Последний мужчина Джоконды - Игорь Кольцов

— Мне было проще, — вздохнул Манцони и закашлялся вновь. Когда приступ прошел, он вытер рот платком и продолжил:

— Мне было проще. Я знал, что у меня нет богатой родни, так как был из нищей семьи угольщика. И родители мои не могли объявиться, потому что умерли у меня на глазах. Да, к тому же, я не очень верил, что, если появится кто–то, желающий усыновить ребенка, то обязательно выберет меня. Усыновление случалось крайне редко, и я не думал, что из сотни мальчишек новым родителям приглянусь именно я. Это сейчас я знаю себе цену, а тогда я казался себе кем–то вроде заморыша. Я был не самым сильным, не самым красивым, да и умом особым я не блистал. Поэтому, я не мечтал о том, о чем мечтали все. Я просто хотел выйти побыстрее и уехать подальше. Вот и все.

— Но все–таки ты мечтал, — сказал Перуджио. — И твоя мечта сбылась.

— Сбылась? — вскричал Риккардо. — И что от этого? Я в чужой стране умираю от болезни века. Не женат, не богат, не имею своего дома, нет даже особых сбережений. К черту все мечты! К черту! К Дьяволу!..

Он закашлялся, затем некоторое время они шли молча, каждый думая о своем.

— Не мечтай, друг мой, ни о чем, — наконец произнес Манцони. — Мечта — сестра–близнец Надежды, как собственно и Удача. Они ветренные взбалмошные девки, которые не дают нам покоя. Они манят нас, завлекают, обещают золотые горы, а в конечном итоге бросают и уходят к другому. Надежда, Мечта, Удача. Странное, глупое чувство, похожее на ожидание некоего чуда, способного в одночасье перевернуть мир, а за одно и всю твою жизнь. Как та телега со сладостями, что должна опрокинуться возле твоего порога. Или сундук с золотыми монетами, кем–то забытый возле скамейки в парке. Или… Да мало ли этих всяких «или».

У каждого своя мечта, своя надежда и, конечно же, своя удача. Человек ждет манны небесной, волшебной радуги, исполняющей желания, доброго джина из волшебной лампы. Именно для этих нужд люди изобрели Бога.

Перуджио аж подпрыгнул на месте от такого богохульства.

— Да, да! Именно для этих нужд люди изобрели Бога и, дружно, разбивая лбы, молились ему бесконечные века, то, выплясывая у костров и распевая гимны, то, принося жертвы в храмах, то, крестясь всей страной, то, отбивая поклоны в намазе под крик муэдзина и бормотание муллы. Появились утопические идеи о светлом будущем, о прекрасном завтра, где будут раздавать бесплатных слонов и лекарство от всех болезней. Вон сколько нынче развелось социалистов, анархистов, и прочих утопистов. Просто живи и наслаждайся каждым днем своей жизни. Она прекрасна. Просто живи и делай то, что ты хочешь сделать в эту минуту, не влезая ни в какие затеи и авантюры.

Риккардо помолчал немного, переводя дух, а затем продолжил:

— Надежда, Мечта, Удача — младшие сестры Уверенности. Уверенность более рациональна, более смелая, способная стоять на своих ногах мать–одиночка, у которой трое детей, а любовник безработный забулдыга, и ждать чуда не откуда: никто не поможет, все сама, на своем горбу. Уверенность отметает любую романтику, но оставляет точный расчет сил, материалов, ресурсов, резервов, отметает все ненастоящее, стирает с неба радугу.

А радуга — символ трех сестер: Надежды, Мечты и Удачи. Их цветок — подснежник, запах — запах цветущей японской вишни–сакуры. След их настолько хрупок, что ты боишься наступить на него. Но так жестоко разочарование от несбывшейся надежды, от разбитой мечты, от ускользнувшей удачи! И так это горько и обидно, что иногда хочется кричать во все горло: «Люди! Ради Бога, не верьте надежде! Ради всего святого, не мечтайте, не полагайтесь на удачу. Они вас обманут, предадут и выбросят на обочину, в чем мать родила».

А люди все верят и верят им. Что делать? Человек так устроен — ему обязательно надо на что–то надеяться, о чем–то мечтать, иначе, якобы, теряется смысл жизни, иначе будто бы растворяется, подобно утреннему туману, цель бытия, иначе словно бы исчезает само желание жить, обустраиваться, рожать детей.

Человек напяливает на себя этих трех сестер, как латы, как броню, как дорогое одеяние. Чаще всего, эти наряды в конечном итоге оказываются платьем голого короля. Но в человеке, даже после того, как он понял, что он все–таки гол, как придорожный камень, не теряется ощущение незащищенности, раздетости. И он все так же надеется на свою мечту, и, что впереди мерцает свет удачи, и необходимо сделать только один шаг, всего лишь один шаг, маленький шажок вперед и все будет как надо.

Друг мой! Живи в свое удовольствие. Но не делай мечту своей окончательной целью. Не надейся на удачу. Не жди манны небесной. Не придет ни кто и не подарит тебе счастье, как какой–то сувенир. Хочешь рисовать — рисуй. Хочешь быть художником — будь им для себя, своей семьи, своих друзей. Но заранее настройся на то, что это принесет тебе лишь маленькие радости. И никаких средств к существованию.

Ты боишься, что не сможешь стать великим художником. Говорю тебе — плюнь на эти мысли. Ты уже великий

художник. Не забивай себе голову всякой дурью о Величии. Леонардо да Винчи может, и стремился быть лучше всех, но, когда писал свои картины, забывал обо всем и просто рисовал. У тебя есть работа. У тебя есть кров и пища. Стремись к тому, чтобы подняться на другую ступень: получить лучшую, более оплачиваемую работу и приобрести другое жилье, лучше, если свое собственное. Женись, наплоди детей и радуйся тому, что у тебя есть и рисуй. Рисуй просто, не стремясь всех обойти, победить. Ты хороший человек, Винченцо. Ты мой единственный друг. Можешь не принимать или принимать мои советы всерьез, можешь обижаться на меня, сколько тебе вздумается, но это лучшие слова, которые тебе кто–либо когда–либо скажет.

Риккардо зашелся в кашле, согнувшись пополам. Винченцо казалось, что еще немного и его друг выхаркает на тротуар свои внутренности. Он кинулся к Манцони, не зная, чем тому помочь, но тот остановил его жестом. Наконец, кашель отпустил и Риккардо выпрямился. Бледный. Изможденный. Усталый. Было видно, что речь, которую он произнес, отняла у него все силы.

Перуджио махнул рукой проезжавшему мимо свободному извозчику, и помог другу вскарабкаться в экипаж.

Привезя Манцони домой, и, уложив его в постель, Винченцо сбегал в аптеку, что располагалась неподалеку от дома. Аптекарь предложил