Дядя Коля – поп Попов – жить не может без футбола - Лев Давыдычев

В кухню вышел заспанный и недовольный кот Жоржик, несколько раз потянулся, столько же раз сладко зевнул и удивленно уставился круглыми глазами на хозяина, даже присел на задние лапы.

— Что, Жоржик? — тоже удивился хозяин. — Что тебе не спится? У тебя-то усы целы.

Жоржик озадаченно мяукал и не сводил с него удивленного, вернее, всё более удивляющегося взгляда. Опять озадаченно мяукнув, он побил по своим усам сначала одной лапой, потом другой.

— А-а, и ты заметил! — догадался Егор Весёлых. — Да, да, Жоржик, нету у меня больше усов. Проспорил я их из-за своего зазнайства и хвастовства. Так мне и надо.

«Так мне и надо! Так мне и надо! Так мне и надо! — застучало в голове Егора Весёлых. — Надо мне так! Надо мне так! Так мне и надо!»

— Надо, надо, мне, мне, так, так! — вслух сказал он и снова покрутил пальцами в воздухе около носа и усмехнулся, поймав себя на этих нелепых движениях. Он улегся в постель, как можно крепче зажмурил глаза, но они сами легко раскрылись.

Егор Весёлых почувствовал, что ему уже надоело переживать свое неспортивное поведение. Во-первых, он сам себя достаточно жестоко наказал — расстался с усами, во-вторых, ночью надо спать, ибо завтра ему надо записываться в команду, а если сразу придётся участвовать в тренировке, показывать, на что он способен… Егор Весёлых с головой накрылся одеялом и решил из-под него не высовываться. Но скоро ему под одеялом стало жарко и душно, а ещё более того — тоскливо и совсем уж муторно.

Тут я должен, уважаемые читатели, перед тем как закончить эту главу, подчеркнуть, что расплата за глупость известна только умным и честным, а дурак и подлец, извините, от своих глупостей и подлостей нисколечко не страдает, а наоборот — пребывает в блаженстве и гордости.

Вот почему Егор Весёлых заснул только под утро.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Адре… адре… адре…»

Дядя Коля с Шуриком уже в темноте вскипятили на улице ещё один самоварчик и снова сидели на кухне и очень взволнованно беседовали о жизни, главным в которой, конечно, является футбол.

— Ты ведь тоже, наверное, мечтаешь футболистом стать? — спросил дядя Коля. — Так ведь тебе в двести раз проще, чем мне.

— Наоборот, у меня в триста двадцать раз всё сложнее, — грустно отозвался Шурик. — Мне ещё надо вырасти. Хотя бы подрасти. Лишь тогда я смогу мечтать о футболе. Сейчас же мне разрешают только одно — абсолютно отлично учиться. В футбол я играю редко и украдкой. Учусь, учусь, учусь. В школе учусь и дома тоже учусь. Дело дошло до того, что примерно в середине учебного года у меня в голове всё стало перепутываться. Показалось, например, что дважды два пять, а слово «врач» пишется с мягким знаком.

— На свежем воздухе почти не бываешь, — озабоченно и с сожалением объяснил дядя Коля. — Двигаешься мало. В футбол надо играть азартно, до изнеможения. Вот за лето отдохнешь, наберешься сил и спокойно станешь этим самым абсолютно круглым отличником. А родителям, брат ты мой, прекословить нельзя даже тогда, когда они не особенно правы. Родители дали нам жизнь…

— В футбольной команде вам, Николай, несдобровать, — категорическим тоном произнесла, возвращаясь на кухню, бабушка Анфиса Поликарповна. — И на любой работе, в любом коллективе над вами будут посмеиваться из-за того, что вы работали попом. Я сейчас как раз над этим думала. Телевизор всегда располагает к размышлениям. Причем, чем хуже передача, тем больше у меня появляется мыслей. В иные дни от мыслей просто некуда деться.

— Я готов ко всему, — довольно хмуро проговорил дядя Коля. — Кроме того, я терпелив. Великая же цель родит великое терпение. А на каждый роток не накинешь платок. Буду веровать в добрых людей. Мир не без них.

— Так-то оно так, — не очень охотно согласилась бабушка Анфиса Поликарповна. — Мир, конечно, не без добрых людей, но и не без мальчишек. И достаточно одному из них, пускай самому маленькому, узнать о вашем церковном прошлом, как они… Ужас! Ведь они могут вас задразнить!

— Нет, нет, меня задразнить невозможно. Задразнить можно лишь слабого и неуверенного в себе. А если я к тому же окажусь непробиваемым вратарём, всё остальное не будет иметь никакого значения. А я обязательно стану непробиваемым вратарём!

— А если этот клетчато-полосатый прыгун здесь больше не появится? Как вы без документов?

— Куда он денется? — презрительно удивился Шурик. — Он ведь отправился искать дядю Колю и будет искать, пока не найдёт. А найти его можно только вот здесь, у нас.

