Путь Империи - Александр Воронков

Однако подполковника Кольцова мало трогали и недоумение возчиков, и ворчание приставленных к работам русских стрелков: «Что мы, сапёрами, что ли, служить нанялись? Это у них вон лопата да топор на погонах — пусть бы они и ковырялись!» Периодически приезжавших с колоннами грузовиков пластунам он не терпящим возражения тоном тут же приказывал сгружать оружейные и патронные ящики из кузовов машин в установленные тут же рядом палатки, а самим включаться в работу.

В нарушение всех казачьих традиций, бешметы всех до одного пластунов были из защитной ткани, вместо черкесок с газырями поверх бешметов надеты короткие серые куртки на вате, обувью служили британские рыжие ботинки «джимми» с высокой шнуровкой. Только новомодные папахи-кубанки да дедовские кинжалы на кавказских поясах безоговорочно свидетельствовали, что это — те самые овеянные легендами пластуны-кубанцы, лучшие из лучших воинов, потомки запорожцев и черноморцев, некогда наводивших ужас на стамбульских янычар и усмирявших гордых мюридов Шамиля.

За несколько месяцев до войны есаулу Андрею Шкуре было поручено сформировать Охотницкую Кубанскую пластунскую сотню особого назначения из добровольцев со всего Войска, включая не только состоявших на службе, но и запасных. В течении трёх недель Шкура смог набрать почти двести сорок оторви-сорви-голов и прибыл, согласно приказанию, с ними в Крым, в распоряжение подполковника Кольцова.

Двухшереножный строй тянулся вдоль «линейки» качинского плаца: ещё пёстро, хотя и единообразно обмундированные в кубанскую форму казаки с номерами различных полков на погонах, некоторые — с медалями за усердие, знаками и и цепочками призовых часов за отличную стрельбу на черкесках.

После доклада есаула увешанному орденами армейскому подполковнику кубанцы напряжённо «тянули стойку», сосредоточенно пытаясь уразуметь, что сулят им такие необычные перемены в привычном порядке течения службы.

— Здравствуйте, братцы-казаки!

— Здрав-жлам-ваш-высок-бродь!

— Государь Император Алексей Николаевич и регент Российской Империи Его Высочество Николай Николаевич соблаговолили возложить на меня обязанности по созданию в Русской армии новой, небывалой ещё воинской части. Вы же, лучшие из лучших, призваны составить костяк первой сотни особого назначения, подчинённой, после меня самого, лишь лично Его Императорскому Высочеству Регенту. Оправдаем же возложенные на нас надежды! Ура, братцы!

— Урра-ра-ра-а!

— Нашей части приказано выделить всё необходимое для решения задач, которые могут быть поставлены перед нами: новое оружие, секретное пока снаряжение, обмундирование. Сотня будет подготовлена для ведения необычного боя — боя особого типа. Никто, запомните, н и к т о не должен до времени узнать, к чему вас готовят. До сих пор войны велись на море и на суше, кораблями, конницей, артиллерией и пехотой. Вы же, подобно небесному воинству Архистратига Михаила-архангела сможете разить врагов Престола и Отечества, спустившись с небес не землю!

— …

С тех пор у пластунов Охотницкой Кубанской сотни ОсНаз служба не пошла, а прямо-таки полетела. Казаков разделили на полусотни, взводы, отделения по восемь человек в каждом. У традиционно шедших на службу со своей справой, то есть оружием и снаряжением казаков забрали «в казну» старые винтовки и шашки, вместо них выдали новенькие, в прошлом-позапрошлом годах выпущенные с завода укороченные трёхлинейные винтовки казачьего образца. Каждому четвёртому пластуну вручили хорошо себя показавшие в Японскую войну ружья-пулемёты системы Мадсена, лицензию на производство которых Россия приобрела по личному распоряжению Регента, каковые получили официальное название «ружьё-пулемёт образца 1905 года». Пулемётчики, урядники и офицеры помимо обязательных наганов повесили через плечо деревянные кабуры «Зверобоев», они же «русский маузер» — конструктивно переработанная сестрорецкими оружейниками версия знаменитого немецкого пистолета-десятизарядки. Присланные с флота артиллеристы обучали пластунов обращению со скорострельными пятиствольными пушками Гочкиса, каковых было выделено на сотню аж четыре штуки! Грохота от этих флотских «малышек» было немало, но на дистанции прямого выстрела их снаряды не только довольно точно накрывали цели, но и с лёгкостью пробивали деревянные стены и листы котельной стали, что пулей из стрелкового оружия было сделать затруднительно.

