Борьба миров (пер. Пименова) - Герберт Уэллс

Вот что рассказали они брату урывками по пути. Не доезжая Нью-Барнета, им пришлось сделать привал. Брат обещал остаться с ними до тех пор, пока они не примут определенного решения, как им быть дальше, или пока их не догонит доктор. Чтобы придать им храбрости, он уверил их, что отлично стреляет из револьвера, хотя он совершенно не умел с ним обращаться.

Они расположились лагерем у дороги. Пони щипал траву у изгороди и чувствовал себя прекрасно. Брат рассказал им некоторые подробности своего бегства из Лондона, а также все, что он знал о марсианах. Солнце поднималось все выше, и через некоторое время разговор замер и сменился чувством какой-то безотчетной тревоги.

По дороге прошло несколько пешеходов, и брат постарался выпытать от них все, что только можно. Каждое отрывочное сведение, которое он получал, только усиливало в нем впечатление страшного бедствия, постигшего человечество и укрепляло его уверенность в необходимости поспешного бегства. Это мнение он высказал дамам. — У нас есть деньги с собой, — сказала девушка и замолчала, словно боялась говорить дальше.

Но ее глаза встретили взгляд брата, и недоверие ее прошло.

— У меня тоже деньги с собой, — сказал мой брат.

Она объявила тогда, что кроме пятифунтового билета у них было около тридцати фунтов золотой монеты, и предложила отправиться на поезд в Сен-Албанс или в Нью-Барнет. Но брат, видевший ярость лондонцев, штурмовавших поезда, нашел это предложение невыполнимым и предложил свой план: проехать через Эссекс в Гарвич и оттуда покинуть Англию.

Но миссис Эльфинстон — так звали даму в белом — не хотела слушать никаких доводов и все только твердила о "Джордже", тогда как ее золовка была удивительно спокойна и благоразумна и соглашалась на предложение брата.

Таким образом они решили поехать в Барнет, чтобы пересечь большую дорогу, ждущую к северу. Мой брат вел пони под уздцы, чтобы по возможности сберечь его силы.

По мере того как солнце приближалось к зениту, становилось нестерпимо жарко. Пол ногами лежал толстый слой горячего, белого песку, благодаря чему они двигались очень медленно. Изгороди казались серыми от пыли. Издали доносился шум многотысячной толпы, становившийся все слышнее по мере приближения к Барнету.

По дороге стало попадаться больше народа. Большинство тупо смотрело перед собой, бормотало неясные слова и имело крайне измученный, истощенный и грязный вид. Один человек во фраке прошел мимо них, глядя в землю.

Они слышали его голос и когда посмотрели на него, то увидели, как он одной рукой схватил себя за волосы, а другою колотил какого-то невидимого врага. Когда у него прошел этот приступ бешенства, он пошел дальше, не оглядываясь по сторонам.

Когда мой брат и его спутницы подъезжали к перекрестку к югу от Барнета, они увидели какую-то женщину, подходившую к дороге с левой стороны прямо через поля; она несла на руках одного маленького ребенка, а двое других шли рядом с ней. Потом прошел мужчина в грязном, черном костюме, с толстой палкой в одной руке и с небольшим дорожным саком в другой. Немного дальше, когда они миновали перекресток и проезжали мимо дач, им навстречу выехал экипаж, который вез черный, взмыленный пони. Худощавый юноша в спортсмэнской фуражке управлял им. Три девушки, по виду фабричные работницы из Ист-Энда, и двое маленьких детей сидели скорчившись в маленьком экипаже.

— Эта дорога ведет в Эджуэр? — спросил брата возница с дикими глазами и мертвенно-бледным лицом.

И когда брат объяснил ему, что надо свернуть налево, он хлестнул лошадь, не тратя времени на благодарность.

Теперь брат заметил, что из домов впереди поднимается тонкий серый столб не то дыма, не то тумана и постепенно заволакивает белый фасад терасы, видневшийся через дорогу между дачами. Миссис Эльфинстон вдруг вскрикнула, увидя прямо перед собой, над крышами дач, красные языки пламени, поднимавшиеся вверх, к голубому небу.

Дикий шум толпы превратился в беспорядочную смесь многих голосов с трескотней катящихся колес, скрипом телег и отрывистым стуком копыт. Не доезжая ярдов пятидесяти до перекрестка, проселочная дорога делала крутой поворот.

— Куда вы нас везете! — вскричала мистрисс Эльфинстон.

Брат остановил лошадь.

Большая дорога представляла один сплошной бурный поток людей, стремительно несшийся на север. Сверкающая на солнце белая пыль, вздымаемая ногами лошадей, пешеходов и колесами всех сортов экипажей, стояла плотным белым облаком на высоте двадцати футов над землей, скрывая от глаз толпу на дороге и постоянно возобновляясь.

— Дорогу! — кричали в толпе. — Дайте дорогу!

Выехать на большую дорогу было все равно, что броситься в самое пекло бушующего пожара. Толпа ревела, как огонь, и пыль была горячая и едкая. И, в действительности, впереди на улице пылала дача, и от нее валил густыми клубами черный дым, еще более увеличивающий смятение толпы.

За шарабаном шли двое мужчин. Затем какая-то грязная женщина с тяжелым узлом, которая все время громко всхлипывала. Охотничья собака, потерявшая своего хозяина, вся покрытая царапинами и жалкая, бегала, фыркая, вокруг их экипажа, но брат пригрозил ей кнутом, и она убежала.

Насколько можно было видеть, по всей дороге, ведущей к Лондону, стиснутый с двух сторон домами, лился бурный поток грязных бегущих людей. Черные головы, тесно прижатые друг к другу фигуры выступали яснее по мере приближения, но они быстро проходили мимо и утрачивали индивидуальность, сливаясь с удалявшейся толпой и, наконец, исчезали поглощенные ею и пылью.

— Вперед! Вперед! — слышались голоса. — Дайте дорогу!

Люди упирались руками в спину друг другу. Брат крепко держал под уздцы пони и, поддаваясь непреодолимому чувству, медленно, шаг за шагом, шел за толпой вперед.

Суматоха, которой брат был свидетель в Эджуэре, и взбунтовавшаяся толпа, осаждавшая поезда в Чок-Фарме, были ничто в сравнении с той картиной, которую он увидел здесь. Тут весь народ был в движении. Трудно представить себе эти колоссальные массы людей. Они уже не имели индивидуальности, так как все новые и новые фигуры людей вливались в них и расплывались. Мимо мелькали лица подходивших, а потом их спины, когда они удалялись вместе с толпой. По краям дороги тащились пешеходы, сторонясь от наезжавших колес, падая в канавы и давя друг друга.

Кареты и фуры следовали одна за другой, почти не оставляя места для более быстрых и нетерпеливых экипажей, которые все-таки пользовались каждым моментом, чтобы проскочить вперед, бессовестно отбрасывая людей к изгородям и воротам дач.

— Вперед! — был общий крик. — Скорей вперед! Они идут!