Замок серебряной розы (СИ) - Снегова Анна

- Ричи, малыш… почему мне кажется, что ты этим разочарован? Может быть, игра – если она была игрой – прекратилась как раз в тот момент, когда ты понял, что не такая уж это плохая задумка?

Он бросился с жаром возражать, даже не дослушав.

- Это всё не важно! Лягушонку оказалась неприятна сама идея о том, что я могу ей быть кем-то кроме друга. Для меня этого достаточно, чтобы не позволить ни единой своей мысли пойти в неправильном направлении. Я не оскорблю это маленькое чистое существо…

- Стоп. Стоп-стоп-стоп, пожалей свою несчастную маму! – леди Винтерстоун подняла ладони в знак капитуляции, а потом приставила указательные пальцы к вискам. – Я уже не выдерживаю количество тонн бреда на единицу площади моих бедных ушек.

Ричард пару мгновений ещё буравил её тяжёлым взглядом, а потом тоже сдался.

Они улыбнулись друг другу, графиня подошла и крепко обняла его, получив в ответ крепкое медвежье объятие.

- Береги себя, сынок. И возвращайся скорее. Поверь, болота и камни не будут скучать по тебе так сильно, как… как мы.

Ричард выпустил её, и она лёгким грациозным шагом направилась к выходу, шелестя тёмно-синим платьем, которое в сгущающихся сумерках казалось почти чернильным. У самого порога она обернулась.

- И знаешь, что? Ты очень, очень! – похож на своего отца. И мы с ним правда ужасно гордимся тем, какого благородного и хорошо воспитанного сына мы вырастили. Но… скажу тебе по секрету, твой отец далеко не всегда вёл себя как такой уж чинно-благородный лорд. Так что не бойся… неблагородных мыслей и поступков, попирающих этикет. Честно говоря - все эти правила, это ужасно скучно. И они никого ещё не сделали счастливыми.

С этими словами утончённая леди показала сыну язык и закрыла дверь.

Кажется, сегодня для меня день шоковых откровений!

И самое главное преподнёс мне Ричард. Я вообще сейчас правильно поняла или у меня слуховые галлюцинации? Он… думал над тем, что наша «игрушечная» помолвка – не такая плохая идея?! Мне не показалось? И… как теперь мне с этим знанием жить?

Хотя я по-прежнему оставалась невидимой, после ухода леди Винтерстоун у меня создалось полное ощущение, будто мы с Ричардом остались наедине, и по этому поводу меня охватило ужасное смущение.

А он стоял, опираясь обеими ладонями на столешницу письменного стола, и думал. И чем дольше он думал, тем сильнее усиливалась моя нервозность. Невозможность узнать, о чём это он там так сосредоточенно размышляет, просто сводила с ума. Хоть беги за леди Винтерстоун и возвращай её обратно.

Глава 22

Глава 22

Чем дольше длилось это молчание, тем больше оно становилось… мурашечным каким-то. Я закусила фалангу указательного пальца, чтобы сдержаться – мне захотелось подойти ближе к Ричарду и потрогать его. Самые тайные, самые непривычные для меня желания прорастали во мне, как плети шипастых роз – и так просто было бы поддаться им сейчас, когда он меня не видит!

Наконец, Ричард тряхнул головой и выпрямился.

Сдёрнул с себя белый шейный платок. Повесил его на спинку стула. Резкими движениями расстегнул чёрный сюртук, снял, проверил карманы… видимо, продолжает собираться. Уезжает всё-таки…

- Да чтоб тебя… вот же… Лягушонок!

Ричард вытащил руку из кармана, и с ладони прямо на идеально чистый ковер ссыпалась горсть хрупких сухих лепестков и листьев. Мелкая труха разлетелась вокруг, и в совершенный порядок его спальни вторгся ужасный кавардак.

Я понимала, что он вряд ли услышит, но всё равно зажала рот рукой, потому что мне стало смешно. Это я во всём виновата. Заставила взять цветок в качестве награды за выигранную им партию в шахматы. Он не знал, куда деть, и чтоб не обижать меня положил в карман. И вот теперь цветок увял, и комната Ричарда стала похожа на осенний парк, забросанный опавшими лепестками роз.

