Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования - И. Козочкин

Нередко в штатах, особенно в тех, где уголовное законодательство в области института вины не испытало влияния Примерного УК, в судебной практике возникает вопрос: в чем отличие уголовно наказуемой небрежности от гражданско-правовой? Более или менее четкого ответа на него там найти невозможно. Вряд ли можно считать удовлетворительным решением и часто провозглашаемая судами такого рода сентенция: обвинение должно доказать, что имело место более чем простое отклонение от стандарта внимательности (заботливости), которое составило бы гражданско-правовую небрежность.[391]Другой пример: Верховный суд штата Аляска в одном из своих последних решений по данному вопросу (1997 г.) указал, что стандарт преступной небрежности требует установления «настолько грубой небрежности, которая заслужила бы не только возмещения ущерба, но и наказания».[392] Но что такое «грубая небрежность» (терминология, нередко используемая в статутах и судебной практике) – не совсем понятно. Тем более, что тот же суд отметил: подавляющее большинство юрисдикций (штатов) признают преступлениями деяния, «основанные на обычной небрежности».[393] Из сказанного можно сделать общий вывод: решение вопроса о том, является ли деяние, совершенное по небрежности, преступлением или гражданским правонарушением, зависит от усмотрения суда.

Иногда статуты и суды по существу определяют преступную небрежность как неосторожность.[394] Это, по-видимому, делается для того, чтобы подчеркнуть, что такая небрежность более чем гражданско-правовая. Но в этом случае стираются различия между небрежностью и неосторожностью. А это чревато серьезными последствиями, так как, например, убийство по неосторожности в принципе карается строже, чем по небрежности.[395]

Американские ученые справедливо полагают, что лучшим решением проблемы устранения путаницы и неопределенности в области института вины, в частности в отношении небрежности, было бы следование рекомендациям Примерного УК.

Наконец, необходимо отметить, что уголовному праву стран англосаксонской системы права, в том числе американскому, известна такая специфическая и архаическая форма mens rea, как злобность (злостность), или злой умысел (malice). Она встречается в уголовном законодательстве штатов, которое не было реформировано, и в Федеральном УК (раздел 18 СЗ). В УК Калифорнии (п. 4 ст. 7) злой умысел объясняется как желание досадить или причинить вред другому лицу либо как намерение (совершить противоправное действие), установленное представленными доказательствами или в силу презумпции закона (права). Большой круг преступлений там охватывается понятием «злоумышленное причинение вреда» (титул 14): от вандализма, убийства животных[396] до вмешательства в пассажирские транзитные транспортные средства или системы. Более сложное значение указанная форма вины, именуемая «злобное предумышление» (malice aforethought), имеет применительно к тяжкому убийству. Такая «злобность», как сказано в ст. 188 УК Калифорнии, может быть явно выраженной или подразумеваемой. Она является явно выраженной, когда проявляется обдуманное намерение лишить жизни другое лицо. Она является подразумеваемой, когда нет значительной провокации или когда обстоятельства, сопутствующие убийству, обнаруживают «порочную душу» (abandoned and malignant heart) деятеля. [397]

И хотя это определение базируется на положениях общего права, оно отсутствует в Федеральном УК, где также используется «злобное предумышление» в ст. 1111, посвященной тяжкому убийству.[398] Поэтому, как сравнительно недавно отметил один из федеральных окружных судов, для уяснения содержания статута о тяжком убийстве суды должны обращаться к общему праву.[399]

В большинстве случаев, если говорить в общем плане, лицо действует со злым умыслом, если оно намеренно или по неосторожности причиняет вред, запрещенный определением посягательства.[400] Оно может быть признано виновным в его совершении, не имея не только злого, заранее обдуманного, но и вообще никакого умысла. Таким образом, можно констатировать, что «злой умысел» – понятие, имеющее мало общего с современными представлениями о вине и ее формах. Особенно это касается тяжкого убийства. Хотя в его определениях в Примерном УК и реформированных кодексах штатов словосочетание «злобное предумышление» не указывается, влияние этой доктрины там наблюдается.

