Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми

– Эйвери?

Я покачала головой, чувствуя, как по вискам льются горячие слезы.

– Детка, – Джош отнял мои руки от лица, – что случилось?

– Ничего. Пожалуйста, не обращай внимания. Я такая глупая!

Он поцеловал костяшки моих пальцев:

– Скажи мне.

– Ты когда-нибудь был так счастлив, что не знал, смеяться тебе или плакать?

Он покачал головой и спросил:

– А у тебя когда-нибудь было что-нибудь настолько прекрасное, что ты боялась это потерять?

Я кивнула и всхлипнула. Слова Джоша выразили мои чувства, которых я сама не смогла объяснить.

– Я никуда не уйду, – сказал он, большим пальцем вытирая мои слезы.

Почувствовав его руку в своей, я вдруг вспомнила аварию:

– Ты говорил это до… нет, после столкновения.

Джош на секунду задумался, а потом тихо усмехнулся:

– Ну вот видишь! Я держу слово.

– Даже если тогда ты не знал, что оно означает?

– Я знал. – Он наклонился и поцеловал меня в губы. – И сейчас готов это повторить.

Я улыбнулась:

– Ты не первый, кто обещает женщине ошиваться возле нее. Но иногда, хочешь ты этого или нет, приходится отпускать людей.

– Только не мне. – Джош указал на фотографию, стоявшую в рамке у меня на прикроватной тумбочке: – Почему ты о них никогда не говоришь? Вы созваниваетесь?

Я всерьез задумалась, прежде чем ответить. Отдать другому человеку часть себя – не то же самое, что подарить ему машину и дать ключи от своего дома. Это еще более решительный шаг.

– Папа вез нас с мамой в ресторан, чтобы отпраздновать мой выпускной. Мы смеялись, говорили о будущем. А потом что-то ярко вспыхнуло. Больше я ничего не помню.

Джош сглотнул, нахмурив брови:

– Ты сильно пострадала?

– Сотрясение. Пробыла без сознания минут двадцать.

Видя, как он огорчен, я дотронулась до его лица:

– Ну что ты?

– Я представил тебя после аварии одну с… с родителями.

– Их выбросило на дорогу. Мама умерла сразу же, папа вскоре. Я увидела их, только когда пожарные вытащили меня из машины.

– Не буду говорить, что ты везучая, но…

– Вот и правильно. Не надо. Терпеть не могу, когда мне такое говорят.

Он поцеловал меня в лоб:

– Ладно. Тогда скажу, что повезло мне. Ты выжила. Дважды. И ты здесь.

Я закусила губу:

– Не обязательно постоянно говорить все эти прекрасные слова. Просто оставайся рядом.

Он внимательно посмотрел на мое лицо, как будто хотел собрать по кусочкам все, что было разбито.

– Я буду делать и то и другое.

– С днем рожденья тебя! – пропела Деб, протягивая мне крошечный тортик, покрытый розовой глазурью.

Я понюхала его:

– Песочный с клубникой?

– Как ты любишь! – подмигнула она.

– Спасибо, Деб.

Я остановилась посреди коридора и зажмурилась.

– Что такое? – насторожилась Деб.

– Мне придется либо пользоваться прокладками, либо носить с собой запасные трусы.

– Это тебе подарок от Джоша? – сморщилась она. – Может, хватит уже служить ему контейнером для спермы?

– Вообще-то, он подарил мне шарфик и брелок-сердечко. Принес завтрак в постель, – обиженно сказала я. – А две недели назад, между прочим, ты больше всего желала слушать интимные подробности.

– Это потому что я спала одна. А теперь у меня свои сексапады, так что спасибо тебе большое.

Я направила на нее указательный палец:

– Ты и Куинн? И с каких пор?

– С того одного раза.

– С одного раза… – повторила я.

– Чувствуешь?

– Что?

– Что ты завидуешь моей потрясающей регулярной половой жизни. О’кей. Продолжай в том же духе. Мне это даже приятно.

– Я… э… пошла на четвертый этаж.

Деб посмотрела на меня с отвращением:

– Думаю, в родильном отделении ты отлично покайфуешь. Особенно если учесть твою ненависть к детям.

– Нет у меня к ним ненависти. Глядя на них, я даже вроде как успокаиваюсь. Гадаю, кем они станут, когда вырастут, и какие проживут жизни.