Бутон с остатками лепестков на его ладони.

Он заносит руку, чтоб выбросить его в корзину для бумаг… но не делает это.

Вместо этого аккуратно кладет на стол. Рядом с портретом матери.

Понятия не имею, что это значит. Но меня начинает жечь изнутри, разрывать от наплыва чувств – и я так хочу поделиться ими! Я пытаюсь вырваться из плена невидимости, разорвать барьер, мешающий сделать шаг навстречу… но силы уже и так на исходе. Я трачу их с каждым вздохом, эта портальная магия ужасно сложная. Вместо того, чтобы выбраться из междумирья, начинаю чувствовать, как меня со всё возрастающей силой начинает засасывать обратно.

Но я не хочу возвращаться.

Всё, что есть, бросаю на то, чтобы побыть здесь хоть немного ещё. Вены начинает жечь, лёгкие горят – моё тело уже кричит о том, что с каждым лишним мгновением здесь всё это становится просто опасно для меня. Но я отгоняю голос разума.

Ричард оборачивается и проходит мимо меня, толкает дверь в соседнее помещение. Я скольжу за ним, как бесплотная тень.

Белые стены, шары голубого магического огня под потолком, тихий плеск воды. Ванная комната.

Замок ледяной розы без слов знает, что нужно хозяевам. Это каменное чудо как верный пёс предугадывает желания. Округлая чаша, вырастающая из пола, начинает наполняться горячей водой. Пар плывёт по комнате. Неужели я всё ещё здесь? Кажется, сейчас остановится сердце.

Но я уже не принадлежу себе.

Когда он медленно расстёгивает сначала запонки, потом пуговицы на груди – одну за другой.

Когда из плена тонкой ткани высвобождаются сначала широченные плечи, потом рельефные сильные руки – руки воина, которые мечом владеют столь же искусно, как и пером. И как же глупы те люди, которые ошибочно принимают графа Винтерстоуна, ученого и путешественника, за изнеженного благородного лорда, не подозревая, что под дорогим, безукоризненно сшитым костюмом прячется крепость стали.

Когда белая рубашка летит куда-то на пол. Когда линии его тела обрисовывает свет магических огней. Я медленно умираю на месте.

Я потерялась в этой магии, плавлюсь и сгораю на костре, в который сама же вошла своим безумным желанием остаться. Надо было всё-таки послушаться голоса разума.

Потому что не представляю, как теперь буду спать ночами.

Зеркало на стене всё покрыто испариной. Ричард отворачивается от меня, опирается руками о край раковины, оставляя для любования свою невероятную спину. Вижу капельки пота, стекающие по впадине. Кажется, у меня температура подскакивает так, что об меня саму можно не то, что греть воду – а натуральным образом её вскипятить.

Опускает руку в струю воды, приглаживает волосы. Темные пряди от влаги становятся длиннее, прилипают к шее, курчавятся.

Тихий плеск воды заглушает грохот моего сердца.

О чём он всё время думает?

И почему мне кажется, что думы эти – тяжёлые?

Ричард вскидывает голову и вдруг поднимает руку, с размахом проводит ладонью прямо по запотевшей зеркальной глади, и в открывшемся неровном окне я вижу напряжённый, сосредоточенный взгляд тёмных глаз.

Его глухой голос:

- Что же не так с твоей жизнью, а, приятель? В какой момент всё свернуло не туда?

Я ошиблась.

Он тоже горит. Только в своём собственном пламени.

Наши дороги по-прежнему разные.

Но почему-то, - впервые пожалуй, - у меня появилась надежда. На то, что настанет день, когда Ричард остановится и подождёт меня на этом пути, протягивая руку.

В напряжённой, звенящей тишине ему некому ответить. Я по-прежнему нема. А даже если бы и смогла – что бы сказала? Мне ему нечем помочь. Всё, что я могу – это отдать ему своё сердце и душу, отдать всю себя, до самого донышка. Если бы он только попросил. Но он же этого не сделал.

Меня и здесь уже почти нет.

Я истаиваю, как тот самый пар над горячей водой.

С последним вздохом срываюсь с места и подлетаю к нему.