация Маклейна, поступившая в Москву буквально накануне открытия Парижской конференции, в корне изменила позицию Кремля в отношении «плана Маршалла». Советский Союз вначале склонялся к тому, чтобы поддержать этот американский проект, имея в виду, что он поможет восстановлению разрушенной войной советской экономики. Однако полученные от Маклейна сведения, источником которых был министр иностранных дел Великобритании Эрнест Бевин, развеяли иллюзии Кремля. Завуалированная цель «плана Маршалла» состояла в том, чтобы лишить Советский Союз репараций, которые Германия обязана была выплачивать ему согласно ялтинскому и потсдамскому соглашениям. Более того, в Вашингтоне предполагали установить жесткий международный, а фактически — американский контроль над всеми проектами экономической помощи в рамках «плана Маршалла». Это означало, что в восточноевропейских странах набиравшие политический вес промосковские компартии были бы лишены экономических рычагов власти. В Кремле прекрасно понимали, к чему бы это привело. Да и сам Советский Союз, лишившись репараций, не смог бы быть на равных с США.

Внимательно ознакомившись с информацией Маклейна, Сталин незамедлительно дал указание Молотову, возглавлявшему советскую делегацию на парижском форуме, разоблачить истинные цели «плана Маршалла» и выступить против его реализации в восточноевропейских странах.

«Значимость Маклейна в принятии советским руководством внешнеполитических решений была неизмеримо выше, нежели материалы, поступавшие от Кима Филби. Последний представлял особую ценность лишь для операций органов госбезопасности».

Это — вывод уже упоминавшегося генерала П. Судоплатова, который не понаслышке знал о работе и одного, и другого выдающихся советских разведчиков.

В 1944 году Дональд Маклейн — первый секретарь посольства Великобритании в Вашингтоне. Кроме того, он замещал начальника канцелярии, что давало ему возможность фотографировать все без исключения секретные документы, которые поступали в посольство, в том числе лично послу. А вскоре он стал еще и представителем Великобритании в так называемом «Комитете единой политики по атомному развитию», созданном совместно с американцами. После каждого заседания комитета в Москву направлялась документальная информация по таким стратегически важным вопросам, как американо-английские совместные действия в сфере развития атомной энергии, разработки и накапливания ядерных арсеналов. Бывший коллега Маклейна по Вашингтону некто Роберт Сесиль свидетельствует: «Для него не существовало слишком трудных задач и внеурочных часов. Он завоевал себе репутацию человека, который всегда был готов сделать работу за заболевшего, разленившегося или просто нерадивого коллегу. Это обеспечивало ему возможность незаметно добираться до материалов, которые представляли для НКВД наибольший интерес». Но и это еще не все.

Маклейн установил тесный контакт с американцем Алджером Хиссом, чиновником Госдепартамента США, через которого получил доступ к информации об американских войсках, дислоцированных в различных районах мира.

В августе 1948 года Маклейн возвратился в Лондон, но ненадолго. В ранге советника он был назначен начальником канцелярии английского посольства в Каире. Для молодого дипломата это был беспрецедентно высокий пост. А в мае 1950 он вновь возвратился в Лондон и в начале 1951 года стал руководителем американского отдела Форин оффиса. Правда, тут-то и произошло непредвиденное.