Чекисты рассказывают... - Владимир Листов

— Эй, кто идет?!

Тени метнулись с просеки в лес.

Что делать?.. Кто это: свои или чужие? Прошли всего пять-шесть километров, и вдруг эта встреча. Сергей Щербаков высказал предположение, что эти трое — дозор какого-нибудь большого отряда. Не исключено, что это немцы или полицаи. Он предложил, пока не поздно, возвратиться в отряд. Его поддержал кто-то из темноты.

— Ты что? Вернуться — значит убить Николая! Об этом ты подумал? — возразил Правдин.

Андреев поддержал Правдина. И тут все заговорили, заспорили.

— Тихо! О возвращении в отряд не может быть и речи. Дело не только в Николае, но и... — Галушкин спохватился, замолчал. — В общем, в отряд нам путь закрыт. Ясно?!

После этого замечания командира о возвращении в отряд уже никто не говорил. Решили выяснить, кто эти трое. А вдруг Сергей прав, и это действительно дозор большого вражеского отряда? Надо было действовать быстро, чтобы те, если их много, не успели бы окружить группу.

Галушкин подошел к Маркину, положил ему руку на плечо:

— Паша, давай-ка, друг, выручай. Иди к ним. Выясни. Нам время терять нельзя. Может, за ними еще идут, понимаешь? Иди по теневой стороне. Мы будем следить за ними. Если заметишь что-нибудь подозрительное, не стреляй, крикни «Стой!» и падай, а мы через тебя встретим их огнем.

— Ясно, Борис.

— Ну, иди.

Галушкин легонько толкнул Маркина в спину. Он бросил под дерево вещмешок и пошагал туда, где спрятались вооруженные люди. Остальные подтянулись к краю просеки, впились глазами в чуть заметный просвет между деревьями, взяли под прицел место, куда метнулись неизвестные.

Маркин медленно двигался по просеке, стараясь держаться ближе к кустам. Мурашки бегали по мокрой спине. Черт его знает, а вдруг они без предупреждения полоснут прямо в грудь — и лечь не успеешь.

Маркин взял автомат на изготовку.

Не доходя примерно метров тридцать до того места, где спрятались неизвестные, Маркин присел и крикнул:

— Эй, там за деревьями! Что вы за люди?!

Лес молчал, только приглушенно шумел дождь, да откуда-то издалека доносился тревожный лай собак.

— Эй! Заснули вы там, что ли?..

— Мы русские! А вы кто будете? — наконец услышал Маркин.

— Слышу, что не фрицы!.. Откуда и куда идете?!

— Ищем друзей! А вы кто, не полицаи?

Услышав это, Маркин осмелел, встал.

— С этой сволочью не водимся!

— Это еще не доказательство!

— Эх, вы! Плохо вы их знаете! Разве в такую погоду да еще ночью их в лес загонишь?

— А черт их знает, всякое бывает!

— Ну, ладно, ребята, не будем терять время! Свои мы. Давайте оружие за спину, руки вверх и шагом марш ко мне! Все равно вы на прицеле у моих ребят, а нас много!

— Не пугай! Стрелять и мы умеем!

— Не сомневаюсь, только зря! Вы окружены! Выходите, говорю!

Наверно, у незнакомцев мнения разошлись, и они все еще решали — выходить им или нет.

Маркин повесил автомат за спину, вышел на середину просеки, поднял руки. Оттуда его было видно и своим и тем, что спрятались за деревьями. Он крикнул:

— Что ж вы, ребята? Выходи, не бойся!

Небольшая пауза, потом:

— Ладно, идем!

Один за другим на просеку вышли три человека с поднятыми руками. Их окружили партизаны.

— Документы есть? — спросил Галушкин.

Ему сунули в темноте какие-то бумажки. Он накрылся плащ-палаткой, включил фонарь. Прочитал удостоверения, отпечатанные на плотной тонкой бумаге. Примерно такие же документы были и у каждого из нас. В них говорилось, что такой-то командир или красноармеец командируется в глубокий тыл противника для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Подписавшие документ начальники обращались ко всем органам Советской власти и командирам Красной Армии с просьбой оказывать всяческую помощь владельцу данного удостоверения.

Это были армейские разведчики. Оборванные и изнуренные, они бродили по лесу, искали партизан. Дней двенадцать назад пятнадцать человек их перешло линию фронта. Новички в условиях вражеского тыла, они двигались днем, заходили в деревни за продуктами. И вот жестоко поплатились за свою беспечность: двенадцать из них, в том числе командир группы и радист, погибли в неравном бою с карателями. Они рассказали, что все ближайшие деревни и хутора по предстоящему пути следования группы Галушкина заняты гитлеровцами или полицейскими.

— Идите, ребята, в сторону железнодорожной станции Красное. Там, возможно, встретите местных партизан, — посоветовал им Галушкин, не указывая точно района расположения наших отрядов.

