На службе Отечеству - Александр Алтунин

В полдень к голове колонны подъехала запыленная эмка. Из нее выскочил чрезвычайно подвижный худощавый полковник. Встав на придорожный пень, он громко крикнул:

— Командира батальона ко мне!

Капитан Тонконоженко подбежал к полковнику, представился:

— Здравствуйте, капитан! — Полковник протянул руку. — Я из штаба девятнадцатой армии. Вашему батальону приказываю развернуться здесь… Задача — оседлать дорогу и во что бы то ни стало задержать противника, особенно его технику, не дать прорваться к главным силам. Понятно, капитан?

— Понятно, товарищ полковник. Только боеприпасов у меня маловато: патронов — по двадцать — двадцать пять штук на винтовку, по три-четыре мины на ствол и всего пять снарядов для сорокапятки.

— Занимайте оборону, капитан, о боеприпасах я позабочусь. Полковник так же внезапно исчез, как и появился. Тонконоженко вывел батальон на большое картофельное поле, окруженное со всех сторон смешанным лесом. Поле было ровное и легко просматривалось из конца в конец. Капитан Тонконоженко расположил стрелковые роты вдоль восточного края поля. Огневую позицию для противотанковой пушки он выбрал слева от дороги.

И снова бойцы, сбросив амуницию, быстро, как кроты, вгрызаются в землю.

Часа через два из леса с западной стороны поля выскочили мотоциклисты. Меткий огонь боевого охранения заставил их повернуть вспять и скрыться за деревьями. Вскоре оттуда показались автоматчики. Они перебежками пересекают поле, ведя беспорядочную стрельбу. Боевое охранение вынуждает их залечь. Получив подкрепление, автоматчики возобновляют движение. Бойцы охранения, отстреливаясь, организованно отходят за передний край обороны. Их поддерживают стрелки. Экономя боеприпасы, Тонконоженко запретил без команды открывать пулеметный огонь. До немцев оставалось меньше двухсот метров, когда раздался сигнал — длинная пулеметная очередь, — и сразу заработали все пулеметы и минометы. Немногим вражеским автоматчикам удалось благополучно удрать.

Вторая атака началась десятиминутным артиллерийско-минометным налетом. В разгар отражения этой атаки в тылу батальона послышались автоматные очереди. Капитан Тонконоженко приказал резервному взводу прочесать лес, а минометчикам занять оборону фронтом на восток.

Вторая, а за ней и третья атаки противника были отбиты.

Вечером, когда над полем стали сгущаться сумерки, Тонконоженко получил приказ отходить. Он скрытно собрал роты на лесной дороге и быстро повел их на восток.

В полночь батальон нагнал основные силы полка. Капитан Тонконоженко объяснил командирам, что, пока мы сдерживали противника, полк подготовил к обороне очередной рубеж.

Наш батальон вывели во второй эшелон. Бойцы залезли в отрытые ячейки и уснули как убитые.

На этом рубеже полк держался целые сутки. И снова приказ отходить. И снова наш батальон, который, по мнению командира полка, "отдохнул во втором эшелоне", прикрывал отход.

В стычках с передовыми частями противника батальон заметно таял. В стрелковых ротах в строю осталась лишь половина личного состава. Редели и ряды минометчиков.

Под вечер третьего дня отступления на привале капитан Тонконоженко, смуглое лицо которого почернело от усталости, вызвал к себе командиров рот и взводов. Окружив комбата, мы молча ожидали, что он скажет. И такая усталость была написана на наших запыленных и осунувшихся лицах, что капитан, не выдержав, махнул рукой:

— Садитесь, товарищи!

Мы с облегчением, нет, не сели, а буквально повалились на траву, стараясь поудобнее вытянуть натруженные ноги.

— Все, друзья мои! — тихо и торжественно начал Тонконоженко. — Конец отступлению! Впереди нас ждет подготовленный рубеж обороны. Нашему батальону отведен участок южнее села Колышки. Его мы должны удержать любой ценой. Дальше отступать но будем.

Нас чрезвычайно обрадовала весть, что теперь батальон будет сражаться в составе родной дивизии.

Распрощавшись с полком, вместе с которым батальон принял боевое крещение, утром следующего дня мы прибыли в назначенный район. Капитан Тонконоженко уехал к полковнику Бурчу, заместителю командира дивизии. Возвратился он заметно расстроенным. Оказывается, в районе села Колышки сосредоточиваются отдельные подразделения нашей дивизии, отставшие по пути на фронт от главных сил. Где находится командир и главные силы дивизии, полковник Бурч не знал.

Нашему батальону отвели полуторакилометровый район обороны на левом фланге. Незадолго до полудня роты заняли указанные им участки. Действительно, отлично поработали саперы и местные жители, в инженерном отношении огневые позиции выглядели безупречно. И для людей, и для минометов, и для боеприпасов имелись надежные укрытия. Старшина Охрименко, по-хозяйски обследовав прочные блиндажи, восхищенно заявил:

— Ну и хоромы, едят их мухи! Век бы в них жил…

Лица минометчиков прояснились, затеплилась надежда: теперь остановим фашиста, а там и назад погоним.

Так хотелось верить в это!

Пока старшина и командиры расчетов получали боеприпасы и приводили в порядок оружие, бойцы отдыхали, пожалуй, впервые за трое суток. Мы с командирами взводов старались использовать светлое время для изучения местности и подготовки данных для стрельбы.

После полуночи на переднем крае неожиданно вспыхнула перестрелка. Вскоре выяснилось, что немецкая разведка натолкнулась на наше охранение. Остальная часть ночи прошла спокойно, если не считать вспышек осветительных ракет, то и дело разгоравшейся перестрелки, гула танковых моторов вдалеке. Все свидетельствовало о повышенной активности фашистской разведки и о подходе крупных сил.

Обхожу расположение роты. Всматриваюсь в лица спящих бойцов и командиров. Сколько им еще предстоит пережить, и неизвестно, кому удастся перешагнуть через завтрашний день.

Возвратись на НП, застаю там Охрименко. Старшина доставил термосы с горячим супом. В предвидении жаркой схватки не разрешаю прерывать отдых бойцов.

— Пропадет ужин, едят его мухи! — с досадой воскликнул Охрименко, дергая себя за ус.

— Ничего, — успокоил я, — покормишь утром.

В блиндаже Стогов предусмотрительно расстелил на охапке свежей травы шинель. Я вдруг почувствовал такую слабость; что с трудом добрался до нее и, упав, сразу провалился в черную бездну.

Разбудил меня внезапно начавшийся артиллерийский налет. Выскочив из блиндажа, увидел бегущих к нашему переднему краю автоматчиков. Попав на минное поле, многие падают, но по их следам бегут другие. Из наших траншей не слышно ни выстрела. В сердце закралась тревога: бойцы и командиры спрятались от обстрела и не видят наступающих фашистов. Бросаюсь на ближайшую огневую позицию. Наталкиваюсь на расчет старшего сержанта Поливоды. Старший сержант колдует у прицела.