Порывая с прошлым - Александр Филиппов

Джасимуддин пришел. Китайский дипломат зачитал подготовленный на английском языке текст, в котором восхвалялись «культурная революция» и Мао Цзэ-дун и, конечно, всячески поносились «советские ревизионисты», предавшие угнетенные народы Востока, и т. д. Затем должны были прочитать перевод этого текста на бенгали. Из присутствующих мало кто знал английский язык. Отстранив переводчика, микрофон взял Джасимуддин и рассказал собравшимся о своей поездке в СССР. Устроители вечера не решились прервать писателя. После его выступления в зале разразились овации. Поблагодарив слушателей, Джасимуддин покинул зал.

Я напомнил эту историю Джасимуддину. Тот улыбнулся:

— Скажу откровенно: я не собирался выступать. Но когда услышал, что китайский дипломат стал поливать грязью вашу страну, не выдержал, не смог промолчать. Теперь и я зачислен в лагерь «советских ревизионистов»: на собрания Общества меня больше не приглашают.

Писатель поднимается, берет из шкафа стопку газетных вырезок.

— О том, что я видел в вашей стране, — говорит он, — я рассказываю сейчас в наших газетах. Но это еще не все. Я решил написать книгу. В ней мои думы, впечатления о стране, о советских людях. Она будет называться «Страна, где народ велик». Наши люди должны больше знать о своих подлинных друзьях.

Расстался я с Джасимуддином уже поздно вечером. Отъехав немного от дома поэта, я оглянулся. Во всем доме огни погашены. Только в одной комнате, там, где работал писатель, ярко горел свет.

Забегая вперед, хочу сказать: месяца через два после нашей встречи Джасимуддин закончил работу над книгой. Издана она была тиражом 10 тыс. экземпляров. По местным масштабам это рекордная цифра. Весь тираж был быстро раскуплен.

… — Хотите встретиться с Мони Сингхом? — спросил меня Али Аксад. — Его недавно выпустили из тюрьмы. Думаю, вам это будет интересно.

Мони Сингх — известная политическая фигура в Южной Азии. В 1971 г., после образования Народной Республики Бангладеш, он стал председателем ЦК Коммунистической партии Бангладеш. Тогда, в 60-х годах, он долго находился на нелегальном положении, возглавлял подпольную коммунистическую организацию, запрещенную властями еще в 1954 г. Его выследили полицейские ищейки, и Мони Сингх был брошен в тюрьму. От него добивались одного — признания, что он сотрудничает с индийскими властями, действует в интересах недружественных Пакистану государств.

Во время эпидемии оспы, вспыхнувшей в Восточной провинции в 1968 г., проводилась массовая вакцинация населения. Религиозные фанатики Дакки выступили против прививок. Вот так иногда приходилось властям делать прививки тем, кто отказывался от вакцинации. Фото газеты «Сангбад»

Мони Сингх отверг все это, предпочтя тюремную решетку предательству. Лишь в феврале 1969 г., когда под давлением развернувшегося в стране демократического движения режим Айюб-хана вынужден был освободить политических заключенных, вышел на свободу и Мони Сингх.

В тот день улицы Дакки были запружены людьми. Повсюду митинги и демонстрации с требованием отставки Айюб-хана, отмены чрезвычайного положения, введенного еще во время конфликта с Индией. Полицейских не видно: они отозваны в казармы. Тактика властей предельно ясна: они рассчитывают на беспорядок, который учинят экстремисты, да и просто уголовные элементы, чтобы под предлогом наведения порядка ударить по прогрессивным организациям, взвалив всю ответственность за случившееся на них.

Допотопный «фольксваген» с трудом пробивает дорогу сквозь толпы возбужденных людей. В одном месте толпа юнцов громит какой-то магазин, в другом — молодые люди пытаются поджечь перевернутое такси. У ребят злые, осатанелые лица.

— Кто эти ребята? — спрашиваю Али Аксада.

— Это люди Абдур Раба, лидера одной из экстремистских студенческих организаций, — отвечает он. — Вот так они создают «революционную ситуацию». Смотрите, какая дикость!

Автомашина загорелась, изнутри повалил дым: очевидно, горели сиденья. Кто-то из ребят воткнул в разбитое окно палку с привязанным к ней красным полотнищем.

Али Аксад сворачивает в соседнюю улицу. Здесь спокойно. Проезжаем мимо домов, окна которых прикрыты жалюзи, и останавливаемся возле потемневшего от дождей домика. На шум притормозившей машины выходит сухощавый, убеленный сединами человек. Это — Мони Сингх.

