Допустимые потери - Ирвин Шоу

Он отпустил ее руку и направился вниз по улице по направлению к дому.

На следующий день ровно в полдень он пришел на угол Пятой авеню и Сорок девятой улицы. Погода была мягкой и солнечной, и улица была заполнена девушками из соседних офисов, которые выскочили на свой ленч, и женщинами, разглядывавшими сияющие витрины и подбирающими себе яркие краски нарядов, чтобы ознаменовать приход весны. Тут явно не то место, где бы мог скрываться человек с автоматом, чтобы привести в исполнение свой приговор.

Деймон выпрямился и подчеркнуто медленно пошел вдоль квартала. Это заняло у него четыре минуты. К нему никто не подходил. Выстрелов тоже не было слышно. Мелодрама, презрительно подумал он. Сценическое действо. Фантазия на тему любовных игр. Сумасшедшая заносчивая девчонка решила выглядеть современной и взрослой. И этот бедный сукин сын с заплаткой в башке, который, к ее радости, стал смазывать свой автомат.

Он знал, что на Шестьдесят третьей улице есть хороший ресторан, и направился к нему, радуясь весеннему солнцу, и витринам магазинов, и ярким одеждам женщин, мимо которых он проходил, неторопливо меряя шагами расстояние до ресторана, где позволил себе изысканный и дорогой ленч с бутылкой вина.

Он увидел, что его стакан пуст, и подумав — что за чертовщина, — заказал себе еще виски. Он знал, что сегодня уже не пойдет на работу, и если хотел продержаться до вечера, виски должно было оказать ему содействие.

Он не слышал о Мелани Дил и не видел ее с того самого разговора на Пятой авеню, а с тех пор прошло больше года. Он никогда не сталкивался с мистером Эйснером, маклером с Уолл-стрита, у которого были платиновая заплатка, автомат и грудь, увешанная медалями. Постановка «Яблока для Елены» провалилась, и автор все еще пытался переписывать первый акт.

И все же, если человек объявил, что собирается убить его, даже если он и не появился в условленном месте, чтобы привести в исполнение свою угрозу, это еще не значит, что Деймон может спокойно жить всю оставшуюся жизнь. Этот глупый поступок, подобающий скорее какому-то бойскауту, теперь казался ему лишь временной победой, и, с удовольствием уничтожая свой ленч, Деймон думал, что вооруженный человек подумает не раз и не два, прежде чем подстрелить соперника на оживленной улице, днем, в толпе одной из главных улиц Нью-Йорка, — он решит выбрать более подходящее время, он затаится в ожидании, лелея свою мечту о мести месяцами и годами. Ревность — самое стойкое из чувств, и она не вспыхивает, чтобы исчезнуть через сутки. Деймон был уверен, что лейтенанту Шултеру необходимо знать об этом человеке. Маклер вполне заслужил место в списке личных врагов, и, возможно, Мелани Дил с ее непредсказуемостью должна расположиться рядом с ним. Во всяком случае, ей стоит позвонить.

Он стал рыться в карманах в поисках мелочи, а затем остановился. Мистер Эйснер — не единственный упоминавшийся ею человек, который ему угрожал. Деймон вспомнил, что Мелани рассказывала о разглагольствованиях Гилдера, когда провалилась премьера «Мужчина плюс мужчина». Гилдер обещал уничтожить его, и в его силах пустить в ход и свои деньги, и грязные сплетни. Успеха в этом он не добился, и неудача может глодать его душу, пока со временем не подвигнет его на более прямые действия. Деймон относился к нему как к личности, не заслуживающей внимания. В этом он ошибался. Из ситуации, в которой он ныне оказался, как бы она ни выглядела со стороны, необходимо было искать выход. И нельзя было сбрасывать со счетов возможности которыми обладал раздраженный психованный молодой человек с немалым состоянием, который едва избежал длительного тюремного заключения за преступление, связанное с покушением на убийство, а денег, чтобы оплатить наемных убийц, у него хватало.

Вне всякого сомнения, подумал Деймон, обнаружив мелочь в кармане, необходимо позвонить Мелани.

Оставив стакан на стойке, он пошел в глубь бара, к телефонной будке. Припомнив, что Мелани живет на Двадцать третьей улице, он поискал номер в телефонном справочнике Манхеттена, не в силах отделаться от воспоминаний о мягком прикосновении ее губ в такси и о ее словах: «Он относится ко мне как отец, и мне это нравится».

Он набрал номер, но в трубке раздался механический голос, произнесший: «Номер, который вы набираете, больше не существует». На минуту он задумался. Можно было бы позвонить Проктору и узнать, как связаться с девушкой, но, припомнив слова Оливера, что Проктор практически раздевает девушку глазами, он почувствовал неудобство таких расспросов. Бог знает, что там было между ними, хотя она сказала: «Безнадежно, Нью-Джерси», оценивая шансы продюсера заполучить ее.

