Чужие степи — часть шестая - Клим Ветров

Словно угадав моё настроение, машина задрожала от попаданий. Били прицельно, короткими очередями. Сыпались стекла, рвалась жесть и что-то шипело.

Я как мог вжался в землю, одновременно стараясь спрятаться за колесом. Пусть не панацея, но хоть какое-то прикрытие.

А вражеский пулемётчик работал на совесть. С тщательностью, присущей, наверное, педанту, простреливал буханку вдоль и поперёк.

Пули впивались в кузов, били по раме, впивались в двигатель и взрывали стёкла.

«Когда же у тебя патроны закончатся...» — думал я, матеря назойливого пулемётчика. И ведь выбрал же цель, — неужели никого ближе нет?

Не знаю сколько я так пролежал, в подобных ситуациях время воспринимается не совсем адекватно, но когда всё стихло, — успел отчаяться.

Вот какой от меня здесь толк? Понимаю — танк, пикапы с пулемётами. Но я?

Будь дело ночью, я бы прямо так и припустил обратно. Вот честно. Но сейчас день, и стоит мне подняться в полный рост, непременно последует реакция. Тут или враги пристрелят, или свои в горячке.

Поэтому ничего не оставалось кроме как лежать, дожидаясь концовки.

Ведь если верить озвученному плану, наша атака отвлекающая, и кто-то, скорее всего охотники, должны ударить в спину. Вот только когда это произойдёт — непонятно.

И только я расхрабрился и решил отползти подальше, как вновь ожил пулемётчик. То ли перезарядился, то ли ствол поменял, но буханку опять затрясло от попаданий.

— Ну не сука ли? — единственное что я мог сказать, и сказал, как страус пряча в песок голову. А что мне ещё оставалось? Только прятаться и ждать. Третьего не дано. Это в кино так бывает: поднялся — побежал — упал — снова поднялся, и всех победил. В жизни же, в лучшем случае подстрелят не насмерть.

Хорошо хоть Василич в ямке валяется, мне бы, по идее, тоже к нему бы как-нибудь присоседиться, пока эта сука пулеметная не додумалась по колесам пострелять. Хотя, ему угла не хватает, иначе, скорее всего, давно бы уже влупил.

В общем, лежал и молился я до тех пор, пока не запахло гарью.

Горела буханка. Где именно находится очаг, я не видел, но разгоралось настолько быстро, что начало серьёзно припекать.

Выползать из укрытия я не хотел, но сгореть хотел еще меньше. Поэтому потихоньку пополз назад, подальше от намечающегося пожарища. Полз медленно, из-за всех сил прижимаясь к земле. Машина разгоралась прямо на глазах. Вот, вроде и гореть там не чему, — жесть да стекло, а поди ж ты, как не в себя полыхает. Одно хорошо, пулемёт наконец заткнулся. Видимо, удовлетворенный результатом, пулеметчик переключился на другую цель.

Я же не медлил, и добравшись до Василича, заставил его потесниться. В себя тот не пришёл, поэтому не возражал. Мне даже сперва показалось, что он вообще помер, и только нащупав пульс, я успокоился. Как бы там ни было, а смерти я ему не желал, и только убедившись что с ним всё в порядке, осмотрелся. Стрельба не стихала, но подул ветер, и дым от горящих машин потянулся вдоль лагеря, надежно скрывая меня от чужих глаз. Были бы колёса — сбежал бы не задумываясь. Но колёс не было, и вариант с бегством отпадал сам собой. Конечно, можно отойти, но недалеко, и не факт что когда дым рассеется, меня не заметят. Да и с Василичем непонятно что делать. Здесь бросить — не вариант. С собой взять — тяжело тащить. Я хоть силушкой и не обижен, но тягать его безвольный центнер, — то ещё удовольствие.

Остаётся одно — идти вдоль лагеря к самолётам. О том чтобы лезть в перестрелку, я даже и не помышлял, толку от меня чуть, да и лишний раз на рожон лезть не хочется. Отвлекать — и без меня отвлекают, поэтому только так.

Подтянув автомат, я закинул его за спину, и хотел уже отчалить, но посмотрел на Василича, и передумал. Раз пришли вместе, вместе и уходить будем. До самолётов не особо далеко — Сколько тут? Метров триста? Если постараться, даже с таким грузом добегу, не сломаюсь. О том чтобы «будить» одурманенного полковника, я даже не помышлял. Очнётся — хлопот не оберёшься. Побежит приказ выполнять, и придётся его снова глушить.

Сказано — сделано. Закинув Василича на плечи, я покинул наше укрытие. Бежать не получалось, то ли он оказался тяжелее чем казалось, то ли я ослаб.

Выжить — вот чего я хотел в данный момент. Конечно надёжнее было бы проползти эти триста метров, дабы снизить риск поймать пулю, но даже в одиночку — это тот ещё квест, не говоря уже про ползание с таким грузом. Только риск риском, но мне повезло, и я достаточно быстро добрался до вожделенной насыпи перед самолетной стоянкой.

Сбросил Василича, упал сам, отдышался, и высунулся посмотреть.

Ни у самолетов, ни в округе никого не было. Наши попытались пробиться, но безуспешно, и теперь отстреливались, прячась за разбитыми машинами.

И если бы не танк — а он стоял прямо посередине, всё давно бы закончилось, настолько большим было численное преимущество противника и неудобной наша позиция.

Понятно что со своего «угла» всего видеть я не мог, но то что было доступно, особых надежд не внушало.

Будь дело в лесу, можно было бы на что-то надеяться, — мол сидят где-нибудь Клаусовы ратники, и ждут момента подходящего. Но леса тут нет, видно всё на километры, и никаких признаков что кто-то готовится нас поддержать, пока не заметно.

Будь обстановка поспокойней, я, может быть, и придумал чего-нибудь, но когда всё горит, а вокруг стрельба не смолкает, мозги работать совсем отказываются. Так что я чуть высунулся и просто наблюдал за происходящим.

— Пить... — донеслось из-за спины. Василич очнулся. Выглядел он откровенно плохо, но, как мне показалось, во взгляде уже не было «остекленения».

— Василич? Ты? — позвал я его.

— Не, не я... Папа римский... — с некоторой задержкой отозвался он, и приподнявшись на локтях, недоумённо закрутил головой.

— Не понял... Это что? Где мы? Почему стрельба? — Судя по всему, эта хрень с наваждением у него закончилась, и, что естественно, появились вопросы.

Разъяснять с самого начала я не стал — долго это, и коротко обрисовав текущую ситуацию, вернулся на свой НП.