Он приглашает к себе в комнату. Грубо сколоченный стол, несколько стульев, этажерка, заваленная газетами и журналами. Вот и вся обстановка у этого ветерана бенгальского революционного движения.

Уступая моим просьбам, он рассказывает о себе. Детство Мони прошло в деревушке Гаро, что в округе Майменсингх. Он выходец из сравнительно зажиточной семьи. Родители участвовали в антианглийском освободительном движении и с ранних лет привили своему сыну ненависть к колонизаторам. Старший брат Мони состоял в местной террористической организации, члены которой совершали покушения на английских солдат и чиновников колониальной администрации. В нее вступил и Мони Сингх. Вместе со своими товарищами он участвовал в боевых операциях, уничтожая колонизаторов и их ставленников. В смелости и мужестве людям этой организации не откажешь. Но постепенно они убедились, что одним террором ничего не добьешься. Надо менять тактику. Жизнь подсказывала, что борьба одиночек не приносит успеха, нужно вовлекать в борьбу широкие слои населения, вести агитационную работу.

Однажды в их края, спасаясь от преследования, приехал из Калькутты коммунист Гопен Чакраварти. Незадолго до этого он посетил Страну Советов.

— Этот товарищ, — вспоминает с теплотой в голосе Мони Сингх, — много рассказывал нам о Советской России, о том, как под руководством большевиков люди свергли царизм. Он познакомил нас с марксизмом, с работами великого Ленина. Мы отказались от террористических методов борьбы, встали на путь, указанный Великим Октябрем. Я переехал в Калькутту и вел там среди населения разъяснительную работу, выступал на митингах, писал в газете, выпускал листовки. После образования Пакистана я по решению партии выехал в Дакку, участвовал в крестьянском движении. Вскоре начались гонения против нашей партии и демократических организаций. Аресты, нелегальная работа, снова аресты — так я и живу вот уже более двадцати лет.

Прошу Мони Сингха дать оценку политической обстановке в стране, в частности в Восточной провинции.

— Я на эту тему как раз пишу статью в «Сангбад», — говорит он, указывая на кипу исписанных листов на столе. — Да, режим Айюб-хана пошел на уступки демократическому движению, освобождено много деятелей оппозиционного движения из «Авами лиг», Национальной народной партии и других организаций. Но это временное отступление режима. Военные ни за что не отдадут власть гражданским. Я думаю, идет подготовка передачи власти тоже военному деятелю, который, как об этом просят представители большого бизнеса, «наведет порядок» в стране. Айюб-хан серьезно болен, он не поправился после инсульта, вот-вот уйдет в отставку.

Анализ обстановки, который давал Мони Сингх, основывался на глубоком знании положения дел в стране. Действительно, через три недели после нашей встречи Айюб-хан ушел в отставку, передав бразды правления своему человеку — генералу А. М. Яхья-хану.

— Обстановка в Пакистане сложная, — продолжал Мони Сингх. — В этих условиях надо крепить единство всех национально-патриотических сил, бороться с коммуналистской и религиозной нетерпимостью и чванством, внедряемыми в сознание людей силами реакции. Вопрос о единстве действий стоит остро как для Восточной провинции, так и для Западной. Нельзя поощрять ни панджабский шовинизм, ни бенгальский национализм. Беда многих наших демократических организаций — это постоянные расколы, переход отдельных лидеров из одной партии в другую. Взять Восточную провинцию. Таким лидерам, как маулана А. X. Бхашани, Мухаммад Тоха, Абдул Хак, сделавшим в прошлом немало для национально-освободительного движения, мы обязаны тем, что позиции Национальной народной партии в настоящее время здесь значительно ослабли. Фракционная деятельность этих лидеров оттолкнула от партии тысячи честных рабочих, крестьян, ремесленников, не искушенных в тонкостях политической борьбы. Взяв на вооружение идейные установки маоизма, не имеющие ничего общего с интересами народа, они наносят удар в спину национально-освободительному движению. Об этом я пишу в своей статье.

Разговор заходит о деятельности китайских организаций в Пакистане. Мони Сингх, не скрывая возмущения, говорит, что нынешнее руководство КНР для достижения великодержавных целей не только в Пакистане, но и во всей Азии стремится использовать революционные и демократические организации. Это можно видеть на примерах Бирмы, Таиланда, Индии и Филиппин.