Имам Шамиль - Шапи Казиев

Но дело обернулось иначе. Хаджи-Мурад был искалечен, но остался жив. Его почти бездыханное тело нашли пастухи и тайно доставили Хаджи-Мурада в его родное село Цельмес. Он вскоре поправился, но ноги его были повреждены так сильно, что он хромал до конца своих дней.

Обида и жажда мщения привели Хаджи-Мурада к решению, перевернувшему всю его дальнейшую жизнь. Вскоре Шамиль получил от него письмо, в котором говорилось: "Ты узнал мою храбрость, когда я защищал против тебя Хунзах. Желаешь ли испытать ее теперь, когда я хочу биться рядом с тобой?"

Шамиль понял, что в этом письме Хаджи-Мурад прислал ему ключ к покорению Аварии, и мысленно поблагодарил Клюгенау, подарившего ему столь значительного союзника.

В ответном письме Шамиль отдал должное храбрости Хаджи-Мурада и назначил его наибом нескольких аварских сел, которые еще не подчинялись Шамилю. И Хаджи-Мурад не замедлил проявить свои дарования самым опасным для царского командования образом.

Народ принял нового наиба с радостью, а в начале 1841 года родной аул Хаджи-Мурада Цельмес, располагавшийся недалеко от Хунзаха, уже превратился в центр восстания, охватившего всю Аварию.

Письма царского командования Хаджи-Мураду с угрозами сурового наказания, если он не прекратит подстрекать население и не явится к начальству, только подливали масла в огонь. Правивший в Аварии Ахмед-хан, опасаясь мести и растущего влияния Хаджи-Мурада, у которого даже в Хунзахе было немало сторонников, убеждал начальство незамедлительно покончить с мятежником.

Войска в Дагестане были значительно усилены. А против Хаджи-Мурада были брошены части Апшеронского полка. Возглавить карательную экспедицию вызвался генерал Бакунин, находившийся здесь с инспекционной поездкой. Цельмес был окружен. Битва продолжалась целый день. Но подоспевшие на помощь отряды Шамиля обратили нападавших в бегство. Был убит и сам Бакунин, так и не успев отличиться. Хаджи-Мурад, преследуя отступавших, захватил и разорил несколько принадлежавших ханству сел. Взбешенный Ахмед-хан казнил в Хунзахе ближайших родственников Хаджи-Мурада. С тех пор желание отомстить кровному врагу стало одной из главных целей Хаджи-Мурада. Он подстерегал его на дорогах, делал засады и набеги. Ахмед-хан хорошо знал, на что способен Хаджи-Мурад, и принимал чрезвычайные меры для своей защиты. Он даже подсылал к нему убийц, но Хаджи-Мурад с ними разделался, а жизнь хана превратилась в сплошной кошмар.

Союз Хаджи-Мурада с Шамилем был скреплен на долгие годы. О том, что Шамиль полностью доверял Хаджи-Мураду, свидетельствовали и письма имама по поводу возникавших в наибстве споров. "...Пошли обе стороны к Хаджи-Мураду для рассмотрения известного дела и для того, чтобы все стало на свое место. И если он решит это по справедливости, - ему награда, а если нет - ему и отвечать. И мир".

К весне власть Шамиля утвердилась на огромной территории. Следуя примеру Хаджи-Мурада, на сторону имама стали переходить влиятельные люди из еще подвластных царскому командованию областей.

Значительным событием стал и окончательный переход в лагерь Шамиля шейха Джамалуддина Казикумухского, ставшего духовным полюсом освободительного движения.

НЕУДАЧИ ГОЛОВИНА

Оказавшись перед угрозой полной потери края, Головин решил переломить ситуацию. Свои войска в Дагестане и Чечне, усиленные 14-й пехотной дивизией, Головин разделил на три отряда: Дагестанский, Чеченский и Назрановский. Два первых отряда, соединившись на реке Сулак, атаковали Шамиля, засевшего на Хубарских высотах. Оттеснив имама, заняв стратегически важный аул Чиркей и желая оградить приморские владения от новых вторжений, они принялись строить на Сулаке сильное укрепление, названное в честь Головина Евгеньевским.

Чеченский отряд вернулся в Грозную и занялся укреплением Сунженской линии, а Назрановский оседлал Военно-Грузинскую дорогу и старался удержать в повиновении окрестное население.

Но и Шамиль не сидел сложа руки. Укрепляя свою власть, распространяя шариат и набирая новых воинов, он непрерывно совершал военные рейды. А его небольшие "летучие" отряды нападали на царские войска повсюду, где они находились, изматывая и лишая покоя самые боеспособные части.

Его отряды легко преодолевали кордоны и появлялись в самых неожиданных местах, вплоть до берегов Каспия. Наиб Шугаиб Центороевский совершил удачный набег на Кизляр, а наиб Ахвердилав проник даже на Военно-Грузинскую дорогу, где захватил Александровское укрепление и вернулся с богатыми трофеями.

