Обещание счастья - Глория Даймонд

Снова пройдясь по комнате, он взял в руки журнал и, не взглянув на него, бросил на кофейный столик с такой силой, что тот слетел на пол.

— Мне было двадцать три года, но я повел себя, как шестнадцатилетний подросток. Рейчел и ее подружка жили в квартирке с отдельным входом на третьем этаже дома неподалеку от склада. Это лестница казалась нам лестницей в небо.

Нащупав за спиной стол, Грейс крепко ухватилась за его край и напряглась, будто собираясь противостоять сильному порыву ветра. Она выслушает все. Все до конца! Как бы ей ни было больно…

— Пол нес дневные дежурства, а Джо и я — через ночь. И вот однажды… Я помню, как Джо попросил меня поменяться с ним сменами. И именно в ту ночь, возможно, именно в тот момент, когда я лежал с Рейчел в постели, неизвестные ворвались на склад. — Повертев в руках пресс-папье, Рич закончил вдруг охрипшим голосом: — Ворвались и нашли там Джо. Одного. И убили его!

— Рич, — прошептала Грейс, — ведь там мог оказаться и ты. — Она впервые услышала о том, что Джо попросил Слейда поменяться дежурствами. Ведь Рич никому не сказал об этом, даже полиции. И в результате семейство Мэдок создало миф о мученической смерти Джо. — Я хочу сказать — это могло произойти и с тобой, если бы на месте брата оказался ты… — Голос Грейс оборвался. Она представила себе Джо с кровью Рича на руках.

— Но не оказался! — Рич в три шага пересек кабинет и остановился прямо перед ней. — Неужели ты думаешь, что я сам не желал бы этого? Я тысячу раз чуть не до сумасшествия проигрывал эту сцену в своем мозгу, мечтая вернуться в ту ночь, чтобы сказать Рейчел «нет». Или уйти из ее спальни пораньше. Я не знаю точно, что произошло тогда. Не знаю, были ли это братья Фишер или какие-нибудь другие громилы. Но точно знаю, что сумел бы помочь другу. Если бы только не был поглощен самим собой, собственными удовольствиями…

— Замолчи! — взмолилась Грейс.

— Нет… — начал было он, но она заглушила его слова поцелуем.

Этот поцелуй должен был быть успокаивающим и всепрощающим. Но стоило их губам соприкоснуться, как появился тот неуловимый поначалу налет чувственности, который яснее ясного говорил, что иногда души могут найти друг друга через тела и что физическая любовь тоже может быть благословением.

Какое-то время Грейс упивалась этим ощущением, потом медленно отстранилась.

— Все осталось позади, Рич, — твердо сказала она. — Все твои страдания.

Он только молча покачал головой. Его воспаленные, недоверчивые глаза изучали ее лицо, пытаясь отыскать нечто могущее позволить ему изменить свое мнение.

— Да, — настаивала Грейс. — Пора нам с тобой исцелить друг друга.

На его губах появилась кривая усмешка.

— Не думаю, что это возможно…

— Да, возможно! О, Рич, люби меня!

— Грейс…

— Пожалуйста, — попросила она. — Я ждала тебя так долго! — Она запустила пальцы в его густые волосы. — Ты должен был сделать меня своей еще тогда, а не уходить к Рейчел.

— Знаю, — пробормотал Рич, — но тебе было всего семнадцать, Грейс. Ты была такой невинной. — Он коснулся ее щеки. — Есть поступки, на которые не способен даже такой грешник, как я.

— Тогда возьми меня сейчас, — прошептала она. — Теперь я уже не ребенок.

Он чуть было не улыбнулся и, нежно проведя кончиком пальца вниз по ее шее, остановился там, где бешено бился пульс.

— Да, и это я тоже знаю…

Ласкай меня! — звучал в мозгу страстный призыв, и, чувствуя, как нарастает в ней желание, Грейс, закрыв глаза, откинула голову, как бы предлагая себя. Ласкай меня!

Но Рич, положив ладонь на ее ключицу, прислушивался к биению ее сердца, как будто желая найти в нем какой-то ответ.

— Не думаю… не думаю, что могу быть тем, за кого ты меня принимаешь, Грейс, — произнес он глухим голосом. — Мне пришлось нелегко. После гибели Джо… После смерти Рейчел…

Что Рич хотел этим сказать? Он не мог перестать быть мужчиной. И потом, она же чувствует его желание, такое желание, что у нее кружится голова.

Значит, что-то другое. Но что именно? Ведь все, что произошло с ними до этого момента, не имело никакого значения по сравнению с новым, чудесным миром, который должен перед ними открыться. Если бы только он согласился!

— Я могу разочаровать тебя, — медленно произнес Рич. — Я не в состоянии… отдаться полностью. Ты понимаешь? Я просто больше не получаю удовольствия от секса. — Он посмотрел на свои руки так, будто они принадлежали кому-нибудь другому. — Чувство вины — странная вещь, Грейс. Оно будет постоянно стоять между нами.

— Только не сегодня, — возразила она и, взяв его руку, прижала ладонь к своей налившейся груди и довольно вздохнула. — Только не сегодня, — повторила она.

Как хотелось поверить этому, но, даже ощутив под пальцами возбуждающую податливую округлость, он чувствовал себя скованным. Как у человека, долго желавшего того, в чем ему было отказано, и наконец уверившего себя, что вовсе не хочет этого, мозг Рича отказывался воспринимать поступавшие к нему нервные импульсы.

Ладонь кололо, как будто через нее проходил электрический ток. В отчаянии, пытаясь заставить себя хоть что-то почувствовать, Рич положил вторую руку поверх ее руки.

Да, когда-то, давным-давно, он знал, как нужно заниматься любовью и получать от этого удовольствие. Надо все это вспомнить. Он не может быть сегодня бесчувственным. Только не с Грейс!

Неловкими пальцами Рич расстегнул с десяток маленьких перламутровых пуговичек, обнажая ее тело, в свете луны казавшееся вырезанным из слоновой кости.

Скользнув пальцами под кружево бюстгальтера и взяв в ладони полные груди Грейс, Рич даже застонал от ощущения своего бессилия. Он знал, что чувствительные соски сейчас твердеют под его пальцами, что от его прикосновений девушка вся дрожит. Знал, что по всему ее телу прокатываются волны жара и что он сам должен был затоплен этим же приливом. А вместо этого стоял, как праздный наблюдатель, один, с болью в сердце, полный безнадежной тоски. Мышцы его пребывали в невероятном напряжении, и, как ни парадоксально, он никогда не был более готов физически.

Значит, он должен взять Грейс именно сейчас, войти в нее с такой силой, что она застонет, выгнется навстречу ему от охватившего ее наслаждения. И если ей захочется этого и дальше, он будет продолжать до бесконечности, как машина, пока она, изнеможенная, не затихнет в его объятиях.

И все будет замечательно. Все, кроме одного: он не почувствует ровным счетом ничего! Ничего, кроме полного опустошения и горького разочарования.

Когда он расстегнул последнюю пуговицу, Грейс уткнулась лицом в его плечо, издавая тихие, нетерпеливые стоны. Рич понял, что она, словно канатоходец, балансировала на грани реальности и волшебного мира чувственных наслаждений. Его пальцы, с таким искусством доставлявшие ей наслаждение, одним неверным движением могли столкнуть ее вниз. Но Рич не желал этого, напротив, ему хотелось поднять Грейс до заоблачных высот блаженства. Она это заслужила.