Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая - Алексей Хренов

— Значит так. За несвоевременный доклад и общее разгильдяйство объявляю тебе строгий выговор, — подвёл итог Кузнецов.

— Есть строгий выговор, — понуро ответил Лёха, внутри себя удивляясь, что, может быть, он ещё и легко отделается.

Выговор его не смущал ни на грамм.

Начало ноября 1936 года. Дорога на Мурсию.

Наутро, простимулировав Лёху накачкой о необходимости соблюдать тайну, Кузнецов запрыгнул на заднее сиденье Лёхиного мотоцикла, и они отправились лично осматривать место происшествия.

Добравшись за час до горного района, они потратили некоторое времени на поиски места нападения на караван. Лишь несколько стрелянных гильз, валявшихся у обочины, отмечали место трагедии.

Полазив по окрестным камням, Лёха нашёл место, куда нападавшие стащили трупы и закидали их камнями. Кузнецов достал пистолет, вытащил обойму и, подняв руку вверх, щёлкнул курком. Лёха повторил жест начальника.

— Поставим потом памятник, как положено, — озвучил Кузнецов.

Осмотрев место, где полуторка нырнула в обрыв, он только покачал головой, глядя на Лёху:

— Везунчик ты, Хренов! Голову свернуть — делать нечего.

Заключительной частью путешествия стал визит в пещеру. С прошлого визита Лёхи всё осталось в том же виде.

— Машину отсюда достать… Это надо целую спасательную операцию устраивать. А вот ящики вытащим, — резюмировал ободравшийся и покрытый пылью Кузнецов, пытаясь отряхнуться.

Начало ноября 1936 года. Сан-Хавьер, около аэродрома Лос-Альказарес.

На обратной дороге они заскочили к артиллеристам. Под предлогом налаживания сотрудничества, хотя какое может быть сотрудничество между флотом и артиллерией, недоумевал Лёха, пригласили их капитана поужинать в Сан-Хавьере. Разговорчивый испанский капитан затащил их в малюсенькую таверну. Лёха оказался в корне не прав: калибры, снаряды, угол падения, какие-то эллипсы рассеяния и прочую хрень Кузнецов заинтересованно обсуждал больше часа.

По ходу дела, капитан поведал, что танкисты уже как неделю ушли на Мадрид. А золото? Какие могут быть тайны от русских друзей! Конечно, мы хранили золото, но отправили его на ваших пароходах в Руссию и теперь ждем новые снаряды и орудия.

— Ах, да, четыре машины как раз за день до этого отгрузили этим надменным англичанам! Подумаешь, фифы какие, Банк Англии! Наше министерство финансов прямо перед ними стелется! Да, ваши танкисты, помню, предоставили машины. Потом ещё был этот ваш советский проверяющий из Мадрида, как его… Такая сложная фамилия… Да, Орлоб! Орлоб!

Стороны расстались, хорошо поужинавшие и вполне довольные друг другом.

Начало ноября 1936 года. Кабинет Кузнецова, Картахена.

Кузнецов в сомнениях ходил по кабинету. У него были громадные сомнения во всей этой истории. Если дать ход делу официально, привлечь испанцев, то вообще непонятно, куда можно было выплыть. Да и этого расп**дя Лёху отдавать на съедение бюрократической машине расследования ему не очень хотелось. При всем его разшильдяйстве, он умудрился отбить грузовик и всё таки решился рассказать об этом.

С другой стороны, доверие испанцев терять было нельзя.

«Почему же всё таки Орлов примчался из Мадрида контролировать отгрузку?» — эта мысль не давала ему покоя. Если испанцы расплатились с англичанами, то причём тут НКВД и Орлов?

В СССР он бы скинул дело в особый отдел и доложил по команде наверх, а тут приходилось действовать самому и как можно более аккуратно, чтобы не навредить.

Начало ноября 1936 года. Дорога на Мурсию.