Прибывший из Гатчинской Воздухоплавательной школы поручик Котельников был назначен в сотне инструктором и пластуны принялись за овладение спасательным прибором для авиаторов его конструкции. Кипу шёлковой ткани, прикреплённой к верёвкам, упакованную в громоздкие металлические короба, которую казаки прозвали «ангельским горбом», каждый складывал и упаковывал десятки раз, добиваясь аккуратности и автоматизма движений. Купола нескольких «аппаратов Котельникова» были укреплены на двенадцати выносных балках выстроенной у края плаца огромной вышки, которая превосходила высотою даже колокольню гарнизонной церкви. Каждый взвод пластунов раз в три дня в очередь совершал с этой вышки прыжки на землю. Сперва казаки приняли такое приказание без восторга, — ведь это ж вам не с мажары сигать! — бурчали, поднявшись наверх крестились и шептали молитвы, но после благополучного совершения первых прыжков не только успокоились, но большинство стало стремиться всеми правдами и неправдами добиться разрешения на внеочередной прыжок. «Истинно — архангельское воинство!» — как говаривал гарнизонный священник отец Николай.

Но подлинный шок пластуны испытали, когда первые два взвода были выведены к аэродромному полю, где их уже ожидали три громадных аэроплана: «Русский витязь», «Илья Муромец» и его невооружённый «гражданский» собрат «Микула Селянинович», на котором крылатые эмблемы «Русско-Балканских аэролиний» до сих пор не заменили трёхцветными концентрическими кругами Императорского военного воздушного флота.

Первые несколько дней пластуны только тем и занимались, что тренировались в подъёме в аэропланы с оружием и надетыми на спину коробами спасательных приборов и выпрыгивании со всем этим грузом на землю. Когда же весь личный состав сотни научился производить обе эти операции достаточно быстро и с минимальными задержками, на «Микулу Селяниновича» поднялись первые шестнадцать человек для совершения прыжка в небесах. Первым прыгал подполковник Андрей Кольцов, за ним — сам изобретатель прибора Глеб Котельников, третьим — есаул Андрей Шкура. К концу третьего месяца обучения у каждого пластуна, начиная от сотенного командира и кончая последним кашеваром, за спиной было уже по десятку-полтора прыжков из недр завывающего моторами тканево-деревянного аппарата на землю. Действительно, такого в Русской армии, да и нигде в мире, ещё не бывало!

И вот теперь бойцы Охотницкой Кубанской пластунской сотни особого назначения, прибывшие на грузовиках от самой Стара-Загоры, укрепляли дорогу между Чалтаджой и Гевньели, превращая её полотно во взлётно-посадочную полосу для тяжёлых аэробусов конструкции Игоря Сикорского. Слава богу, что Регент Николай Николаевич делом чести считал господство России и на земле и в воздухе, и ещё полтора года назад на производственной базе Русско-Балтийского вагоностроительного завода было открыто конвейерное производство русских тяжёлых самолётов как для Императорского военного воздушного флота, так и для обеспечения деятельности трансроссийских и трансбалканских воздушных перевозок.

Разумеется, пассажирские билеты на «Микулы Селяниновичи» обходились весьма недёшево, например, перелёт из Петербурга в Киев через Москву обходился аж в двадцать пять целковых, а через Варшаву — в целых двадцать восемь с полтиною, но скорость перемещения не шла в сравнение, да и срочные грузы небольшого веса аэробусами было доставлять гораздо более безопасно и оперативно, нежели поездами или пароходами. Поэтому ежедневные рейсы аэробусов по маршрутам Санкт-Петербург — Москва — Киев — Одесса, Санкт-Петербург — Варшава — Кёнигсберг — Берлин, Санкт-Петербург — Варшава — Киев, Санкт-Петербург — Москва — Нижний Новгород — Оренбург пользовались заслуженной популярностью у состоятельных господ. Совершать полёты в небесах — пусть и на пассажирской скамье, а не за штурвалом небесной машины — стало модным в определённых кругах.

К закату на новенькую полосу стали садиться аэропланы. Первыми, ещё около шестнадцати часов, приземлились два «Альбатроса Др-1», захваченных болгарами на станции Лозенграда ещё в разобранном состоянии вместе с германским конструктором Рентцелем. Заранее приехавшие сюда солдаты русской аэродромной команды быстро откатили к краю полосы и занялись их осмотром и заправкой. Спустя примерно час с севера стали подлетать и приземляться на укреплённую дорогу русские военные «Ильи Муромцы» и Микулы Селяниновичи» «Русско-Балканских аэролиний». Всего до темноты на поле у взлётной полосы выстроились в ряд двенадцать тяжёлых аэробусов — всё, что удалось собрать на юге России и на Балканах.