Постояв в задумчивости, он разыскал номер актерского профсоюза. Она должна быть у них в списках, и когда Деймон назовет себя, они будут знать, что он связан с театром, звонок его совершенно естественен, и дадут ему ее номер. Накручивая диск, он пробормотал: «Ну, не так уж это все естественно».

Понадобилось некоторое время, прежде чем разыскали человека, обладавшего необходимой информацией, но наконец трубку взяла женщина, которую он знал.

— Софи, — сказал он после того, как они обменялись приветствиями. — Я хотел бы связаться с актрисой по имени Мелани Дил. Один из моих авторов считает, что может использовать ее в пьесе, над которой он сейчас работает, — соврал он.

— Ох… — Наступила долгая пауза. — Мелани умерла три месяца назад. В Чикаго. Она поехала отдохнуть и попала в автомобильную аварию. Дорога была обледеневшей, а за рулем сидел пьяный актер. Простите. Мне очень жаль. Она была обаятельным юным созданием, и у нее было будущее. Мне ужасно жаль. Она была вашей приятельницей?

— Не совсем, — сказал Деймон. Чикаго, подумал он. Одно к одному. Он повесил трубку.

Глава двенадцатая

Он лежал на полу. Вокруг стоял запах пролитого пива, сигар и сигаретных окурков, слышался гул голосов, сверху на него смотрели встревоженные лица, и кто-то сказал:

— Не трогайте его, может, у него сломана шея.

На мгновение ему показалось, что он бредит и что надо извиниться перед теми, кто смотрит на него, но не мог выдавить из себя ни слова. Затем все вспомнил.

Когда он вернулся из телефонной будки к стойке, на которой оставил свой стакан и блокнот, рядом с ним ссорились два человека. Речь шла о каких-то деньгах, припомнил он. Затем один из них, тот, что был поменьше ростом, со сморщенным обезьяньим лицом, схватил со стойки бутылку пива и замахнулся ею на другого человека, который, прикрывая голову руками, с криком «Вор и подонок!» попытался спрятаться за Деймоном.

— Ну, ну, — сказал Деймон, инстинктивно хватая за руку мужчину с бутылкой, чтобы предотвратить драку. Мужчина яростно размахнулся и ударил бутылкой по лбу Деймона. Оглушенный, Деймон сделал шаг назад, но споткнулся и рухнул на пол.

Теплая и липкая жидкость заливала его глаза и рот. Он почувствовал соленый вкус. Сел. Лица над ним качнулись и поплыли к потолку.

— Со мной все в порядке, — сказал он, пытаясь вытереть глаза и рот, а затем, посмотрев на свою руку, увидел кровь и спокойно произнес: — Кровь агнца. Если вы ничего не имеете против…

Он был смущен, оказавшись в центре внимания всех этих незнакомых людей, которые зашли в бар, чтобы мирно пропустить рюмочку перед ленчем. Человек, ненавидевший сцены, он оказался главным героем и жертвой скандала. Чужие руки помогли ему подняться. Пришлось ухватиться за стойку, чтобы снова не упасть. Блокнот, увидел он, был во влажных кроваво-красных пятнах. Кровь агнца, запятнанная бумага — вот суть его жизни, алтарь для жертвоприношений. Баран, запутавшийся в кустах.

— Приятель, — сказал бармен, — вот тебе первый урок: никогда не лезь разнимать, когда в салуне начинается драка.

Деймон слабо улыбнулся.

— Я запомню. А где человек, который это сделал?

— Оба давно ушли, — сказал бармен. — Вполне достойные джентльмены. — В тоне его чувствовалось уважение. — Парень, который ударил тебя, оставил десятку, уходя. — Бармен показал бумажку. — Он сказал, что извиняется, потому что на самом деле хотел прикончить другого. Оба они были вполне прилично одеты. В наше время ни в чем нельзя разобраться.

Из кухни вышла женщина с аптечкой первой помощи.

— Вам бы лучше сесть, мистер, — сказала она. — Давайте я промою вам рану.

Прежде чем она отвела его к стулу, он бросил на себя еще один взгляд в то зеркало за стойкой бара. На него в упор смотрел тот же призрак. Зеркало было слишком мутным, чтобы показать кровь.

Он тяжело опустился на стул, а женщина стала промывать его лоб мокрой тряпочкой, от которой рану саднило, но шум голосов стих, и все вернулись к своим стаканам.

— Не так страшно, — сказала женщина. Она была толстой, чернокожей, и от нее пахло подгоревшим маслом, но ее руки, когда она возилась с ним, были мягкими и уверенными. Как руки Шейлы в больнице, подумал он. — Благодарение Господу, что бутылка не разбилась, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?