Наутро, раздобыв полуторку, брезент, верёвки и организовав своих подчинённых, Кузнецов, улыбаясь, указал на место за рулём пепелаца:

— Желающие покрутить баранку есть? Нет? Тогда, товарищ Алексей, мы единогласно утвердили вас на эту почётную роль! Немедленно пройдите к своему рабочему месту! А вам, товарищи военно-морские советники, предоставляется место в кузове с прекрасными видами на природу и обилием свежего воздуха!

Кузнецов почему то был в хорошем настроении. Военно-морские доны Рамишвили и Дрозд, один выдернутый из порта, а второй удачно сошедший со своего эсминца на берег отдохнуть в Картахене, притворно ругаясь, полезли в кузов. Лёха крутанул рукоятку, мотор застучал на холостых и наш герой полез внутрь очередного приключения.

Добравшись на этом творении советского автомобилестроения до места, Лёха, с одеревеневшими от руления руками, закрепил верёвку, и товарищи капитаны в компании одного авиатора полезли вниз. Подъём ящиков ничем примечательным Лёхе не запомнился, кроме того, что занял несколько часов и вконец измотал привыкших руководить моряков. В итоге грязные, потные, замученные товарищи вытащили все двадцать три, показавшихся неимоверно тяжелыми, ящика наверх.

Под конец, уже во время погрузки ящиков в кузов, освоившийся и растерявший п от совместной работы пиитет перед начальством, Лёха, стоя в кузове полуторки, выдал:

— Товарищи адмиралы, не сачкуем! Активнее подаём ящики!

Пока ещё капитан третьего и пара капитанов второго ранга переглянулись, импульсивный грузин сказал:

— Николай, а у тебя пинка под зад нет среди дисциплинарных наказаний?

— А давайте просто поймаем его и навешаем фофанов! — выдал сам Кузнецов.

Со стороны это, наверное, выглядело фантасмагорически: три здоровых молодых мужчины лет тридцати с воплями и хохотом радостно носятся за двадцатилетним парнем. Заловив его, Кузнецов лично, с огромным удовольствием, отвесил Лёхе пару зверских фофанов, пока тот крутил головой и пытался вырваться.

Уже почти ночью полуторка подъехала прямо к стоящему под погрузкой советскому пароходу. Силами команды двадцать три, обернутых брезентом, ящика быстро подняли на борт. Наутро советский пароход взял курс на Одессу.

Начало ноября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.

Вернувшись на аэродром под утро, не выспавшийся Лёха нашёл Кузьмича, радостно улыбнулся ему и протянул навстречу оттопыренный мизинец правой руки:

— Кузьмич! Давай мириться! Я был неправ, извини!

Наконец-то проблема золота перестала быть Лёхиной головной болью, она была с огромной радостью делегирована его начальству.

Кузьмич, с удовольствием осмотрев здоровенный шишак у Лёхи на лбу:

— Наконец-то кто-то занялся твоим воспитанием! Эх, надо тебе второй фингал поставить, для симметрии! — и протянул ему руку.

Начало ноября 1936 года. Правительство Республики, Валенсия.

Кузнецов доехал до Валенсии, куда в ноябре переехало республиканское правительство Испании. Встретившись с Индалесио Прието, министром военно-морского флота и авиации в правительстве Народного фронта, он сообщил тому, что по оперативной информации отгрузка золота с базы в адрес англичан была захвачена мятежниками.

Импульсивный министр вскочил, и, колыхаясь, как огромная мясистая глыба с бледным ироническим лицом, схватил Кузнецова за руку и буквально вкатился вместе с ним в кабинет к министру финансов Хуану Негрину.

Там Кузнецов, не вдаваясь в подробности, ещё раз озвучил:

— Из оперативных источников есть сведения о захвате мятежниками какой-то части отгрузки в Банк Англии из района расположения артиллерийской части. Частично нам удалось этому