Милостыня от неправды - Ефим Сорокин

Если бы я не держал Ноему за руку, то подумал бы, что на стремянке — она, только постаревшая. Во мне уже жило ликующее предчувствие.

— Енох? — глядя на меня, растерянно спросила женщина, но, догадавшись, что обозналась, улыбнулась: — Ной!

Я узнал Манефу. Она не спеша спустилась со стремянки и протянула руки навстречу нам.

— Я рада, Ной, что Бог повторил Еноха в своем правнуке. — Взгляд Манефы подернулся слезной поволокой. Я и Ноема, напрягаясь от внутреннего восторга, бросились к ней. А непонятные скальные звуки пришли в радостное движение…

Мы долго рассматривали потолочную картину, которую одухотворяло дыхание чудесного.

— Ее написал Енох, — сказала Манефа. — Впервые я увидела ее после его вознесения. И так же, как и вы, я замерла, пораженная. Енох пророчествовал о тех временах, когда Господь ради спасения людей вочеловечится. То есть, творя мир невидимый, мир духовный, который волен и не творить, будет ходить по земле человеком. Будет распят на Кресте и спустится в ад, чтобы вывести из него праведников, что жили до Его вочеловечивания. Вот здесь это сошествие Богочеловека и изображено. За Ним три ангела охраняют невесомо парящий Крест, а внизу, у ног Богочеловека — коленопреклоненные люди в белых погребальных одеждах подняли к Нему свои невесомые руки. Глаза людей преисполнены неясной надежды. Дух их, некогда покинувший землю, готов покинуть и подземелье и перейти в небесное пакибытие.

В тот день Манефа много говорила о Енохе. Рассказывала, как он был взят ангелами на небо и вернулся от них со знанием пророческого прошлого и пророческого будущего. О том, как обличал Енох отступничество людей от Бога, обожествление знаний, поклонение бесам, помогающим в приобретении знаний. Проповедью своей Енох рушил планы Тувалкаина объединить в один народ и сифитов, и каинитов под властью последних. О том, как Енох оказался в городе каинитов, а его сын, Мафусал, попал в ловушку, устроенную Тувалкаином: купил арбалет и по закону города был осужден на каторжные работы. А Енох, чтобы спасти сына от темничного заточения, согласился на совместное служение с каинитами. О том, что во время праздника Енох помолился Богу, чтобы Он уничтожил идолы каинитов, и те разлились водой, и Он уничтожил идолов, и они разлились водой, а Енох пошел по сегменту солнечного света к ожидающим его ангелам. Манефа рассказывала о проповеди Еноха на высокогорном пастбище.

Мы прошли в другой зал, и я с изумлением увидел жертвенник и богослужебную утварь.

— Здесь твой отец катакомбно совершает жертвоприношения Богу.

— Отец? — Я растерянно оглядел всех, и возмущенные мысли уже прошелестели у меня в голове, и, наверное, на лицо я сделался угрюм.

— И вы не могли сказать мне об этом раньше? — подавив свою духовную чуткость, с возмущенной обидой вопрошал я. — Я мечусь в поисках катакомбного епископа, а вы служили здесь, и… Я без службы… — И замолчал, справедливо ожидая объяснений.

— Ной! — взмолилась растерянная Ноема. — Ной, как хорошо Господь все устраивает! Еще утром все было неясно и неопределенно, а сейчас… — на что ты обижаешься? — мягко укоряла Ноема. — Ты снова сможешь служить у жертвенника! Вот что важно!

— Когда ты только родился, Ной, — заговорила Манефа, — твоего отца Ламеха добрые люди предупредили, что жрецы каинитов станут изводить тебя с лица земли посредством волшебства. Я думаю, тебе нетрудно будет понять отцовскую заботу. А когда ты, Ной, узнаешь свое предназначение, ты сам скажешь, что отец твой поступил правильно. — Я не мог понять слов любви, которые произносила Манефа, и не в силах был справиться со своим удивленным сомнением, но уже не серчал ни на кого. Ноема была права: вчерашние тайны разрушались с необыкновенной легкостью, точно во сне. — Пока ты в неведении служил в лже-сифитской церкви, пока искал катакомбного епископа, каиниты ничего не предпринимали против тебя. Поэтому отец твой и молчал о своем священстве, которое принял от живущего в катакомбах праведного Еноса. Даже Мафусал ничего не знает об этом. — Манефа подала мне священнические одежды, и я благодарно кивнул.

— Ты думаешь, Манефа, что я и есть тот самый Ной, который спасется в потопе?

— Ты не единственный Ной на земле и, возможно, спасется другой Ной, но ты можешь оказаться и тем самым Ноем… До поры до времени власть не будет трогать детей Света. Свободу объявили всем, чтобы неразумных сифитов объединить с каинитами и создать религию сатаны. Каиниты будут творить чудеса бесовской силой и прельстят многих. Истинная Церковь сифитов ушла в катакомбы. Епископ и несколько священников путешествуют по земле и окормляют детей света. Со временем и это малое стадо будет уменьшаться.

