Большая скука - Богомил Райнов

Такси останавливается возле стеклянной двери отеля «Кодан». Расплатившись с шофером, выхожу из машины и направляюсь к входу. Вдруг с противоположного тротуара меня окликает Грейс:

— Мистер Коев!

Перед «плимутом» Сеймура стоит секретарша, а за рулем невозмутимо восседает сам владелец.

— Вы сегодня, кажется, убежали из библиотеки, а вот от нас вам убежать не удастся, — тихо говорит Сеймур, через окно протягивая мне руку.

— У меня и в мыслях не было убегать из школы, — возражаю я и в качестве вещественного доказательства показываю томик, озаглавленный «Миф и информация». — Видимо, мы просто разминулись.

— Ваше мнение мне очень интересно, — признается американец, бросив взгляд на томик. — Суетность мне чужда, но все же приятно знать, что хоть один человек полистал твою книжку. Смотрите, с тех пор как вышла в свет, она, вероятно, еще не раскрывалась.

К книге и в самом деле еще не прикасались человеческие руки, и боюсь, что она и дальше будет хранить свою девственность.

— Мы приготовили для вас сюрприз, — объявляет своим бесцветным голосом Грейс. — Поедемте на пляж.

Сюрприз совсем в другом — и я в первый же момент это заметил, хотя делаю вид, что ничего особенного не вижу. Секретарша в очень коротком и очень элегантном летнем платье, с голубыми и белыми цветами, в туфельках на высоком каблуке, красиво причесана, а самое главное — стеклянно-роговая бабочка очков больше не сидит у нее на носу. К новым элементам туалета следует прибавить кое-что из того, что она до сих пор прятала: сине-зеленые глаза, полуобнаженная грудь и бедра, до того стройные, что начинает казаться, будто Грейс взяла их где-то напрокат.

Я сажусь на место смертника ввиду отсутствия Дороти, секретарша устраивается сзади.

— Идея поехать на пляж целиком принадлежит Грейс, — уточняет Сеймур, как бы извиняясь.

Включив зажигание, он, как обычно, рывком трогается с места, но, поскольку, как уже было сказано, Дороти нет в машине, придерживается разумной скорости.

— Если хотите, мы можем пообедать на пароходике, — предлагает американец после короткого молчания. — Говорят, там весьма недурно готовят. И потом небольшая прогулка…

— О нет! Сыта по горло морскими прогулками, — решительно возражает секретарша. — Поедемте на пляж!

— Вам хочется показать нам свою фигуру, дорогая! — любезнейшим тоном поясняет Сеймур. И, обращаясь ко мне, продолжает: — Моя помощница начинает проявлять не свойственное ей тщеславие, Майкл. Не знаю, то ли это влияние Дороти, то ли вы оказываете на нее такое действие.

— Вы мне льстите, Уильям. Насколько я понимаю, мужчина, способный переменить вкус женщины, еще не родился.

— Может, это покажется вам нахальством, но я попрошу вас найти другую тему для разговора! — подает голос Грейс.

Как я уже не раз мог заметить, секретарша держится с Сеймуром не как с шефом, исключая, может быть, те случаи, когда она выполняет обязанности по службе, как было, к примеру, на симпозиуме. И, что более странно, шефа это нисколько не беспокоит.

— Ее задело… — говорит американец как бы про себя. — Еще одна новость.

Насколько я разбираюсь в медицине, люди сперва идут на пляж, а потом уже обедают. У моих же спутников получается наоборот. Мы хорошо поели в небольшом ресторанчике и лишь после этого отбываем на море.

Пляж на Бель Вю со своими белыми палатками напоминает поселение индейцев. Эти палатки здесь именуют вигвамами за их форму. Хотя время клонится к вечеру и ветер устрашающе треплет стенки палаток, мы втроем далеко не единственные «индейцы» в этих местах. Множество горожан обоего пола, лежа на песке или на травке, наслаждается субботним днем, который бывает только раз в неделю, и теплым солнышком, которое заглядывает сюда и того реже.

Сеймур снимает три вигвама, и я втискиваюсь в один из них, чтобы проверить, налезут ли на меня плавки, купленные по пути на пляж. Когда после удачной примерки я выхожу наружу, то застаю на песке только Грейс, лежащую на голубом банном халате. Хотя эта женщина явно не в ладах с модой, она все же понимает, что голубое ей идет.

— А где Уильям?

Секретарша кивает в сторону моря. Американец успел погрузиться до плеч в воду. Какое-то время он стоит неподвижно и смотрит в нашу сторону, но расстояние не позволяет установить, то ли он глядит именно на нас, то ли просто созерцает панораму берега. Потом он поворачивается к нам спиной и размеренными движениями опытного пловца удаляется в море.