– Ну ты и странная! – сказала Деб и направилась в приемную.

Я подошла к лифту и нажала кнопку. Доктор Розенберг был уже в кабине. От его высокой термокружки с кофе шел пар, и он разгонял его, размахивая пачкой документов. Как только мы встретились взглядами, он смутился и шагнул в сторону, освобождая для меня пространство.

– Доктор, – сказала я. Он кивнул, притворившись, что просматривает свои бумаги. – Все в порядке?

– Да, конечно.

Он продолжал глядеть в документы, но не читал их: они были перевернуты вверх ногами.

– Я вас чем-то расстроила? – спросила я, прокручивая в голове варианты.

Может, он сердится из-за того, что мы с Джошем продолжаем встречаться? Или утром я что-то не так сделала, когда у пациента остановилось сердце? Больше ничего в голову не приходило.

– Рид? – тихо добавила я.

Он посмотрел на меня. В этот момент лифт звякнул и двери открылись. Выйдя в коридор, доктор Розенберг остановился у стеклянной стены детской палаты. Там никого не было, кроме новорожденных, которые размахивали ручками или спали.

– Я хотел бы вам кое-что сказать, но не знаю, стоит ли.

– Это личное?

– Да. Это касается Джоша.

Я вздохнула:

– Доктор…

– Эйвери, он приезжал ко мне домой. Сказал, чтобы я держался от вас подальше.

Я резко повернула голову: Розенберг продолжал смотреть на детей. Его лицо было так безучастно, как будто он говорил со мной о погоде.

– Вы лжете!

Я сразу ощутила жгучее желание оправдать Джоша и даже не попыталась смягчить тон.

– Спросите мою жену. Или дочь. Они ему открыли.

Я заморгала и тоже неподвижно уставилась за стекло, чувствуя себя глупо. Внутри бурлило столько всего, что я не могла проанализировать свои чувства. В горле образовался ком.

– Мне очень жаль, – с трудом выговорила я.

– Я должен держаться от вас подальше, но, поскольку вы мне небезразличны, скажу вам это в последний раз: Джош стал опасен. Он непредсказуем, эмоционально незрел, у него ярко выражен собственнический инстинкт. Если вы позволите ему продолжать в том же духе, эта смесь может оказаться взрывоопасной. Понимаете меня?

Я кивнула, не сумев заставить себя взглянуть доктору в глаза. Мои щеки вспыхнули.

– Со мной он не такой, он…

– Они всегда не такие, пока такими не станут. Вы не хуже меня знаете, что это процесс. Мы каждый день видим примеры у нас в отделении. Думаете, женщин, которые поступают к нам с травмами, избивают на первом свидании? Думаете, мужья сразу же начинают мешать женам общаться с близкими и друзьями? Вам известно, как это бывает. И вы слишком умны, чтобы дать себя в обиду. Больше всего я жалею, что ничем не могу вам помочь. У меня семья, о которой я должен заботиться. И Джош сделал все, чтобы я не смог поддерживать с вами дружеские отношения. – Доктор повернулся и грустно на меня посмотрел. – Желаю вам всего наилучшего. Это искренне. Удачи вам.

Я хотела ему сказать, что он ошибается, но его слова не были лишены здравого смысла. Я не могла спорить и в глубине души спрашивала себя: «А вдруг это правда?»

– С-спасибо, – промямлила я.

Доктор Розенберг зашагал по коридору, как будто ничего не произошло. Как будто он только что не вырвал из груди мое сердце.

Глава 12

Джош

Захлопнув за собой дверь моей квартиры и шмякнув ключ на столешницу, Эйвери посмотрела на меня расширившимися глазами, полными огня. Я в то время готовил мясной рулет по рецепту матери Куинна – Эйвери попросила. Торт был уже готов и даже кое-как покрыт глазурью. Получилось не идеально, но настоящий именинный песочный пирог с клубникой в магазине не купишь, поэтому пришлось выяснять в Интернете, как такой испечь. Я прикрыл свое творение чистым полотенцем.

– Был неудачный день, детка? – Я бросил прихватку на стол и, прислонившись к обшарпанной пластиковой панели, сложил руки.

– Как посмотреть. Может, по-твоему, унижение – это удача, Джош?