Мир фантастики 2014. На войне как на войне - Дивов Олег Игоревич

Генерал загадочно улыбнулся:

– Не беспокойтесь. Шума не будет. Этим уже занимаются. Главное, вы безукоризненно выполните свою задачу. Я в вас уверен, гауптман.

Конрад снова щелкнул каблуками, заученно вытягивая руку в приветствии.

– Поужинайте, проверьте машины, отдохните. Я дам команду, когда придёт время.

Командирская «эмка» затормозила у берега. В том месте, где ещё совсем недавно стоял деревянный мост, дымились обгоревшие устои и густо плавала вверх брюхом оглушённая рыба.

– Вот это номер, – вылезая из машины, присвистнул майор Певчих.

– О, глядите! Наши хлопочут, – отозвался ефрейтор Григорьев. – Вон Редькин, Хайрутдинов, Ивашко. А вон и Медуза, – вестовой указал на стоявшего поодаль лейтенанта, о чём-то оживлёно переговаривавшегося с местным дедком. В подступавших сумерках его фигура была уже еле различима, но характерная манера двигаться не оставляла сомнений.

– Какой он тебе Медуза, – нахмурился майор. – Лейтенант Гершельзон. Или, если совсем по свойски, – Иван Осипович.

Он вспомнил первое знакомство с политруком дивизиона. Ещё год тому назад, когда тот прибыл в часть после ускоренных офицерских курсов.

– Чудно, – поднимая тогда глаза от сопроводительных документов, сказал он, – Гершельзон Иван Иосифович… Имя вроде нашенское. А фамилия с отчеством – не русские.

– Я – еврей, – вытянувшись по стойке «смирно», доложил молодой офицер. – А имя, между прочим, тоже еврейское – Иоханан.

Певчих только отмахнулся:

– Будет тебе врать. А скажи-ка, мил-человек. У тебя тут написано, что ты боксом занимался. Это что ж, правда? Или так, для красного словца?

– Так точно. Чистая правда. Занял четвертое место в открытом чемпионате Москвы.

Командир дивизиона скептически поглядел на худощавую фигуру младшего лейтенанта:

– Ой, политрук! Что-то я тебе не верю. Ну ты ж еврей?

– Еврей.

– Ну и где ж такое видано, чтоб еврей – и вдруг боксер. Они все больше со скрипочкой или там врачами.

– Это нелепое заблуждение! – Вспыхнул молодой офицер. – Между прочим, в прошлом веке был даже такой чемпион Англии – Даниэль Мендоза. Он первым начал использовать удар, который теперь называется апперкот. А тогда в честь Мендозы его именовали «еврейский крюк».

– Мендоза, – хмыкнул Певчих, разминая свои тяжеленные кулаки. – Ну хорошо, когда Мендоза. А давай-ка, политрук, выйдем на двор да схлестнемся. Или слабо?

Молодой офицер замялся:

– Так ведь это штрафбат…

– Да пустое. Если что – говори: я приказал.

Певчих выглянул в окно крестьянской хаты, в которой тогда располагался штаб дивизиона:

– Эй, Григрьев! Ко мне бегом марш.

Расторопный солдатик через мгновение появился на пороге комнаты.

– Вот. Будешь свидетелем, что я приказал нашему Мендозе, в смысле младшему лейтенанту Гершельзону, для поднятия боевого духа сразиться со мной на кулачках.

– Есть! – выпалил солдат.

– Ну что? Идём? Или будешь сейчас рассказывать, что перчаток нет? Или что весим мы с тобою по-разному?

– Приказы не обсуждаются, – пожал плечами Гершельзон.

…Бой длился недолго. Увернувшись от первых двух тяжеленных ударов, политрук вдруг как-то незаметным коротким движением сбил правую руку командира и мощно атаковал боковым в челюсть. Певчих едва успел мотнуть головой и подставить левое плечо. И в тот же миг точно фугаска взорвалась в голове. Он почувствовал, как снизу в подбородок врезается жесткий, точно чугунный, кулак младшего лейтенанта. Искры брызнули из глаз, и вдруг будто кто-то погасил свет. Пришел в себя Певчих от струи холодной воды из ведра.

– Силён, Мендоза, – на всякий случай проверяя, на месте ли челюсть, констатировал майор. – Уважаю. Иди. Становись на довольствие.

Непонятную заморскую фамилию Мендоза Григорьев тут же переделал в близкое ему, уроженцу Сочи, прозвище Медуза.

