Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Перкинс Джон М.

Я не стал рассказывать экспансивному Пепе, что тот жрец все же согласился нам помочь. Перелом в его настроении наступил после моих слов о том, что единственная причина, по которой я искал его помощи, в том, что, объединив усилия, мы смогли бы перебросить мостик взаимопонимания между его и моим народом. «Очень многие люди в Соединенных Штатах точно так же возмущены тем, как наше правительство обходится с вашим народом. Мы хотим изменить это положение, — тут я стал доставать из сумки священный камень инков и другие реликвии, подаренные мне шаманами кечуа в Эквадоре. — То же самое мы стараемся делать и в других уголках Латинской Америки». Взглянув на эти «мандаты доверия», жрец неожиданно перешел на испанский, на котором, кстати, он говорил довольно бегло.

К моменту прибытия нашего кортежа в район геотермальных источников, где должна была располагаться строительная площадка, я уже более или менее решил, какого рода рекомендации представлю своему работодателю SWEC. Этот проект Всемирного банка не должен быть реализован, поскольку он не только сделает богатых богаче, а бедных беднее, но и лишит майя их священных прав. Когда наш кортеж подъехал к месту будущего строительства, Пепе снова задержал меня, и я имел «удовольствие» еще раз наблюдать за работой секьюрити — правда, теперь их была уже дюжина. Даже через автомобильное стекло ощущались потоки энергии, исходившие от этого места. Над землей клубились облака водяного пара. Еще не ступив сюда ногой, я уже понял, почему майя с таким трепетом относятся к этому месту.

Потом мы с Пепе выбрались из машин, и он стал на память перечислять основные инженерные параметры намечающегося строительства — киловатты, давление на квадратный фут, затраты на строительство и прочее в том же духе. Мы с Пепе стояли на краю природного бассейна, в котором бурлили воды геотермального источника, распространяя вокруг серные пары, и он что-то бубнил, тыкая пальцем в сторону подножья ближайшего склона, куда убегали воды источника. Вроде его сестра задумала построить здесь спа-курорт. Однако я чувствовал себя обязанным высказать то, что представлялось мне совершенно очевидным: «Майя будут всеми силами сопротивляться этому строительству».

— Ну, здесь вы как раз ошибаетесь! — уверенно ответил Пепе. — Может, они и тупые, но все же понимают, что значит встать на дороге у меня и моей семьи, — он сам оборвал себя и усмехнулся: — В общем, я уверен, что мы договоримся. Мне это и обойдется не так уж дорого — куда меньше того, что могло бы сорвать проект, так, жалкие гроши. Вот и все, что им надо. Поэтому-то вам и выгодно иметь таких партнеров, как мы. Появись здесь гринго — и все, прощай, проект. Мы же умеем с ними обращаться, — тут он в упор взглянул на меня, — думаю, вы понимаете, что я имею в виду.

Я кивнул и отвернулся. Еще бы, как не понять! Я просто кипел от гнева и поэтому медленно направился к противоположной стороне бассейна. Поднял с земли камешек и бросил в бурлящую воду — этим я отдавал дань уважения духам майя или какой-то иной силе, что создала это чудо.

Из-за пробок на дороге обратный путь занял гораздо больше времени, и я опоздал на свой рейс. Впрочем, Пепе это не смутило. Он тут же вызвал вертолет, доставивший меня в аэропорт к его личному самолету, на котором я должен был долететь домой. Во всей этой ситуации мне виделась мрачная ирония: двое пилотов потратят свое время и горючее на тысячи долларов, доставляя меня в Майами только для того, чтобы я «похоронил» проект Пепе. Сначала я испытывал неловкость, соглашаясь принять его щедрое предложение.

Но это чувство улетучилось, стоило мне представить, как обрадуются старый жрец и духи источника — возможно, они будут мне признательны.

Одно не давало мне покоя, годами будоража воображение, — то, что сказал Пепе: «Запомните мои слова: в следующие два десятилетия самой настоятельной нашей задачей будет как следует поприжать местное население, всех этих индейцев». Сейчас, когда мы вступали в третье тысячелетие, это заявление приобрело особое звучание.

