Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

– Заходи, красавец, побудь со мной. Но вначале вкуси сладость моих сахарных уст.

Девица грациозно приблизилась к Лукову, осторожно сняла с молодого человека очки и потянулась своими устами к его губам. Одиссей почувствовал дыхание, отравленное спиртным перегаром, и инстинктивно отпрянул. Но девица совсем не обиделась. Она усмехнулась и предложила молодому мужчине кружку.

– Запей горьким вином, коль недостаточно сладко показалось.

Одиссей чувствовал, как горят его щёки. Близость этой бесстыдной женщины, несмотря ни на что, не могла не взволновать его. Видя его взгляд, девица улыбнулась, взяла его за руку и нежно потянула за собой на пол, напевно приговаривая:

– Что ж, не захотел моего поцелуя, изведай другого. Тебя люблю теперь я. Побудь со мной, забудешь о тревогах. Лаской огневой утолю все твои печали.

– Ого, смотри-ка, приглянулась ему наша Маруха! – хохотнул и подобострастно обратился к юному комиссару один из его собутыльников, указывая на растерявшегося Лукова. – А может, лучше старичку её предложить? Она кого хочешь молодым козликом скакать заставит!

– Ох, ха, ха! – схватившись за животы, заржали приятели комиссара.

– Зачем отбираете у меня мальчика – надула губки вакханка, – он такой милый, чистенький такой, не испорченный, прямо съела бы. Ам!

– Заткнись! Тебя на спрашивают! – по-хозяйски рыкнул на неё Лаптев. И тут же перешёл с крика на вкрадчивость. С дерзким глазом и ухмылкой на губах комиссар обратился к Вильмонту:

– А что, начальник, выбирай любую. Мы с тобой теперь в одной упряжке, так что должны уважить друг друга. Выбирай! Все наши мамзели к твоим услугам! Хочешь на Маруху залезай, а хочешь с Алтыной повеселись. Сегодня я угощаю! Я не жадный!

При этих словах девица с дряблой грудью, выпирающими рёбрами и измождённым некрасивым лицом вульгарно заржала, выставив на показ свои крупные лошадиные зубы.

– Выбери меня, дедок, я стареньких люблю.

Вильмонт указал комиссару на дверь:

– Ладно. Фенито ля комедия. Пожалуйте-ка с вашими дружками и проститутками вон! А когда протрезвеете и очнётесь от кокаинового дурмана, я с вас спрошу за украденный спирт.

Лаптев перестал вальяжно ухмыляться и зло насупился.

– А не боишься, генерал, что я черкну на твоём приговоре бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!».

– Не боюсь, тем более что мне, как начальнику экспедиции, такое право дано прежде чем вам, любезный. И если подтвердиться, что это вы украли и разбазарили экспедиционное имущество, то не вы меня, а я вас раньше к стенке поставлю.

Обведя дружков мутным взглядом воспалённых глаз, комиссар вдруг схватил свой большой револьвер и завопил истошным голосом:

– А ну, братва, круши их! А эту старую суку я лично кончу!

Собутыльники комиссара повскакивали на ноги. Огромный немец сбил с ног сразу двоих и оглушённых поволок за шкирку в дверь. Вильмонт же, хотя и был на полвека старше Лаптева, легко выбил из его руки опасную игрушку. Словно рогатку отобрал у хулиганистого мальчишки! Обезоружив дебошира, генерал развернул его рожей вниз и заломил правую руку за спину.

– Будет, будет! – завопил от боли Лаптев. – Твоя взяла! Отпусти!

Генерал для порядка отвесил ему парочку оплеух, после чего вышвырнул на свежий воздух продышаться. Туда же – в сугроб полетели два его дружка-собутыльника. Но третий – здоровенный бугай схватил со стола нож и кинулся на генерала. Блеснуло длинное стальное лезвие.

– Как свинью заколю! – зашипел урка. Громко завизжала одна из перепуганных девок. Но старик снова поразил всех. Неожиданно резко для своего возраста он ударил нападающего носком правой ноги в колено и сразу вслед – в пах. Удар получился диковинный – двойной. Бугай громко охнул и скривился. Нож выпал из его руки. Громила присел на корточки, держась за своё мужское достоинство. Не давая противнику опомниться, седой боец, словно на крюк, насадил на его подбородок на свой костистый кулак. Мужик хрюкнул и с оглушительным грохотом опрокинулся на сдвинутый к стене стол, перевернув его. Подёргал ногой и затих.

Впрочем, Луков не увидел эффектного финала этой драки.