С синеющего водного простора мой взгляд перемещается на золотистую полоску песка, точнее, в тот его сектор, где возлежит Грейс. Если бы два дня назад кто-нибудь сказал мне, что эта стройная, безупречно изваянная фигурка принадлежит Грейс, я бы счел его ненормальным. Только никакой тут ошибки нет: лежащая на голубом халате грациозная красотка — не кто иной, как мужественная секретарша Уильяма Сеймура, автора книги «Миф и информация». Интересно, осмелится ли этот автор утверждать, что лежащее передо мной существо — тоже миф.

Грейс ощущает на себе мой изучающий взгляд, но, вместо того чтобы смутиться, прозаично бросает мне:

— Садитесь же, чего торчите!

Она уступает мне часть своего халата.

— Вы вчера не обедали с нами. Вас что, не пригласили? — спрашиваю, лишь бы не молчать.

— Пригласили, только так, чтобы я не пришла.

И оттого, что признание совпадает с моим предположением, оно звучит неожиданно.

— Вам меня недоставало? — в свою очередь любопытствует Грейс.

— Очень.

— В том смысле, что мое присутствие спасло бы вас от неприятного разговора?

С этой женщиной надо быть поосторожней. Как говорит Сеймур, она так легко угадывает ваши мысли, что это становится опасным.

— Вы переоцениваете мой практицизм, — пробую я возразить. — И недооцениваете себя.

Я снова перевожу взгляд на гармоничные формы, находящиеся в непосредственном соседстве.

— Вы слишком бесцеремонно меня изучаете, — безучастно роняет женщина.

— Чисто научный интерес.

— Если я не ошибаюсь, вы занимаетесь социологией, а не анатомией.

— Понимаете, есть социологи, которые считают, что структура общества соответствует структуре человеческого организма.

— Да, имеется в виду органическая школа.

Она смотрит на меня своими сине-зелеными глазами и спрашивает:

— Майкл, вы действительно социолог?

— А кто же я, черт возьми, по-вашему? Разве шеф ваш не социолог?

— Именно это меня интересует: вы такой же социолог, как он?

— Нет, я не такой. Я отношусь к другой школе.

— Да, верно: к органической… Так, выходит, меня вам вчера недоставало?

— Очень.

— Вопреки тому, что любовь для вас феномен?

— Любовь?.. Оставьте в покое громкие слова. Пускай ими пользуются литераторы.

— Тогда какое же слово употребите вы?

— Влечение… Симпатия… Даже, может быть, дружба… Откуда мне знать? В стилистике я не силен.

— Симпатия… Дружба… Неужто, по-вашему, дружба — это нечто меньшее, чем любовь?

— Как вам сказать. Во всяком случае, это нечто иное. Любовь — это как бы инфекционное заболевание, стихийное бедствие, нечто такое, что обрушивается на вас неожиданно, в чем нет ни вины вашей, ни заслуги. А дружба — это сознательное отношение…

— Рациональная сделка между двумя индивидами, — формулирует Грейс.

— Отнюдь. Там, где есть сделка, дружбы не существует. А там, где дружба, не обойтись без чувств. Но имеются в виду осознанные чувства, не эмоциональное опьянение.

— Ага! Выходит, я должна быть польщена?

— Боюсь, что вы немного забегаете вперед.

— Ваша резкость делает вас поразительно похожим на Сеймура. О какой же дружбе идет речь?

— Дружба делится на разные виды, Грейс. И потом, очень важен период ее развития…

— Вы назвали меня по имени?

— А вам это неприятно, да?

— Напротив, это доказывает, что наша дружба крепнет. В таком случае когда мы снова увидимся?

Я как-то сам привык задавать этот вопрос, но, видно, времена меняются.

— Когда у вас найдется для меня немного времени?

— Все мое время принадлежит вам, — расщедривается женщина. — Внеслужебное, разумеется. Виды и периоды развития для меня не существуют.

— Думаю, что было бы удобнее всего вечерком, только попозже.

— А я считала вас смелым человеком.

— Считайте и впредь. Однако некоторые меры предосторожности не повредят.

— Лекция о дружбе закончилась. Началась лекция о предосторожности.

— Куда же пропал Сеймур? — бросаю я вместо ответа.

— Он, должно быть, уже за горизонтом.

— Раз уж мы заговорили о смелости, вашему шефу ее не занимать.

— О, это смелость тех, которые особенно не дорожат жизнью.

— Так же, как Дороти?

— Почти. Две разновидности неврастении.

— А вы?

— Я из третьей разновидности… Но вы забыли уточнить время и место…

— Программа в «Амбасадоре» начинается в одиннадцать. Если это место и этот час вас устраивают…