Обычный рейс (Полярные новеллы) - Александр Казанцев

— Гриша! Мы так ему обязаны!

Приближалась весна. В апрельском солнце сверкали снежные просторы.

Теперь во время прогулок Матвей Сергеевич заставлял Машу надевать темные очки.

— Только не споткнитесь, — упрямо твердил он.

Капитан Борис Ефимович на время, пока не откроется арктическая навигация, получил задание перегнать пароход «Казань» из Архангельска во Владивосток. Предстояло пройти южным маршрутом: через Средиземное море, через Суэцкий канал, Индийский океан.

Было так жарко, что спать в каютах казалось невозможным.

На палубе расстилали брезент, и команда спала под едва освежающим тело теплым ветерком.

Капитан устроил себе постель на обзорном мостике. Над головой горели незнакомые южные звезды, каких не увидишь на Севере. Знакомые созвездия ютились на самом горизонте.

Скоро Индия, Калькутта.

Капитан ждал радиограммы.

Однажды он услышал, как на обзорный мостик кто-то поднимается по трапу.

Появился радист Иван Гурьянович, который ни в какую жару не снимал своего щегольского кителя.

— Радиограмма? Давай!

Чиркнув спичкой, капитан прочитал:

"Родился мальчик. Назвали Борисом. Счастливы. Благодарные Грачевы".

— Борис Ефимович, тут еще одна, — улыбающийся радист протянул бланк.

"Механик оказался на все руки. Сходов".

Капитан задумался. Ощущая ласкающее прикосновение теплого ветра, он думал о далеком Севере, о льдах, о заброшенных в ледовитых морях островах.

Скоро начнется навигация, и он вернется на свой корабль.

НАХОДКА

"Георгий Седов" за одну навигацию должен был сделать два рейса, на каждый из которых пятнадцать лет назад требовался не один год.

Первый рейс после посещения многих островов заканчивался на острове Диком. Там корабль должен был запастись углем, принять на борт новых пассажиров, взять грузы.

Капитан Борис Ефимович вздыхал всякий раз, когда вспоминал о неизбежной стоянке в порту, о погрузке, о разговорах с начальством. Лишь выходя на мостик, он снова обретал покой.

Прищурясь, он разглядывал далекий берег очередного острова. Там свирепствовал сильный прибой. Борис Ефимович второй день упрямо выжидал. Он ни за что не соглашался рисковать кунгасами и подвергать опасности моряков.

Так и не дождались мы погоды. Отправились к соседнему архипелагу. Там погрузились и пошли обратно к негостеприимному острову.

Прибой стихал. Капитан все еще выжидал. Нетаев упрашивал, чтобы ему позволили водить катер, доставлять к берегу кунгасы.

Однако катер повел второй штурман. Волнение все еще было слишком сильным. Капитан, не отрываясь, смотрел в бинокль.

— Извозчик он, а не штурман! — закричал вдруг Борис Ефимович.

Мы с Нетаевым взялись за бинокли.

— Не так развернулся! — сердился Борис Ефимович. — Теперь кунгас повалило набок, вот волны и взлетают над ним.

Капитан побежал в радиорубку и вернулся оттуда злой.

— Все промокли до нитки, — сказал он. — Пошли греться на полярную станцию. Катер идет обратно. Ох, и встречу я его! Иван Васильевич, обратился он к Нетаеву, — катер вы поведете. Пойдите переоденьтесь.

Молодой штурман бросился в свою каюту.

Катер повел Нетаев. «Петушок» буксировал второй кунгас с грузом, который ни в коем случае нельзя было подмочить. Там были продукты и радиоаппаратура.

— А молодец этот штурманок, — говорил мне вечером капитан, — не дал кунгасу перевернуться. Нетаеву можно доверять.

Я радовался за своего приятеля.

Капитан стал читать только что полученную радиограмму. Лицо его, обычно мягкое, добродушное, тотчас изменилось.

— Ну, вот… Я их берег всю навигацию. Теперь отдавай!

Оказывается, он получил приказ идти к Устью и передать там кунгасы какому-то незадачливому капитану, растерявшему свои плавсредства во время шторма.

Рейс «Седова» заканчивался. На Диком он должен был получить новые кунгасы.

Ворча и вздыхая, капитан отправился к Устью.

На следующий день ранним утром мы с волнением разглядывали материк.

Состоялась передача кунгасов.

— Скажите им, — приказал капитан Нетаеву, — что мы уходим на север. Второй раз кунгасы оттуда будет трудновато доставить.

Нетаев все это передал в точности. По его словам, старший помощник незадачливого капитана чувствовал себя при этом неважно.

Корабль "Георгий Седов" направился к острову Дикому.

Знакомая нам бухта. Справа скалистый остров, суровый и неприветливый, в россыпи камней. На нем несколько двухэтажных домов, вышка ветряка с хлопотливо вертящимися крыльями и огромная мачта.

На материке — по левую руку — тоже двухэтажные дома, расположенные амфитеатром. У причала корабли. Названий не разберешь.

Борис Ефимович по всем правилам встал на рейд. Причал в порту предназначался «Седову». Однако какой-то пароход совершенно незаконно, как уверял Борис Ефимович, прошмыгнул к причалу и занял наше место.

Борис Ефимович сидел в каюте. В порту, когда прекращалась качка, когда не слышно было шороха трущихся о борт льдин, капитан был неузнаваем. Он растерянно сказал своему старшему помощнику, чтобы тот как-нибудь "уладил портовые дела". Сам он трудился над рейсовым донесением, кряхтел и все советовался со мной, как написать ту или иную фразу.

Потом, нарядившись в парадную форму, Борис Ефимович с мученическим видом съехал на берег. Отправился с официальными визитами к портовому начальству.

Другие капитаны завладели и местами у причалов, и погрузочными средствами. Наш капитан вернулся с берега, ничего не добившись.

— Тут его надо подменять, — шепнул мне старший помощник капитана, молодой человек, еще недавно плававший на военных кораблях.

Старпом вернулся, все уладив. Борис Ефимович был очень доволен и ехать на берег еще раз категорически отказался.

На острове Диком я встретился с местным старожилом Панченко, седым полярником, бывшим матросом. Он провел меня в радиоцентр и показал знаменитую книгу, хранителем которой он здесь считался. В старой конторской книге с толстым переплетом были собраны автографы многих путешественников.

— Тут замечательные записи есть, — с гордостью говорил он мне. — Вот, например, в тысяча девятьсот восемнадцатом году написано по-норвежски: "Уверен, что в этой прекрасной бухте будут стоять на рейде десятки кораблей. Руал Амундсен". Известный полярник был. Он Южный полюс открыл, а через Северный путь ему пройти не удалось. Его «Мод» три года шла по Северному морскому пути. Два раза пришлось зимовать. Радиограммы в ту пору пешком ходили. Чтобы дать о себе знать, пришлось ему послать двух матросов на Дикий. Один из них погиб. Другой совсем немного не дошел до нас, тоже замерз. Его могила в порту, возле новых домов. А вот Нансен — тот прямо говорил: "Северный морской путь — иллюзия, чаровавшая исследователей в течение веков". Ничего себе «иллюзия»! У нас на Диком капитаны из-за причалов дерутся.