Граббе, намереваясь вернуть в повиновение чеченцев, прошел по Чечне. Но, подвергаясь беспрерывным нападениям, штурмуя лесные завалы и не имея точного плана действий, вынужден был с большими потерями вернуться назад в Грозную.

Неясность положения, неудачи экспедиций и грозящая отовсюду опасность повергли кавказское начальство в уныние. В столице требовали впечатляющих результатов и неоспоримых побед. Между генералами начались споры и интриги, окончательно расстроившие и без того не блестящее состояние дел на Кавказе. А попытки Головина вступить в новые переговоры с Шамилем не дали никаких результатов, кроме поднятия авторитета имама среди его приверженцев.

ПЕВЕЦ КАВКАЗА

Тот 1841 год был омрачен еще одним событием, возбудившим в обществе неприязненное отношение к делам на Кавказе. Сосланный в ссылку "властитель дум", знаменитый поэт Михаил Лермонтов погиб 15 июля на дуэли в Пятигорске.

Он знал Кавказ не понаслышке. Здесь он бывал с детства. Под Кизляром, почти на самой кордонной линии, располагалось имение Е. Хостатовой - сестры его бабушки. Лермонтов подолгу жил здесь, отсюда его возили на минеральные воды. "...Как сладкую песню отчизны моей, люблю я

Кавказ!.." - писал 16-летний юноша под впечатлением первых поездок в горы. Еще тогда он впитал дух горской жизни, с восторгом слушал героические легенды и были, знал песни, танцы и обычаи горцев и казаков. "Синие горы Кавказа, приветствую вас! Вы возлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили..." - писал уже зрелый поэт.

В 1837 году, сосланный на Кавказ за стихотворение на смерть Пушкина, Лермонтов нашел горную страну уже объятой войной.

Живой, опасный и деятельный мир сильных людей принял Лермонтова в свои объятия, как родного. Влиятельные люди старались уберечь поэта от пуль бесконечными переводами в новые части.

Проехав весь Кавказ, Лермонтов прибыл в Тамань. Новые впечатления и знакомства, в том числе с четой молодых черкесов-контрабандистов, промышлявших доставкой пороха и свинца немирным горцам, стали затем материалом для повести "Тамань". Здесь Лермонтов едва не стал жертвой рискованного приключения, но отделался утратой дорогого оружия и шкатулки с деньгами.

Круиз поэта по Кавказу закончился там же, где и начался - в Ставрополе. Здесь он встретил сосланных на Кавказ декабристов, с которыми и присутствовал при въезде в город императора.

Хлопоты бабки Лермонтова привели к переводу его в Гродненский гусарский полк в Новгород. Лермонтов до последнего откладывал свой отъезд, душа его отогрелась на юге и не желала новйх мытарств.

Прощаясь с Кавказом, Лермонтов создал серию живописных работ, будто торопясь запечатлеть образы мира, окружающего героев "Мцыри", "Демона", "Сна", "Измаил-Бея", "Хаджи Абрека", "Беглеца", "Героя нашего времени", "Поэта" и многих других его кавказских произведений.

Однако прощание оказалось недолгим. В 1840 году, после дуэли с сыном французского посла де-Барантом, Лермонтов был отправлен в Тенгинский полк, стоявший в Темир-Хан-Шуре.

"Убьют меня, Владимир", - предрекал Лермонтов В. Соллогубу на прощальном вечере у Карамзиных. А уже с Кавказа писал А. Лопухину: "Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму..."

В июле 1840 года Лермонтов попал в отряд под началом генерал-лейтенанта Галафеева, воевавшего в чеченских лесах с наибами Шамиля. Сражение при реке Валерик продемонстрировало столь высокое боевое искусство горцев, что Галафеев отмечал в своем донесении: "Должно отдать также справедливость чеченцам; они предприняли все, чтобы сделать успех наш сомнительным". В этой битве участвовал и Лермонтов, описавший ее в послании к В. Лопухиной: "Я Вам пишу: случайно! право..." Как свидетельствовали очевидцы, "гарцевал Лермонтов на белом, как снег, коне, на котором, молодецки заломив белую холщовую шапку, бросался на чеченские завалы. Чистое молодечество! - ибо кто же кидался на завалы верхом?!" За храбрость, проявленную в этом бою Лермонтовым, Галафеев представил его к ордену Владимира 4-й степени с бантом, но Головин заменил его на Станислава 3-й степени, так как орден Владимира давался лишь тем, у кого уже были ордена. У Лермонтова их не было, была лишь слава замечательного поэта. Но и это представление императором было отклонено. Как и более позднее представление князя Голицына о награждении Лермонтова золотой саблей с надписью "За храбрость".