Характеризуя mens rea, нельзя обойти вниманием такой объективно важный вопрос, как мотив преступления. В целом следует отметить, что уголовное право США и других стран англосаксонской правовой семьи большого значения мотиву не придает. Некоторые ученые даже утверждают, что он никакого значения в уголовном праве не имеет. Так, по мнению Дж. Холла, едва ли что-то в уголовном праве есть более определенное, чем положение о нерелевантности мотива.[401] Другие авторы, признавая, в той или иной степени, уголовно-правовое значение мотива, по-разному понимают различия между мотивом и намерением. По признанию У. Лафейва, на протяжении многих лет вопрос о том, что такое мотив и в чем его отличие от намерения, «вызывает у теоретиков значительные трудности».[402]

Иногда этот вопрос поднимается в судебной практике. Рассматривая в 1997 г. дело Гофмана, Верховный суд штата Мичиган, используя определение, предложенное юридическим словарем (Black's law dictionary), указал: «Мотив – это движущая сила, которая подталкивает к действию для достижения определенного результата. А намерение – это цель использовать конкретный способ, чтобы достичь такого результата. Мотив, – подытожил он, – это то, что побуждает или стимулирует лицо совершить действие».[403]

Некоторые ученые по отношению к мотиву занимают противоречивую, двойственную позицию. Так, П. Робинсон пишет, что, хотя уголовное право обычно относится к мотиву безразлично, «цель» (имея форму виновности по Примерному УК) требует, чтобы деятель имел какой-то определенный мотив действия, такой, чтобы причинить какой-то конкретный результат; – это настоятельное требование, которое часто трудно доказать. Данный автор приводит такой пример: для признания лица ответственным за непристойное обнажение недостаточно установить, что деятель «шокировал» другого, вызвав у него беспокойство, но также, что его поведение было мотивировано желанием получить половое удовлетворение или возбуждение.[404] По мнению У. Лафейва, «мотив» – понятие двухаспектное. Уголовно-правовое значение может иметь мотив, трактуемый широко, когда речь идет о преступлениях, совершаемых со специальным намерением, или об обстоятельствах, исключающих уголовную ответственность («защитах»), таких как необходимая оборона или крайняя необходимость. Однако в связи с последними Лафейв пишет, что мотив не имеет значения, если «доказано, что обвиняемому были известны факты, которые дают основание для защиты».[405]

Столь же противоречивой является и судебная практика. Если иметь в виду «хорошие» мотивы, то в одних случаях суды признают их уголовно-правовое значение, в других – нет.

Но многие ученые признают процессуальное значение мотива, особенно на стадии назначения наказания. Нередко суды назначают минимальное наказание, если установлено, что обвиняемый действовал из хороших побуждений, и наоборот, – максимальное или увеличенное, если мотив его поведения был плохим. Так, например, Верховный суд США, рассмотрев в 1993 г. дело Митчелла, постановил: статут штата Висконсин (ст. 939.645 УК[406]), в соответствии с которым обвиняемый за причинение им потерпевшему тяжких побоев по мотиву расовой неприязни вместо двух лет тюремного заключения был приговорен к семи годам, не нарушает I поправку к Конституции.[407]

Наконец, следует подчеркнуть, что вопрос о мотиве в уголовно-правовой доктрине и судебной практике затрагивается или рассматривается только применительно к преступлениям, совершенным намеренно, т. е. умышленно.

Некоторые американские ученые считают одним из элементов преступления так называемое «совпадение» (concurrence) actus reus и mens rea.[408] Другие полагают, что это дополнительное условие уголовной ответственности (Дресслер). Третьи, не считая «совпадение» самостоятельным элементом, рассматривают его либо в связи с анализом деяния (Лавейф), либо в связи с анализом виновности (Робинсон).

О том, что принципу «совпадения» (так оно часто именуется в доктрине) в американском уголовном праве уделяется большое внимание, говорит хотя бы тот факт, что он получил закрепление в законодательстве ряда штатов. Так, например, в УК Калифорнии (ст. 20) сказано: «В любом преступлении… должны быть единство и взаимодействие действия и намерения или преступной небрежности».[409]