Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 1 часть - Альманах Российский колокол

тусклой дымке; и грозно нависают низкие слои грифельных туч. В просветах туч – тревожное, нездоровое небо. Свинцовой тоской залито все вокруг, и только наливающийся розовым светом горизонт обещает ветер перемен. Он придет, этот ветер, разметет холодную стынь и освободит закованную в ледяную броню землю. За два месяца картина высосала из Сергея всю жизненную энергию, он чувствовал себя пустышкой, оболочкой без содержимого. Сегодня он наконец поставил последнюю точку, последний мазок – «Г. С., 91» – в левом нижнем углу. Где-то на окраине сознания суетилась Нина, пыталась накормить, разговорить, а он сидел, слушая гулкую пустоту в голове. Окончен самый тяжкий его труд, он понимал, что поднялся на самую высокую вершину своего творчества, только это почему-то принесло не удовлетворение, а пустоту.

– Серёжа… – негромкий голос за спиной, острой спицей пронзивший все его тело, остановивший биение сердца. Он повернулся медленно-медленно, чтобы не спугнуть, не разрушить этот сон. Наташа. Шесть лет прошло с того памятного вечера, шесть лет он гнал от себя ее лицо с бездонными озерами глаз, люто боролся с памятью, навеки вычеркнув то, что произошло тогда. Она мало изменилась, только истончилась ее бестелесная фигурка, тени легли в подглазьях и за скулами да шаловливые искринки ушли из ее глаз. Единственная женщина, существовавшая для него на свете.

– Узнал? А я следила за тобой, переписывалась с Валентиной. Ты куда-то пропал на несколько лет, а потом возродился. Как птица Феникс. Я специально приехала, чтобы посмотреть твой «Нижний пруд». Я всегда верила в тебя. И не ошиблась. – Наташа говорила лихорадочно быстро, словно хотела словами отгородиться от его взгляда. – Ты большой молодец, Серёжа. Не то, что мы, все остальные. У тебя большое будущее. – Шершавыми, стертыми словами она заполняла пустоту. – А я… – она попыталась улыбнуться, но получилась жалкая гримаса. – У меня все хорошо. Растет дочь, с мужем я разошлась. Работаю мелким редактором в мелком издательстве. Рада была тебя увидеть. Ну, я пошла.

Она повернулась, легко лавируя меж стоящих людей, убегая от Сергея. А он стоял столбом. Опомнился, только когда Наташу беззвучно, как во сне, поглотила входная дверь; расталкивая мешающих людей, бросился за ней. На улице Наташи не было. Она исчезла, растворилась, не оставив следов, словно встреча привиделась Сергею. Как случилось, что он упустил, не задержал ее? Он обязательно отыщет ее.

Он набрел на этот салон случайно. Болтался бесцельно по улицам, томимый бездельем, какой-то неясной безысходностью. В его Фёдоровке – рабочем поселке на задворках Караганды – вообще была серая тоска. Грязная улица с обшарпанными пятиэтажками, через дорогу – унылый подслеповатый куб заводской проходной, справа от него – ржавые ворота, из которых выезжали ржавые грузовики с какими-то железками в кузове. Дальше, за заводом, – карьер, вздыбившийся безобразными кучами песка с клочьями не до конца растаявшего грязного снега. Снег в поселке никогда не был белым, он даже падал серыми хлопьями, а упав, тут же покрывался черными разводами. По улице шли одетые в серое безразличные люди, не отрываясь смотрели вниз, себе под ноги, чтобы не оступиться, не поскользнуться на затоптанном снегу, чтобы спрятать глаза от серого неба, низко нависшего над черной землей.

В городе было не так томительно. Ходили автобусы, туго набитые людьми, плотно стоявшими на остановках, в витринах магазинов находились манекены с нелепо раздвинутыми, неподвижными руками. Стайка смеющихся девушек прошла мимо, занимая почти весь тротуар, так что Серёже пришлось посторониться, и он еще долго смотрел им вслед, недоумевая, чему они могут радоваться. Девчонок Серёжа не принимал и не понимал. Все они были ломаки, жеманно хихикали и болтали всякую чепуху, стреляли глазками, бездумно зубрили школьные предметы, и Серёжа не знал, о чем с ними можно говорить. Разве что «дай списать домашнее задание, а то я не успел…»

Надпись на фасаде была «Художественный салон “Эврика”». Серёжа поморщился: от этого салона и особенно «Эврики» за версту несло мещанским самохвальством. Салон – это что-то такое напыщенное, напудренные дамы и кавалеры раскланиваются и приседают в реверансе, разводя руками, как манекены в витрине. Он прошел было мимо, но почему-то остановился. Надпись была легкой, стремительные буквы выстроились в безупречную строку, а язычок у «Э» изящно поддразнивал Серёжу. Потоптавшись, он толкнул дверь, легко и услужливо расступившуюся перед ним. Внутри было освещено ровным теплым светом. Он нерешительно переминался с ноги на ногу, не зная, что предпринять. Невысокая стройная молодая женщина, какая-то очень ладная, – Серёжа не смог сразу разобраться, почему она ему так понравилась, – вышла навстречу:

– Вы что-то хотели?

Серёжа конфузливо топтался, стащив с головы шапку, мял ее в руках, беспомощно озирался:

– Вот я шел мимо, хотел посмотреть…

– Если вы хотите посмотреть экспозицию, у нас, извините, вход платный.

Только сейчас он заметил слева легкий столик с надписью «Ваш взнос – на развитие и продвижение искусства», с горкой монет и бумажек рядом. Тут же – настенная вешалка с несколькими висящими на ней плащами. Серёжа вытащил мятый рубль из кармана, повесил свою не совсем чистую, с прорехой на рукаве куртку и прошел, стыдливо осознавая неприличность в открывшемся ему пространстве своих видавших виды ботинок и мятой рубашки с залоснившимся воротом. Помещение было небольшим, очень чистым и светлым, на стенах висели картины в рамках.

– Можно посмотреть? – спросил он у женщины.

– Да, конечно, и даже купить можете, если что-то понравится.

То, что этот недотепа может что-то купить, Валентина Николаевна очень сомневалась, тем не менее в стеснительности, неуклюжести и наивности парнишки была некая необычность, и она краем глаза наблюдала за ним.

Анна Комлева

Родилась в Ленинграде. Стихи начала писать с 17 лет.

Жизненный путь прочерчен сквозь лихие 90-е по стезе искусства (участник поэтических сборников Петербурга, фотовыставок в Манеже) и любви к книге (редактор, корректор в издательстве «Амфора», детском журнале «Автобус», журналист колонки спорта и вечерней жизни в газете «Деловой Петербург»).

С 2000-х жизнь связывается прочными узами с драматическим театром. В настоящий момент трудится в Академическом театре им. Ленсовета (Санкт-Петербург).

Работает в жанрах кино- и театральной драматургии, фантастики, детской литературы, поэзии, исторической прозы.

Зачем горит свеча?

Галя, Галечка, Галина,

Для чего же ты ушла?

Отчего застыл твой Образ

И зачем горит Свеча?

Ты страдала, ты искала,

Ты хотела, ты могла!

Что-то где-то надломилось…

Покатилось… Не туда.