Мойра. Я найду твою судьбу - Полли Нария

так однозначно. Нет лишь черного. Нет лишь белого. Есть цвета, которые я волен смешивать сам. И то, что получится в итоге, зависит только от меня.

И именно поэтому мойра меня волновала. Она была другой. Совершенно. Небесное создание. Но не идеальное, как говорят о любых божествах многочисленные летописи. А человечная. Очень наивная. И на удивление живая в эмоциях.

Я с грустной улыбкой вспомнил, как она поцеловала меня в сонном дурмане. С какой страстью отдавалась процессу и как отскочила, осознав происходящее. Ведь такой как я, не мог вызвать в сердце девушки ответных чувств.

Мне понадобилось приложить огромное усилие воли, чтобы перестать разглядывать спящую мойру. Быстрым шагом, покинув тесную каюту, вышел на палубу к моряку.

Тот, заслышав мои шаги, сжался и стал смотреть на меня из-под сведенных бровей. Вполне ожидаемая реакция человека, которому не так давно приставляли нож к животу.

— Как тебя звать?

Вины за собой я не ощущал, но наладить контакт хотелось бы.

Моряк молчал, внимательно наблюдая за каждым моим движением.

— Я не стану тебя убивать.

Глаза мужика стали еще уже. Не доверял. Что тоже не удивительно.

— Если я скажу, что иного выхода не было, ты ведь все равно не поверишь?

Молчание. Да уж. Парламентер из меня был никудышный. Хотя я мог бы и вовсе не стараться. Держать мужика в страхе проще. Так бы я поступил раньше. Это то, чему меня учил Яннис. И тьма внутри словно нашептывала пойти простым путем. Сделать так, как было привычно.

— Те женщины… — голос моряка вырвал меня из состояния задумчивости. — Я никогда не видел ничего подобного. Столько ярости и злости в глазах.

Я удивленно изогнул бровь.

— Могу поклясться, что слышал змеиное шипение в момент, когда вы впрыгнули мне на борт.

Теперь уже молчал я. Моряк оказался не так прост. Не то чтобы смертные не могли ощущать темных существ. Просто это было большой редкостью.

— Вот и ты…

— Что я?

Мужчина схватил штурвал сильнее и сжал губы, будто бы сам боялся произнести то, что крутилось у него в голове. И я понимал его. Почувствовав истинную суть фурий, он не мог не уловить и моей. Тем более, когда я стоял рядом.

— Кто ты?

Здесь я не выдержал и, задрав голову к небу, рассмеялся что есть мочи. Влажный ветер обдувал мое лицо, солью ложась на губы. В груди все клокотало от непонятных чувств и эмоций. Я смеялся и смеялся, ощущая давление в грудине, словно она не выдержит напора и, треснув, выпустит собравшийся за эти годы внутри негатив. Я смеялся до тех пор, пока гортань не пересохла и не стала подобна наждачке. До тех пор, пока глаза не наполнились слезами.

Кто есть я?

— Я почти человек, — хрипом вырвалось признание, на осознание которого мне потребовалось слишком много времени. — Почти человек, который не причинит тебе вреда.

Я видел в глазах моряка недоверие и осторожность. Он был полон сомнений. Но, тем не менее, мужчина произнес:

— Коста. Так меня зовут.

Глава 33

Настоящее время

Калиста

Из глубин сознания доносился зов. Таинственный, но очень знаковый голос. Было в нем что-то мистическое, что-то подлинное и близкое. Поначалу он казался слабым, но через пару мгновений окреп, и его стало труднее игнорировать.

Зов проник в каждую клетку тела. Он бежал вместе с кровью, распространяясь по порам и любым закоулкам сознания. Мое открытое равнодушие заставило его усилить напор. Он стал так громок, что рвал сердце на части, отзываясь набатом в ушах. Хотелось сжаться, спрятаться от зова глубоко-глубоко внутри себя и своей души.

— Уйди, — попросила я жалобно.

И тотчас все вокруг обратилось в звенящую тишину. Сердце стало биться ровнее. Сознание окутала легкость и… Страх. Я очень ясно осознала себя одинокой. Потерянной во тьме. Затаившись, я стала прислушиваться, надеясь вновь уловить тонкую нить зова, способного вытащить меня из глубин мглы.

Миг безмолвного ожидания. Предчувствие и надежда, что шум вернется.

И он не подвел. Я услышала голос. Услышала его очень четко. Пошла к нему. И наконец, открыла глаза.

— Калиста!

Тело затекло и болело так, словно мной все это время играли волны, а потом грубо вышвырнули в реальность. Все еще мутно, но я смогла разглядеть в приглушенном свете лампы встревоженное лицо Юстиса. Он казался нереальным призраком, на лице которого так явно проступали эмоции. Я привыкла видеть его холодным, отстраненным и злым. Но уж точно не взволнованным.

— Ты как?

— Немного мутит… — выдавила из себя севшим голосом. Сложно сказать, сколько я находилась без сознания, однако по внутренним ощущениям как будто целую вечность.

— Вот, — мужчина, присев на край койки, протянул мне небольшой бурдюк с водой. Жажда захлестнула меня с невероятной силой, и я, приложив горлышко к губам, стала глотать влагу большими глотками, чуть ли не захлебываясь от переизбытка жидкости. — Эй… Эй! Тише! По чуть-чуть!

Юстис мягко, но настойчиво отобрал у меня бурдюк. Все это время он не сводил с меня внимательного взгляда. И я даже слегка растерялась. Было одновременно неловко и почему-то приятно, что демон так открыто за меня беспокоится.

Но эту мирную картину, словно развороченный улей, нарушили вернувшиеся в мою голову воспоминания. Особенно то, где Юстис целенаправленно вел меня к фуриям. Я понимала, что он, скорее всего, и не собирался отдавать меня этим проклятым тьмой существам, однако сомнения до конца не покидали разум.

Что было бы, поймай он Николетту на пристани? Стал бы он защищать меня от своих врагов? Или сделал бы приманкой, способной отвлечь тварей от его судьбы?

Казалось, что разницы нет. Ведь душа упорхнула из-под нашего носа, а Юстису, несмотря ни на что, пришлось спасать наши жизни. Только вот все равно я ощущала тупую приглушенную боль в районе солнечного сплетения.

— Фурии?

— Не успели, — ответил демон, правильно истолковав мой вопрос.

— Моряк?

— А что он? — Юстис окинул меня неспешным ленивым взглядом с ног до головы и, глядя в глаза, вновь повторил свой вопрос: — Что должно было случиться с моряком, по твоему мнению, за то время, что ты находилась без сознания? Думаешь, я убил его? Может, выкинул за борт, чтобы он не доставлял нам хлопот? Что?

Кончики моих ушей загорелись. По какой-то причине я чувствовала стыд, хотя ничего зазорно не