Стихотворения - Адам Мицкевич

[1823]

ДОРОГА В РОССИЮ

По диким пространствам, по снежной равнинеЛетит мой возок, точно ветер в пустыне.И взор мой вперился в метельный туман,Так сокол, в пустынную даль залетевший,Застигнутый бурей, к земле не поспевший,Глядит, как бушует под ним океан,Не знает, где крылья на отдых он сложит,И чует, что смерть отвратить он не может.Ни города нет на пути, ни села.От стужи природа сама умерла.И зов твой в пустыне звучит без ответа,Как будто вчера лишь возникла планета.Но мамонт, из этой земли извлечен,Скиталец, погибший в потопе великом,Порой, непонятные новым языкам,Приносит нам были минувших временТех дней, когда был этот край обитаемИ с Индией он торговал и с Китаем.Но краденый томик из дальних сторон,Быть может, добытый на Западе силой,Расскажет, что много могучих племенСменилось на этой равнине унылой.Всё – в прошлом. Стремнины потопа ушли,Их русла теперь не найдешь на равнине.Грозою народы по ней протеклиИ где же следы их владычества ныне?Лишь в Альпах утесов холодный гранитМинувших веков отпечатки хранит,Лишь в Риме развалин замшелая грудаРасскажет о варварах, шедших одсюда.Чужая, глухая, нагая странаБела, как пустая страница, она.И божий ли перст начертает на нейРассказ о деяниях добрых людей,Поведает правду о вере священной,О жертвах для общего блага, о том,Что свет и любовь управляют вселенной?Иль бога завистник и враг дерзновенныйНа этой странице напишет клинком,Что люди умнеют в цепях да в остроге,Что плети ведут их по верной дороге?Беснуется вихрь, и свистит в вышине,И воет поземкой, безлюдье тревожа.И не на чем взор задержать в белизне.Вот снежное море подъемлется с ложа,Взметнулось – и рушится вновь тяжело,Огромно, безжизненно, пусто, бело.Вот, с полюса вырвавшись вдруг, по равнинеСтремит ураган свой безудержный бегИ, злобный, бушует уже на Эвксине,Столбами крутя развороченный снег,И путников губит, – так ветер песчаныйЗаносит в пустынных степях караваны.И снова равнина пуста и мертва,И только местами снега почернели.То в белой пучине видны островаИз снега торчащие сосны да ели.А вот – что-то странное: кучи стволов,Свезли их сюда, топором обтесали,Сложили, как стены, приладили кров,И стали в них жить, и домами назвали.Домов этих тысячи в поле пустом,И все – как по мерке. А ветер свистящийНад трубами дым завивает винтом,Подобно султану на каске блестящей.Рядами иль кругом – то реже, то чащеСтоят эти срубы, и в каждом живут,И все это городом важно зовут.Но вот наконец повстречались мне люди,Их шеи крепки, и могучи их груди.Как зверь, как природа полночных краев,Тут каждый и свеж, и силен, и здоров.И только их лица подобны донынеЗемле их – пустынной и дикой равнине.И пламя до глаз их еще не дошлоИз темных-сердец, из подземных вулканов,Чтоб, вольности факелом ярким воспрянув,Той дивной печатью отметить чело,Которой отмечены люди ВосходаИ люди Заката, вкусившие ядПадений и взлетов, надежд и утрат,Чьи лица – как летопись жизни народа.Здесь очи людей – точно их города,Огромны и чисты. И, чуждый смятенью,Их взор не покроется влажною тенью,В нем грусть состраданья мелькнет без следа.Глядишь на них издали – ярки и чудны,А в глубь их заглянешь – пусты и безлюдны.И тело людей этих – грубый кокон,Хранит несозревшую бабочку он,Чьи крылья еще не покрылись узором,Не могут взлететь над цветущим простором.Когда же свободы заря заблестит,Дневная ли бабочка к солнцу взлетит,В бескрайную даль свой полет устремляя,Иль мрака создание – совка ночная?Дороги по голым полям пролегли.Но кто протоптал их? Возов вереницы?Купцы ль, караваны ли этой земли?Царь – пальцем по карте – провел их встолице.И в Польше, куда бы тот перст ни попал,Встречался ли замок, иль дом, или хатаИх лом разбивал, их сносила лопата,И царь по развалинам путь пролагал.В полях не увидишь дорог под снегами,Но тотчас приметишь их в чаще лесной.На север уводят они по прямой,Светлы в полутьме, как река меж скалами.Кто ездит по ним? Вот выходят полки,То конница скачет, за нею пехотаЗмеей растянулась, за ротою рота,А там артиллерия – пушки, возки.И все они посланы царским указомТех гонят с восточных окраин сюда,Те с Запада вышли, на битву с Кавказом,Не знают, зачем, почему и куда,Не спросят о том. Ты увидишь монголаСкуласт, косоглаз, отбивает он шаг,А далее бледный, больной, невеселый,Плетется литовский крестьянин-бедняк.Там ружья английские блещут, там луки,И дышит калмык на озябшие руки.Кто их офицеры? Немецкий барон.В карете ездой наслаждается он,Чувствительно Шиллера песнь напевает.И плеткою встречных солдат наставляет.Француз либеральную песню свиститБродячий философ, чиновный бандитС начальником занят беседой невинной:Где можно достать по дешевке фураж?Пускай перемрет солдатни половинаДеньгам не ущерб. Если маху не дашь,Рассудят, что это – казны сбереженье,Царь орден пришлет и в чинах повышенье.Но мчится кибитка – и все перед нейШарахнулось в сторону: пушки, лафеты,Пехота и полк кирасир-усачей,Начальство свои повернуло кареты.Кибитка несется. Жандарм кулакомДубасит возницу. Возница кнутомСтегает наотмашь солдат, свирепея.Беги или кони сшибут ротозея!Кто едет в кибитке? Не смеют спросить.Жандармы сидят в ней, и путь их – в столицу.То царь приказал им кого-то схватить.«Наверное, взят кто-нибудь за границей?Кто б мог это быть? – говорит генерал.Французский король то, саксонский иль прусский?Кого самодержец не милует русский,Кого он в тюрьму заточить приказал?А может быть, в жертву и свой предназначен?Быть может, Ермолов жандармами схвачен?Кто знает! Бесстрашен и горд его взгляд.Хоть он на соломе сидит, как в темнице.Из крупных, как видно! За ним вереницейВозки, точна свита в них едет, летят.Но кто ж эти люди? Как держатся смело!Сверкают их очи, отвагой горя.Вельможи ль они? Камергеры царя?Нет, мальчики, дети! Так в чем же тут дело?Иль принцы они и король, их отец,Дерзнул покуситься на русский венец?»Так, строя догадки, начальство дивилось;Кибитка меж тем в Петербург уносилась.

