Человек-амфибия (первоначальный, журнальный вариант романа) - Александр Беляев

— Нельзя ли не пускать в меня дым, мне тяжело дышать, — обернувшись, сказал он своему стражнику.

— Что-о? Просят не курить? Ха-ха-ха! — Полицейский засмеялся так, что все его лицо собралось в морщины и живот затрясся. — Подумаешь, какие нежности! — И, выпустив в лицо юноши дым, как из паровозной трубы, он крикнул: — Пшел!

Юноша повиновался.

Наконец, Ихтиандр увидал озеро с перекинутым через него узким мостом и невольно ускорил шаги.

— Не спеши к своей Долорозе, — прикрикнул толстяк.

Они взошли на мост. На середине моста Ихтиандр вдруг перепрыгнул через перила и бросился в воду.

Полицейский никак этого не ожидал от человека со скованными руками.

Но и Ихтиандр не ожидал от толстяка того, что тот сделал в следующее же мгновение. Полицейский бросился в воду вслед за Ихтиандром, опасаясь того, что «агитатор» может утонуть. Полицейскому было более выгодно доставить живой трофей. Притом, арестованный, утонувший с ручными кандалами, мог наделать хлопот. Полицейский так быстро последовал за Ихтиандром, что успел ухватить его за волосы и не отпускал, отчаянно ругаясь. Тогда Ихтиандр, рискуя лишиться волос, потянул полицейского на дно. Вскоре Ихтиандр почувствовал, что рука полицейского разжалась и отпустила волосы. Ихтиандр отплыл несколько метров и выглянул из воды, чтобы посмотреть, выплыл ли и полицейский. Тот уже барахтался на поверхности и, увидав голову Ихтиандра, закричал:

— Утонешь, подлец ты этакий, чтоб тебя крабы съели! Плыви ко мне!

«А ведь это мысль!» — подумал Ихтиандр и вдруг крикнул:

— Ах, спасайте! Тону!.. — и опустился на дно.

Из-под воды он наблюдал за полицейским, который нырял, в поисках утопающего. Наконец, видимо отчаявшись в успехе, полицейский выплыл на берег, встряхнулся и быстро пошел по дороге.

«Придут искать тело утопленника», — подумал Ихтиандр. Осторожно выглянув и убедившись, что на дороге никого нет, он быстро вылез из озера и бросился бежать по кукурузному полю.

X. Живой утопленник

Мать дона Педро Зурита, Долороза, была полная, сырая старуха, с крючковатым носом и выдающимся подбородком. У нее росли довольно густые усы, что придавало ее лицу странный и еще более непривлекательный вид. Это редкое для женщины украшение и закрепило за ней в округе кличку «усатая Долороза».

Когда сын явился к ней с молодой женой, старуха осмотрела Гуттиэре с такой бесцеремонной внимательностью, как будто сын привел на ее гасиэнду новую корову. Долороза прежде всего искала в снохе недостатков. Но со стороны внешности «приобретение» сына было безукоризненно. Больше того: красота Гуттиэрэ поразила старуху, хотя она ничем не выдала этого. Но такова уж была усатая Долороза: поразмыслив у себя на кухне, она и красоту Гуттиэрэ обернула в недостаток.

И, когда старуха осталась вдвоем с сыном, она, неодобрительно покачав головой, сказала дону Педро:

— Хороша. Даже слишком хороша. — И, вздохнув, прибавила: — Наживешь ты, сынок, хлопот с этакой красавицей. — Подумав еще, она продолжала: — И горда. А руки мягкие, нежные — белоручка будет.

— Обломаем, — ответил дон Педро и углубился в хозяйственные счета.

Долороза зевнула и, чтобы не мешать сыну, вышла в сад подышать вечерней прохладой. Как у истой испанки, в ее характере жестокость уживалась с сантиментальностью. Она любила помечтать при луне.

А в такой вечер не грешно было помечтать даже усатой Долорозе.

Цветущие мимозы наполняли сад нежным ароматом. Белые лилии сверкали в лунном свете, как будто они были сделаны из серебра. Едва слышно шептали листьями лавры и фикусы.

Долороза уселась на скамью среди мирт и предалась своим мечтам о том, как она прикупит соседний участок, разведет тонкорунных овец, выстроит новые сараи…

— А, что б вас! — сердито крикнула старуха, ударяя себя по щеке. — Эти москиты не дадут человеку и посидеть спокойно!

Незаметно облака затянули небо, и весь сад погрузился в полумрак. На горизонте резче выступила светло-голубая полоса — отражение огней города Параны. Эта полоса бледного света изменила направление мыслей старухи. Вспомнив о городе, она вспомнила и о тревожном времени, — о волнениях среди мелких фермеров-арендаторов, о рабочих, которые становятся все требовательнее, о городских агитаторах, призывающих батраков к неповиновению и забастовкам.

«Собственными руками задушила бы их!» — прошептала старуха, сильно ударяя себя по лбу.

И вдруг над низким каменным забором, на фоне голубоватого зарева огней Параны, она увидала человеческую голову. Кто-то поднял руки — руки, скованные кандалами! — и осторожно спрыгнул через стену в сад.

Старуха затряслась так, как будто ее сразу охватил сильнейший припадок тропической лихорадки. Она хотела крикнуть и не могла. Пыталась подняться и бежать домой, но ноги не повиновались ей. Широко открытыми глазами следила она из своего укромного уголка за «каторжником», — как решила она.

А человек в кандалах осторожно пробирался по кустам, подошел к дому и начал заглядывать в окна.

И вдруг, — или она ослышалась? — каторжник тихо сказал:

— Гуттиэрэ!

Час от часу не легче! Так вот она, красота-то! С каторжниками знакомство водит! Чего доброго, эта красавица убьет ее с сыном, ограбит гасиэнду и сбежит с кандальником!

У Долорозы будто плотина прорвалась. Ее душу затопили вдруг чувства глубокой ненависти к снохе и горького злорадства. Это придало ей сил. Старуха рванулась со скамьи и побежала в дом.

— Скорей! — задыхающимся шопотом сказала она сыну, — в сад забрался каторжник. Он звал Гуттиэрэ!

Горячая волна ударила в голову Педро. В нем проснулся ревнивый собственник гасиэнды и красавицы жены. Он выбежал с такой поспешностью, как будто дом был объят пламенем, схватил лопату, лежавшую на дорожке, и побежал вокруг дома.

У стены дома стоял юноша со скованными руками и смотрел в окно.

— У-у-у! — завыл Зурита. — Каррамбо! — и он опустил лопату на голову юноши.

Без единого звука, юноша, как подкошенный, упал на землю.

— Готов, — тихо произнес Зурита.

— Готов, — подтвердила следовавшая за ним Долороза таким тоном, как будто ее сын раздавил смертоносного скорпиона.

Зурита тяжело отдышался и вопросительно посмотрел на мать.

— Куда его?

— В пруд, — зашипела старуха. — Пруд глубокий.

— Всплывет?

— Камень привяжем. Я сейчас!

Долороза побежала домой и трясущимися руками начала искать большой мешок, в который можно было бы положить труп убитого. Но она вспомнила, что все мешки были отправлены с пшеницей на мельницу. Тогда она достала наволочку и длинную бечеву.