что дело кончится столкновением с Австрией из-за дележа завоеванных земель. Впоследствии соратник Бисмарка, Мольтке, так писал о настроениях в правительственных кругах, которыми руководил Бисмарк: «Война 1866 года не была вызвана необходимостью защищать наше подвергающееся угрозе существование: это был конфликт, признанный необходимым в кабинете, давно задуманный и постепенно подготавливавшийся». К этому конфликту Бисмарк давно готовился; для него он ценой разрыва с палатой усиливал военные силы Пруссии. Но и здесь он, помимо надежды на прусские войска, заботился о том, чтобы во время столкновения Пруссия выступила в качестве прогрессивной, а Австрия в качестве реакционной силы, цепляющейся за отжившие политические формы. К общественному мнению тогдашней Германии, в котором главную роль играла либеральная буржуазия, он был равнодушен и в предстоящем конфликте с Австрией возлагал свои надежды не на одну только силу оружия. Конфликт разыгрался довольно быстро. Сначала герцогства были отданы (по Венскому договору 30 октября 1864 г.) в совместное управление Пруссии и Австрии; через год, ввиду возникших несогласий между совладельцами, их разделили, причем Австрия получила Голштинию, а Пруссия — Шлезвиг (ганзейская конвенция 14 августа 1865 г.). Но и здесь они не поладили между собой ввиду того, что Бисмарк по давнишней привычке прусских администраторов сразу и слишком резко принялся за искоренение в Шлезвиге всякого духа местного патриотизма, а Австрия — тоже в силу давних австрийских традиций ввела в своей провинции довольно мягкие порядки. На этой почве между Австрией и Пруссией возникли очень серьезные трения. Бисмарк не находил нужным особенно считаться с настроением присоединенных земель, несмотря на национальный лозунг, во имя которого якобы была начата война с Данией. Он знал, что общественное мнение Германии быстро простит ему его слишком решительную политику опрусачивания. Но зато по отношению к этому всегерманскому общественному мнению он сразу сделал две существенных уступки: во-первых, завязал переговоры с итальянским королем Виктором Эммануилом, несмотря на то, что Австрия и другие немецкие государства видели в савойском доме революционную династию, добивавшуюся единства Италии путем свержения нескольких законных династий. Сам прусский король не хотел иметь ничего общего с итальянскими королем, и Бисмарку стоило больших усилий преодолеть отвращение Вильгельма к революционному происхождению власти савойского дома. Конечно, союз с Италией был нужен Бисмарку не только затем, чтобы привлечь к себе расположение немецких либералов: на первом плане для него здесь стояли соображения военной помощи, которую Италия могла оказать Пруссии в предстоящей войне против Австрии; но Бисмарк не упускал из виду и того, что союз с Италией привлекает на его сторону либеральные круги Германии и что, заключая его, он одновременно убивает двух зайцев. Другая диверсия Бисмарка в сторону либеральной буржуазии заключалась в том, что, когда окончательно выяснилась невозможность мирного разрешения конфликта с Австрией из-за управления Шлезвигом и Голштинией, он неожиданно предложил созвать общегерманский парламент путем прямых выборов и всеобщего голосования всей немецкой «нации», который должен был заняться вопросом о переустройстве Германии, — конечно, на основе прусских предложений. Уже второй раз Бисмарк пускал против Австрии это оружие, и оно должно было и теперь сослужить ему хорошую службу. Образ действий Бисмарка оттенялся тем ярче, что Австрия только что перед этим предлагала передать шлезвиг-голштинский вопрос на разрешение Союзного сейма — учреждения, которое до этого времени служило только помехой всяким попыткам объединения и реформ в Германии и уже давно заслужило презрительную кличку «собрания мумий». Предложение Бисмарка произвело тем более сильное впечатление, что этим он открыто давал понять, что идея германского единства им не забыта и что он готов ее снова поднять при любом удобном случае. В Германии выступление Бисмарка именно так и было понято. «Теперь дело шло, — писал об этом выступлении Мольтке, — уже не о завоевании новой территории, а о господстве над Германией». Мольтке писал «о господстве над Германией» потому, что для всех становилось все более ясным, что германское объединение может произойти только в форме прусской гегемонии, но речь шла здесь именно о германском единстве. Так понимали дело немецкие либералы еще в эпоху франкфуртского парламента. Бисмарк, поднимая теперь старое знамя немецкого единства, хотел, чтобы война с Австрией велась под прежними, популярными в обществе лозунгами. Мы видим, что и здесь Бисмарк возлагал свои надежды не на одну «кровь и железо», а заботился о привлечении на свою сторону тех общественных кругов, за которыми он в данную минуту признавал силу.
Но расчет Бисмарка был более на будущее, чем на настоящее. В 1866 г., накануне войны с Австрией, общественное мнение Германии не сложилось окончательно и в общем было неблагоприятно для политики Бисмарка. Он слишком запугал общество своей решительной, не останавливающейся перед открытым нарушением конституции политикой; кроме того, цели войны не представлялись в достаточной мере ясными, и неповоротливые умы немецких бюргеров не могли в то время еще достаточно осмыслить, какое значение в истории германского объединения займет предстоящая война с Австрией. Именно в этой неясности целей войны и упрекал Бисмарка в своем манифесте «Национальный союз».
Но Бисмарк верно рассчитывал на оправдание своих действий post factum, и расчет оправдался. Известен исход австро-прусской войны: несмотря на то, что на сторону Австрии стали Ганновер, Кургессен, Нассау, Саксония и Южная Германия (Бавария, Баден, Вюртемберг), Пруссия без большого труда, опираясь на союз с Италией, разбила своих противников. Ганноверская армия капитулировала через две недели после начала военных действий; Саксония была занята без боя, и вслед за этим наступила очередь Австрии. Прусское ружье Дрейзе оказалось неизмеримо выше вооружения австрийского пехотинца, прусские генералы, во главе которых стоял Мольтке, дальновидностью и способностью к самостоятельным действиям намного превосходили австрийских; смелое и решительное наступление пруссаков сразу перепутало все планы австрийского штаба, построенные на соображениях осторожного ведения кампании; австрийская система действий сомкнутыми рядами повела к страшным опустошениям в рядах австрийской армии, между тем как пруссаки на открытых местах предпочитали рассыпаться цепью и вообще обнаружили умение считаться с условиями почвы и местности. При таких условиях разгром австрийской армии был необычайно стремительным: Австрия объявила войну 17 июня; через две недели после этого 3 июля австрийцы были наголову разбиты при Содовой, а еще через две недели прусская армия стояла уже под стенами Вены. Еще раньше другой прусской армией были разбиты войска южногерманских государств. Победа пруссаков была полная, но Бисмарк не находил невыгодным для Пруссии, ни даже возможным чрезмерно унижать Австрию. Его задачей было только уничтожение того противодействия, которое он неизменно встречал в лице Австрии на пути к объединению Германии под главенством Пруссии. При крайне опасном международном положении Пруссии, граничившей с запада