Остальные сифиты смешаются с каинитами, будут жить по их законам и поклоняться падшим ангелам. Мир обрушится на бывших детей Света: будут изменены заповеди, догматы, но никто из мирян даже подозревать об этом не будет. А за несколько лет до потопа каиниты пустят в Карагодское мучилище железнодорожный состав, в последнем вагоне которого повезут последних детей Света. Это будет знамение времени. Бегите за этим вагоном, цепляйтесь за колеса, лишь бы уехать с ним. Кто думал о своей посмертной участи, кто не наслаждался грехом, те из детей Света успеют за этим составом, уедут в последнем вагоне. А в мучилище, когда перед расстрелом сифитов выведут на снег, он растает под их ногами — расцветут и зазвенят сиреневые колокольчики.

— Я не могу понять, почему скрываешься ты, Манефа, почему катакомбно служит отец, а Мафусал безбедно и безбоязненно живет в городе? Неужели его совесть не обличает его?

— Все не так просто, — вздохнула Манефа. — Когда уже объявили свободу, именно Мафусал предупредил меня, что Иагу ищет души моей и послал людей, чтобы убить меня. Вот причина моего затвора! Конечно, я плачу, что Мафусал с каинитами, и молюсь за него. Мафусал не пренебрегает внушением совести, и я надеюсь, будет день, и душа его обратится к Богу. Хотя… если я правильно поняла Еноха, Мафусал может погибнуть в водах потопа. Но мы все можем погибнуть, и об этом не надо забывать. А Тувалкаину Мафусал нужен уже только потому, что он — сын Еноха-сифита, но давно уже принял образ жизни каинитов и даже их образ мысли. Тувалкаин будет терпеть Мафусала и прощать ему многое, что не простил бы даже близким по крови людям. А в последние времена Мафусала и Тувалкаина объединило еще одно общее дело.

— Общее дело?

— Ты, Ной, должно быть слышал о нем. На жреца Иагу работает очень много умных людей, среди них немало и сифитов. Это от них в мир исходит: все мы — дети Адама! У них считается неприличным уточнять, кто ты — сифит или каинит. Среди них работает и твой знакомец — Твердый Знак.

И, конечно, в тот день я не мог не спросить у Манефы о книге Еноха. Есть ли она? Видел ли ее кто-нибудь? Читал ли? Содержит ли она знания пророческого прошлого и пророческого будущего?

— Долгое время, Ной, я была уверена, что Енох не оставил нам никакой книги. На высокогорном пастбище, перед тем, как Еноха навсегда забрали ангелы, Мафусал спрашивал его о книгах, но Енох ответил уклончиво. Он заговорил о папирусах наших душ, на которых пишет Сам Бог. Но в каменоломнях ко мне однажды подошел заключенный, на руках у которого умер мой брат Гаидад. В предсмертном бреду он упоминал книгу, которую якобы оставил на земле Енох.

— Бред Гаидада слышали не только узники, но и надсмотрщики, — говорил узник, на руках которого умер Гаидад. — Он шептал, что книга спрятана под каким-то жертвенником…

Я поблагодарила заключенного за погребение пайкой темничного хлеба.

В тот же день по каменоломне разнесся слух, будто приехал важный господин. Я почему-то была уверена, что меня вызовут к нему. И меня вызвали. Важным господином оказался жрец Иагу. Бойся этого человека, Ной! Он способен записывать в сознание людей все, что ему нужно. Запретит тебе видеть камни, и ты до конца своей жизни не увидишь ни одного камня. В свое время жрец Иагу внушил одному несчастному, что он — Енох, что он поднимался на небо к ангелам. И привозил этого несчастного в дом Еноха, чтобы доказать тому, что и ему путешествие к ангелам внушено… Меня вызвали к Иагу. Он приурочился на валуне, в тени скалы, куда ветром не заносило вздыбившуюся над каменоломней пыль. Казалось, она стала гуще, уже не видно было узников — только звенели цепи и лопаты о щебень. И еще — очень хорошо помню! — из пыточной пещеры слышались вопли несчастного. Надсмотрщица подвела меня к Иагу и испуганно-поспешно удалилась.

— Вы, конечно, узнали меня? — вежливо спросил Иагу.

— Однажды вы были в нашем доме с Тувалкаином, — ответила я, продолжая поражаться чистоте одежд Иагу.

— Ваш брат Гаидад перед смертью, в бреду, упоминал книгу Еноха. Он просил вас, Манефа, сберечь ее. Я буду откровенен. Если вы отдадите нам эту книгу, я гарантирую вам не только жизнь, но и жизнь на свободе.