Начиная с 1998 года народы семи стран Южной Америки, а это более 300 миллионов из 370, проживающих на континенте, избрали своими президентами тех, кто обещал бороться с иностранными эксплуататорами. Несмотря на все заявления наших СМИ и политиков, народы Южной Америки голосовали не за коммунизм, анархию или терроризм. Они твердо и однозначно высказались за самоопределение. Демократическим путем выразив это свое устремление, наши южные соседи направили нам мощное послание: мы не ждем от вас альтруизма; все, чего мы хотим, — чтобы ваши алчные корпорации прекратили насиловать наш народ и нашу землю.

Тем самым латиноамериканские страны вступили на путь, проложенный в свое время Пейном, Джефферсоном, Вашингтоном и остальными нашими мужественными предками — мужчинами, женщинами, детьми, — которые в 1770-х годах решительно выступили против Британской империи и завоевали нашей стране свободу. Какой поразительный поворот истории наблюдаем мы сейчас — в авангарде современной революции против имперского гнета выступает коренное население южноамериканского континента.

Наши отцы-основатели, строя свое государство, позаимствовали у ирокезов их принципы, Континентальная армия широко использовала индейцев в качестве солдат и шпионов-лазутчиков. Правда, отплатили им за это изгнанием с их исконных земель и геноцидом. А сейчас они, представители коренного населения, возглавляют борьбу народов Латинской Америки за право самим решать свою судьбу.

Нарождается новая плеяда героев. Это новое поколение национальных лидеров, и хотя их исторические корни уходят в глубь доколумбовых времен, они считают своим долгом выступать от имени всех бедных и бесправных — независимо от их расовой принадлежности, культурного и исторического наследия, вероисповедания — будь то бедняки из перенаселенных городских трущоб или крестьяне из глухих сельских районов.

И это как нигде очевидно в Боливии.

Следя за ходом президентских выборов в этой стране в 2005 году, я все думал, что почувствовал Пепе, узнав об их результатах? Какова была его реакция на сообщения СМИ, что во главе целой страны встал выходец из индейского племени аймара, местный фермер с более чем скромными происхождением и образованием? Думаю, что в победе Эво Моралеса бедный Пепе узрел материализацию своих самых страшных ночных кошмаров.

Я смотрел по телевизору трансляцию празднеств, развернувшихся в Боливии по случаю избрания президента, и на меня накатывали воспоминания о тех временах, когда мне предлагали в этой стране очень внушительную должность. То, как это происходило, очень наглядно иллюстрирует воззрения и методы работы корпоратократии.

17

Кандидат в президенты Bolivia Power

«Боливия могла бы служить символом всех стран, эксплуатируемых империями». Эти слова инструктора учебного лагеря Корпуса мира в Эскондидо, штат Калифорния, где я проходил подготовку в 1968 году, твердо отпечатались в моей памяти. Сам он когда-то жил в Боливии и теперь постоянно внушал нам, что вековой гнет наложил на эту страну особый отпечаток.

После, когда я по окончании инструктажа уже служил волонтером Корпуса мира в Эквадоре, мои мысли не раз возвращались к Боливии. Эта страна, зажатая со всех сторон соседями — Перу, Чили, Аргентиной, Парагваем и Бразилией — словно дырочка в серединке аппетитного пончика, всегда пленяла мое воображение.

Как сотрудник Корпуса мира я посетил почти все соседние с Боливией страны, за исключением Парагвая, куда я отказался ехать в знак осуждения уругвайского диктатора, генерала Альфредо Стресснера за то, что он пригрел у себя в стране бывших нацистов-эсэсовцев.

Так же намеренно я уклонялся от поездки в Боливию — а все потому, что молодые североамериканцы, иногда забредавшие к нам, — из тех, кто, как мы говорим, следуют «наезженными тропами гринго», рассказывали, что в этой стране с коренным населением, индейцами, обращаются еще более жестоко, чем в Эквадоре.