Тут и раздался дверной звонок — осторожный, какой-то слишком уж хитренький, дескать, принимайте-ка дорогого гостя, хотя и недолгожданного, но чтоб об этом никто больше ни-ни-ни…

— Это… он! Он… это! — в неподдельном ужасе прошептала бабушка Анфиса Поликарповна. — Я даже видеть его боюсь, я…

— Сидите спокойно и пейте чай, — властно остановил её дядя Коля. — Открывай, Шурик. Впускай.

Увидев за порогом Жоржа Свинкина, Шурик от неожиданности громко ойкнул и попятился назад. Тренер несуществующей команды «Питатель» был облачен в серый, застиранный, широченный и длинный, до полу, халат, подпоясан скрученной простыней с огромным узлом вроде банта на животе.

Шлепая тапочками без задников, он быстро и решительно прошествовал на кухню и зазаикался зло и хрипло:

— Поп!.. Поп!.. Поп!

— Ну и что? — дядя Коля грозно поднялся ему навстречу. — А какое ваше дело? Отдавайте мои документы и чтоб я вас больше не видел!

— Поп!.. Поп!.. Поп! — продолжал усиленно заикаться, щёлкая стальными и золотыми зубами, словно дразнился Жорж Свинкин. — Поп!.. Поп!.. Поп!

— Да, да, я бывший священнослужитель! — уже не на шутку разгневался дядя Коля. — Но вас это никоим образом не касается, величайший вы грешник! Где мои документы?

— По-о-оп… по-о-оп… по-о-оп…ался! — наконец-то скрипло выхрипнул Жорж Свинкин. — Попался! Попался и попом оказался! Да если бы я знал, что ты бывший поп, то сто тридцать четыре раза с половиной глубоко бы подумал, прежде чем с тобой дело иметь! Но сейчас думать уже поздно! Бежать надо, то есть ехать! Завтра начало тренировок, как ты этого понять не можешь! Отправил я уже твои документы, Коленька! Ты уже зачислен в мою команду «Питатель»! Слава тебя уже ждёт, болельщики тебя на вокзале встречать будут!.. — Жорж Свинкин устало опустился, почти плюхнулся на табуретку, подвернул длиннющие рукава халата, словно собирался драться на кулачках. — Я сюда прямо из больницы, — объяснил он, — еле-еле удалось оттуда исчезнуть. Но вот в таком крайне неприличном виде… Поп! С ума сойти! Поп… Как говорится, не было печали… Но я спасу тебя, Коленька. Никто ни о чём ничего никогда не узнает. А здесь уже завтра всем, всем, всем будет известно, что ты — о боже! — бывший священный служитель. Тебя засмеют. Тебя задразнят. Ни в какую команду тебя не возьмут!

— Вы его опять обманываете! — возмущённо сказал Шурик.

— Я его обманываю! — предельно оскорбился Жорж Свинкин. — Пока он меня обманывает, как хочет! А я всё терплю! Кто из-за кого с поезда грохнулся? Кто из-за кого в нечеловеческих муках, рискуя жизнью, до леспромхоза добирался? А кто из-за кого в милиции оказался?

— А кто вас просил с поезда прыгать? — снова возмутился Шурик. — Кто вас просил в нечеловеческих муках до леспромхоза добираться?

— Долг тренера и совесть спортсмена, — гордо и скрипло прохрипел Жорж Свинкин. — Бескорыстная забота о судьбе перспективного голкипера. Но, увы, меня направили по ложному следу…

Разглагольствуя, Жорж Свинкин почти беспрерывно засучивал длиннющие, разворачивающиеся рукава халата, словно собирался драться на кулачках, и поправлял огромный узел на животе, завязанный как бант. Уплетая сало с хлебом, смачно хрумкая солеными огурцами, он так обильно разглагольствовал, словно боялся, что кто-нибудь его перебьёт и больше не даст сказать ни слова.

Беспрестанное говорение его сводилось к тому, что никто в мире не сможет, причем предельно быстро, подготовить дядю Колю для большого футбола, кроме него, Жоржа Свинкина, скромно выражаясь, замечательного тренера. Завтра же начнём тренироваться, да и первый матч не за горами.

Но с очень огромным удивлением Жорж Свинкин чувствовал, что сам не совсем верит своим собственным словам, потому что видел, что его грандиозные обещания не производят никакого впечатления даже на бабушку Анфису Поликарповну.

Почему?

Отчего?

В чём дело?

Как же так?

Неужели он зря старается?!

И Жорж Свинкин, поднатужившись, собрав весь запас хитрости, с утроенной энергией продолжал вдохновенно и обильно врать, как совершенно прекрасно организован в команде «Питатель» тренировочный процесс.

Пока бескомандный тренер занимается этим неблаговидным делом, я доложу вам, уважаемые читатели, что случилось с беспардонным вруном после того, как его настигла милиция.