Он надеялся, что этих ребят непременно встретит кто-нибудь из партизан или из местных жителей, связанных с партизанами.

Разведчикам дали немного галет. Они тут же их съели. Потом посидели, покурили.

— Не завидуем мы вам, хлопцы, — сказал один из них простуженным голосом. — Если будем живы, то хотелось бы узнать, как вы перешли линию фронта и все ли обошлось благополучно. Мы дважды пытались перейти к своим, но... Осторожнее переходите железную дорогу. Она сильно охраняется.

— Да-а, с такой ношей шагать по тылам трудно, а через линию фронта... Ну, раз так случилось, ничего не сделаешь, — надо. Желаем вам на дорогу того, чего и себе, — добавил второй.

— Ничего, ребята, бог не выдаст, свинья не съест, — бодро ответил Галушкин. — А за доброе пожелание спасибо.

— Это, конечно. Дай бог. Ну, прощайте, — сказал первый, вставая.

Третий разведчик крепко спал, прислонившись к дереву.

Армейские разведчики ушли. Партизаны молча сидели вокруг носилок.

— Ну, чего вы замолкли? — спросил Галушкин, поднимаясь. — Испугались?

К нему подошел Правдин.

— Лаврентьич, если этим ребятам верить, то в деревни нам теперь и носа показывать нельзя.

— А ты что, Витька, на теплую печку захотел?

— Видать, под бочок какой-нибудь милашке мечтает привалиться, — послышалось из темноты.

Правдин не отозвался на эти замечания, только когда услышал смех Маркина, сказал:

— Паша, не щекочи нервы своим скрипом. Ведь ничего смешного в этом нет.

— Точно, Витька. Чего тут ржать? А вот Николая б погреть не мешало, — пробасил Андреев.

Ребята заговорили: одни, что можно рискнуть и пойти в деревню, другие опасались.

— Заманчиво, конечно. Но Виктор прав. Будем благоразумней. В деревне нам пока делать нечего, — заключил Галушкин. — Отдохнем еще немного и двинем.

Устроились под деревьями. Вокруг по-прежнему тихо шумел дождь. Крупные капли срывались с веток, звонко шлепались на спины, булькали в свежие лужи.

Несмотря на усталость, Галушкину не сразу удалось задремать. В памяти его возникла деревня Могильная, в которой месяц назад они пытались добыть продовольствие и подводы, чтобы перевезти в отряд триста пятьдесят килограммов взрывчатки и мин, оставленных нами в лесу еще по пути следования в тыл врага. Владимир Крылов предлагал тогда расстрелять старосту той деревни, но Борис и ребята возразили. Старосту они отпустили, а наутро он их выдал. В бою с карателями на переправе через Березину погибли Крылов, Лобов и Кунин.

... Ребята еле плелись, спотыкались, не раз падали, роняя носилки.

Дождь перестал, но от этого не стало легче — началась низина, залитая водой. Шли не останавливаясь, вода поднималась все выше и выше. Вскоре она дошла до груди. Носилки пришлось нести вчетвером, подняв над головой... Из воды вышли, когда небо на востоке стало светлеть.

Для днёвки выбрали холмик, поросший курчавыми березками да низкорослыми кустами.

Дружный рассвет разогнал тучи, небо очистилось. Первые лучи продирались сквозь чащу, слепили партизан, вызывали слезы. Назойливо липли к мокрым лицам комары. Партизаны разбросались вокруг носилок. Тела, налитые усталостью, словно окаменели. Не хватало сил, чтобы разуться, сбросить с себя мокрую одежду. Только когда солнце поднялось выше леса и немного пригрело, они зашевелились. Андреев раздел Николая. Головенков пучком березовых веток отгонял от раненого мух, комаров, а их было столько, что не видно было ни раненого, ни Андреева. Казалось, что они скрыты легким дымком. Рваные раны кровоточили. Спекшаяся кровь перемешалась с грязью. Андреев старательно обрабатывал раны, не обращая внимания на комаров. Он промывал раны слабым раствором марганца, потом заливал их спиртом. Николай стонал, скрипел зубами, не раз терял сознание. Но Андреев не прекращал перевязки. Только желваки мышц на его грязном лице с редкими веснушками каменели, да капли пота на лбу стали крупнее. Преодолевая усталость и с трудом борясь со сном, Андреев торопился закончить перевязку. Он строго последовательно делал все то, что ему рекомендовал военфельдшер Саша Вергун: «Чтобы спасти Николая, надо не допустить заражения крови. Каждое утро обязательно обрабатывай раны до чистоты», — говорил он.

Когда солнце поднялось к зениту и ребята немного отдохнули, провожающие стали прощаться. Каждый из них подошел к носилкам, поцеловал раненого. Николай заплакал.