– Точно, медуза, – утверждал он. – Так вроде и мягкий: не кричит, не матерится. А как ужалит, так мало не покажется.

Между тем один из бойцов, разбиравших обломки моста, поспешил доложить политруку о прибытии начальства. Тот, оставив деда, побежал к берегу. Под свисающими с берега ветвями ивы был спрятан чёлн-однодревка. Лейтенант быстро вспрыгнул в него, оттолкнулся от берега и спустя несколько минут стоял перед командиром:

– Товарищ майор…

– Не время для докладов, Иван Осипович. Рассказывайте попросту, что произошло.

– Вскоре после того, как вы уехали в штаб дивизии, прилетел «юнкерс». Низко шёл, должно быть фотографировал. Ну а заодно и пару бомб скинул. И надо же, угодил прямо в мост.

– Ишь ты, снайпер, – покачал головой Певчих. – И вот, казалось бы, с самолёта эдак попасть – все равно, что с разбегу горошиной в карандаш на земле. Ан нет, падлюка, умудрился все ж! Ну да ладно. Причитанием время вспять не обратишь и переправу не наведешь. Завтра к вечеру сюда подкрепление обещали перебросить. Вот они пусть о мосте и хлопочут.

– Товарищ майор, нас завтра к вечеру никак не устраивает.

– Да что произошло-то? – глядя на посуровевшее лицо политрука, задал вопрос Василь Матвеевич.

– Пока вас не было, от Карасёва две машины со снарядами прибыли…

– Так они и должны были прибыть.

– Только вот снаряды там для противотанковой семидесятишестимиллиметровки!

– Да ты что! – побледнел майор. – И куда ж мы их, в беса его бабушку, заряжать-то будем?

Он сжал кулаки и выдал по адресу службы артиллеристского снабжения такую характеристику, что не во всяком штрафбате нашлось бы для них место.

– Василий Матвеич, я со штабом дивизии уже связался. Они пообещали выслать наших снарядов. Но теперь вот это.

– Осипович, надо восстановить переправу во что бы то ни стало.

– Уже налаживаем, товарищ майор. Только вот беда: ближайшие подходящие деревья вон на тех холмах. По прямой до них километра полтора. На плечах не натаскаешься.

– Не натаскаешься. – Майор нахмурился. – Деревенских мобилизуйте. Возьмите у них подводы, лошадей.

– Подводы есть, а лошадей всех немцы увели. – Политрук искоса поглядел на командирскую «эмку». – Все равно на тот берег её не перебросить… Так, может, ее запрячь?

– Толково говоришь. Бери. Еще какие-то просьбы?

– Просьб нет. Но вот такое дельце. Тут к нам товарищ пришёл. Он вроде как новый председатель колхоза здешнего. Говорит, на станции эшелон формируется. Так одна из платформ как раз с бревнами. Хорошие, одно к одному.

– Так ты что же, предлагаешь реквизировать?

– Ну вся-то платформа нам, положим, ни к чему. А брёвен эдак тридцать… Председатель говорит, они там длинные. Так что временный настил соорудить как раз хватит. Все быстрее, чем деревья валить, потом ветви обрубать.

– Дельная мысль, Осипович. Действуй.

– А если вдруг не захотят отдавать?

– То есть как не захотят? Ты что ж, для своей бани лес берёшь?! Тебе для стратегических нужд! Если что, на командующего армией ссылайся. Мол, Решетилов велел любой ценой! Расписку им оставь: так, мол, и так. – Он подтянул ремень портупеи. – Давай бери машину и действуй!

– Есть, – политрук бросился к автомобилю.

– Григорьев! – прикрикнул командир дивизиона. – А ну бегом в лодку. У нас есть чем заняться.

Когда Алёшка услышал тихий стук в ставень, было уже за полночь.

– Кого там несет? – пробурчала мать.

Алешка прислушался. Три стука, потом ещё один, потом снова три.

– Ты спи, маманя, это меня.

– Вот же не спится окаянным, – мать повернулась на другой бок, – ни днем ни ночью покою нет. – Слушая материнское ворчание, мальчишка натянул штаны и босиком выбежал на крыльцо.

– Эй, кто тут? – громким шепотом проговорил он.

– Сюда иди, – раздался из темноты голос Маруськи.

– Что стряслось-то? – Мальчишка перебрался к подруге под укрытие бузинных кустов.

– Я сейчас такое видела! – затараторила девчонка. – Мы уже спать положились. Вдруг Полкан как залает! Я вышла его унять – гляжу, наши идут. Много. Человек тридцать.