– Су-у-к-а-а! – в самом начале потасовки вдруг раздалось пронзительное возле самого его уха. Сзади кто-то сиганул молодому человеку на плечи. Сразу сбросить наездника не удалось. И Одиссей стал вертеться на месте, словно необъезженный жеребчик. Но всадник крепко обхватил его бёдрами вокруг талии и руками за шею, и принялся молотить кулаком по голове. Крутя головой, один удар Одиссей поймал прямо в лицо. Вспышка. Во рту засолонило. Подоспевший немец отодрал противника от товарища. Перед глазами у Одиссея всё плыло, но он разглядел татуировку в виде головы Горгоны на левой лопатке своего обидчика…

…Одиссей сидел на полу и медленно приходил в себя, держа предложенный немцем платок возле расквашенного носа и разбитых губ. Его уже били однажды в прошлом. Это случилось в университете. Рабфаковцы, видимо, по наущению комсомольского вожака устроили молодому доценту из кадетов «тёмную». Они подкараулили Лукова на тёмной лестнице. Его хотели напугать, заставить изменить свои взгляды, пойти на сотрудничество с властью. Поэтому избивали не всерьёз с целью покалечить, а лишь для того, чтобы интеллигентик, что называется «поплыл». Так что вкус крови был ему знаком.

В столовой появился командир авиаотряда и с ним красноармейцы из комендантского взвода. Пусть с большим опозданием, но местная власть, всё же взялась за наведение порядка на своей территории.

Одиссей поднял глаза. Мимо него молоденький солдат провёл полуобнажённую проститутку. Она пыталась флиртовать со своим конвоиром:

– Куда же ты меня ведёшь, душечка? А ты симпатичный мальчик. Ну посмотри же на меня, служивый! Когда ещё ты получишь в своё полное распоряжение такое роскошное тело.

Луков узнал так впечатлившую его вакханку. На её спине возле левой лопатки красовалась голова медузы Горгоны со змеиными зрачками и ярящимися гадюками вместо волос…

На улице Одиссей стал свидетелем того, как Лаптев униженно клялся генералу, что в ближайшее же время достанет обещанное горючее для аэроплана.

– Хорошо, даю вам ещё три дня. Но учите: если не достанете, – отправитесь в Москву, а я буду просить нового комиссара! Вы меня поняли?

Лаптев энергично закивал чубатой головой.

А старик сурово предупредил:

– И знайте, сударь, что с этой минуты я терплю вас в экспедиции до тех пор, пока вы ведёте себя пристойно. Ещё один подобный фортель, и я вышвырну вас вон. И мне всё равно, чем вы там себя мните. Эта экспедиция находится на контроле у самого вашего Ленина, так что мне простят любое самоуправство.

Глава 12

Комиссар очень старался, чтобы его оставили в экспедиции. С большим риском для своей жизни Лаптев метался по охваченной мятежом губернии. Возвращался он разочарованный и злой. После каждой поездки привозил с собой какое-то доказательство собственного усердия: то отобранный в стычке с повстанцами обрез, то свою простреленную шапку, то окровавленный комсомольский билет бывшего с ним вместе товарища, которого бандитская пуля сразила в самое сердце. Гранит так и выложил этот обмазанный в крови кусок картона перед Вильмонтом. Только генерала всё это мало трогало. Создавалось впечатление, что привези Лаптев хоть отрубленную голову, суровый старик только пожмёт плечами и поинтересуется: «А когда будет обещанное топливо?».

Между тем три дня, которые Вильмонт дал комиссару на поиск бензина, истекли. А тут ещё удалось после долгих ожесточённых споров договориться с местным начальником об одной заправке экспедиционного самолёта. Вылет был назначен на следующее утро. Казалось, Лаптев проиграл и ему остаётся с позором вернуться в Москву. Но поздним вечером накануне вылета «штрафник» привёз-таки обещанную бочку дефицитного керосина! Правда, на этот раз обычно болтливый Лаптев умолчал, где достал горючее. Да и бочка оказалась далеко не полной. Но на радостях, что вроде как для экспедиции началась светлая полоса везения, генерал его «амнистировал». Все легли спать с мыслями о завтрашнем вылете.

Ещё до рассвета Одиссей был разбужен взволнованным немцем.

– Что, уже пора? – спросонья щурясь на лётчика, зевнул Луков.

– Они уходят! – тревожно сообщил обратившийся в слух Вендельмут.

За стеной басовито гудели авиационные моторы. Однако Одиссей не находил в этом ничего необычного, но лишь до тех пор пока немец не пояснил, что это местные лётчики, забрав с собой почти всех авиатехников, самовольно, без приказа покидают аэродром. Можно было догадаться, куда теперь направятся бывшие офицеры, которых только обстоятельства заставили поступить на службу в Красную армию.