Подвиг 1972 № 06 - Василий Зайцев

Все сильнее давала себя знать усталость, от напряженной работы в неудобном положении болела спина. Но дело подходило к концу. Моя нора удалась на славу. Теперь я мог сидеть, отдыхать, наблюдать и стрелять.

Справа, у Николая, позиция оказалась не такой удобной, но он не жалуется, уже приготовился вести наблюдение: начало светать.

Интересно, как дела у наших товарищей на той стороне оврага?

Вот на площадку перед зарослями вынырнул солдат с ведром в руке и автоматом на шее. Остановился, покрутил головой, кого–то поджидая. Вот ведь как бывает на войне: не знают люди, что жизнь их висит на волоске. Лицо солдата на пенечке прицела моей снайперки. Я вижу его шевелящиеся губы, белые ровные зубы, прямой, немного с горбинкой нос, бледное, чисто выбритое лицо.

Появились еще два солдата, тоже с ведрами, и тут же скрылись в зарослях.

Прошло пять минут. Солдаты с ведрами медленно поднимаются по ступенькам. Вода колышется, но через край не выплескивается. Ценят водичку, видать, дорого она им достается.

Куликов шипит на меня, как разъяренный гусь: сам не убиваю фашистов и ему не разрешаю!

— Силен тот воин, кто умеет себя победить, — шепотом отвечаю ему.

Я твердо решил: в этот день огня не открывать. Надо узнать, есть ли на этом участке фашистские офицеры, какого ранга; определить подходы к роднику в зарослях.

Нервы были натянуты до предела. Решил немножко отдохнуть, покурить. Спустился на дно окопа и только раскурил цигарку, как Куликов позвал меня:

— Нет, ты только посмотри, что они, гады, делают!

Я отложил в сторону цигарку, взял артиллерийскую трубу. Да, картина интересная, можно сказать, соблазнительная.

На той самой площадке, где час назад стоял, как на выставке, солдат с ведром, теперь умываются офицеры. Разделись до пояса. Солдат поливает на спины из алюминиевой кружки. Рядом лежат три фуражки с офицерскими кокардами.

— Ты только посмотри, главный, как им весело на нашей земле, — не унимался Куликов, — как они себя свободно ведут, а мы, хозяева, грязные, согнулись, как перочинные ножи, лежим среди трупов, нюхаем зловоние. Давай повеселим их, посмотрим, как они после нашей музыки будут смеяться!

— Не трогай, пусть еще день поживут, даем им жизнь в рассрочку. И помалкивай, разговор мешает делу.

Николай опять обиделся:

— Нерешительный солдат только на танцах сам себя узнает.

Мы еще недолго препирались — дали себе отдых — и снова притихли.

На высоте 102,0 началась перестрелка. За водонапорными баками послышался гул танковых моторов.

Теперь я хорошо разглядел, куда уходят фашисты. С площадки они спускаются в траншею и исчезают под берегом оврага — в блиндажах. Там им не страшны ни бомбежка, ни обстрел. Эту часть овражного берега они превратили в крепость. Подступы к подземным укрытиям прикрываются дзотом с двумя пулеметами. Амбразуры дзота задвигаются стальными плитами. Блиндажи и дзот связаны между собой траншеей, по которой часто бегают солдаты.

Уже полдень. Мучают жажда, трупный запах. Уходя от своих, мы не рассчитывали, что задержимся, и продуктов не взяли.

Заработал пулемет. Мы хорошо видим его. Через наши головы засновали пули. Уж очень соблазнительный момент. Установили прицелы на триста метров, выстрелили одновременно. Пулеметчик продолжал свое дело. Будто мы стреляли в него холостыми патронами.

Бой на нашем участке прекратился так же внезапно, как начался. Мы с Николаем сидели молча. Нас грызла совесть за промах. В голову лезли разные мысли: потерялась острота зрения, испортилась оптика, нарушилось дыхание, стал «дергунком» — разучился плавно нажимать спуск…

Смотрю на Куликова. Он уронил голову на край каски, сопит. Тоже разгадывает причину промаха.

— Ладно, Коля, поспи немного, — говорю ему для успокоения, а сам уже ругаю себя на чем свет стоит: мы же стреляли сверху вниз, а в таких случаях расстояние всегда скрадывается, тут нельзя верить глазомеру с первого взгляда, надо накидывать минимум одру восьмую к привычной сумме метров! И еще одно: от бесконечного огня из всех видов оружия воздух нагревается и колеблется, получается зрительный мираж, он порой обманчиво приближает цель к глазам. На это тоже надо давать поправку или делать пристрелку, хотя бы по ложным целям.

В овраге снова заработал фашистский пулемет. Куликов прильнул к оптическому прицелу своей снайперки.

— У меня прицел триста пятьдесят, ты передвинь на четыреста, — подсказал я.

Прицелились, опять ударили вместе. Пулемет замолчал. Убил пулеметчика Николай. Моя пуля не долетела.

Наступили сумерки, и мы с Николаем направились в пункт сбора. Здесь жизнь шла своим чередом. Снайперы докладывали о своих удачах. Каждый убитый фашист — целая история… Принимал «трофеи» Охрим Васильченко. В руках он держал кусок фанеры и огрызок толстого плотницкого карандаша.

— У меня, как у бывшего бригадира тракторной бригады, учет организован на «пять», — приговаривал он, ставя против каждой фамилии цифры 1, 2, 3…

Против моей Охрим поставил ноль.

— У вас, товарищ главстаршина, я вижу, непорядок. Так будешь дальше работать — на черную доску попадешь.

Солдат из третьего батальона принес ужин. Поставил рядом с термосом вещевой мешок, до отказа набитый патронами, гранатами, и торопливо убежал от нас.

Незадолго до рассвета блиндаж снайперов снова опустел. По намеченному мною плану все разошлись на огневые точки. В этот день я решил блокировать фашистский дзот и «офицерскую» площадку силами трех снайперских пар. Себе и Куликову выбрал новую позицию, невдалеке от вчерашней.

В моих руках перископ. Но с новой позиции дзота не видно. Оставляю на месте свою каску и отползаю чуть в сторону. Вот он, вход в блиндаж. Оттуда высунулась и сию же минуту спряталась рыжая голова в офицерской фуражке. Сообщил об этом ребятам. Все три наши пары разместились так, что можно переговариваться. Они обрадовались, замерли в ожидании цели.

Рядом с блиндажом, в траншее, показалась фуражка. Виден краешек фашистской эмблемы. Фуражка постепенно поднимается, уже заметно всю эмблему до козырька.

— Видишь? — спросил я Куликова.

— Вижу.

— Это фашистский снайпер в засаде, придумал дешевую приманку.

Фуражка спряталась.

— Передержал, — заметил Куликов.

— Почему на нашем участке появился снайпер? — спросил я.

Николай пожал плечами:

— А черт его знает. Видно, решил умереть раньше срока…

— Это все правильно, но ты вчера срезал пулеметчика. В какое место ему влепил?

— В голову, — ответил Николай.

— Этим самым ты бросил их снайперам перчатку. Они твой вызов приняли. По точности попадания тебя узнали. Нужна кукла, похожая на тебя.