ПРИГОРОДЫ СТОЛИЦЫ

И вот уже слышно столицы дыханье.Дорога отлична – ровна, широка.Дворцы по бокам. Точно сена стога,В соломе, под снегом, стоят изваянья.Большая часовня с крестом золотым,Античного стиля портал, и за нимДворец итальянский под кровлею плоской,А рядом японский, китайский киоски.Екатерины классический векВоздвиг и руины в классическом стиле.На южных развалинах – северный снег.Решеткой дома, как зверей, оградили,Дома всех размеров и стилей любых,Строения всякого вида и рода.Но где же свое, самобытное, в них,Где нации гений, где сердце народа?А зданья чудесны! Искусной рукойВзнесен на болоте их каменный строй.Для цезарей цирк воздвигали когда-то,И золото в Риме струилось рекой,А в этих снегах, чтоб дворцы и палатыВоздвиглись на радость холопам царя,Лились наших слез, нашей крови моря.И сколько измыслить пришлось преступлений,Чтоб камня набрать для огромных строений,И сколько невинных убить иль сослать,И сколько подвластных земель обобрать!Слезами Украины они оплатилиИ кровью литовской и польской землиВсе то, что сюда из Парижа ввезли,Чем в Лондоне их магазины прельстили.И моют в их замках шампанским паркет,И модный его залоснил менуэт.Но зданья пусты. Двор в столице зимой.И мухи придворные радостным роемВо след ему ринулись, к царским помоям.В домах только ветер танцует шальной:В столице вельможи, и царь их в столице.В столицу стремит и кибитка свой бег.Бьет полдень. Морозно, и падает снег.А солнце уж к западу стало клониться.Безжизненно светел и чист небосклон,Ни тучки, ни облачка в бездне пустынной.Все бледно и тускло, ни краски единой,Так взор замерзающих жизни лишен.Но вот уже город. И в высь небосклонаНад ним воздымается город другой,Подобье висячих садов Вавилона,Порталов и башен сверкающий строй:.. То дым из бесчисленных труб. Он летит,Он пляшет и вьется, пронизанный светом,Подобен каррарскому мрамору цветом,Узором из темных рубинов покрыт.Верхушки столбов изгибаются в своды,Рисуются кровли, зубцы, переходы,Как в городе том, что, из марева свит,Громадою призрачной к небу воспрянув,В лазурь Средиземного моря глядитИль зыблется в зное ливийских тумановИ взор пилигримов усталых влечет,Всегда недвижим и всегда убегает…Но цепь загремела. Жандарм у ворот.Трясет, обыскал, допросил – пропускает.

ПЕТЕРБУРГ