Эпизод. Сборник произведений - Сергей Киселев

– Меня зовут дядя Саша, а тебя? – обратился к мальчику, чей взгляд перехватил.

– Саша, – тихо ответил тот.

– Оказывается, мы с тобой тёзки. Саша, я вижу ты у нас парень смелый и честный, будущий солдат. Скажи, где Маша? – без всяких премудростей напрямую спросил Серёгин.

Саша стал всхлипывать.

– Верка… Верка… Верка повесила…

После этих слов, пережитое детьми вырвалось наружу, все четверо заревели навзрыд. Обернувшись, Серегин увидел, как мать Маши повисла на руках соседей, сердце матери не обманешь.

Вера никогда не бывала в пионерских лагерях, не выезжала в другие города. Она, как и все дети, хотела от родителей внимания, заботы и ласки, от окружающих – уважения и добра, как девушка мечтала о большой любви, а вместо этого – равнодушие и унижение. Ненависть к окружающему миру стала доминирующим у неё чувством.

Накануне произошедшего, выйдя во двор, Вера подошла к группе ребят, где Маша увлечённо рассказывала о поездке с родителями в деревню, к бабушке. Вместо того, чтобы, как всегда, начать общаться и играть с малышнёй, послушав, стала с издёвкой надсмехаться над Машей, доведя ту до слёз. Маша, обидевшись в отместку обозвала Веру «прыщавой жабой», она случайно услышала, как одноклассники Веры называли её так между собой.

Вера никак не отреагировала на оскорбление, молча ушла. На её и так некрасивом лице высыпали возрастные угри, что для всех подростков было неприятным явлением. Но Веру они обезобразили, для неё это стало ещё одной трагедией. Назови Маша её дурой или пожалуйся родителям, этим бы всё и закончилось, но это оскорбление ударило больно, мысль одна, отомстить… Взращённая жестокость, рано или поздно вырвется наружу.

На следующий день Вера из кошелька матери вытащила три рубля, взяла кусок бельевой верёвки. Машу и ещё четверых ребят, присутствующих при оскорблении, обманом на маршрутке отвезла на конечную остановку, где начинался лес. Там угрозами, подкрепляя их физическим насилием над Машей, подавила волю к сопротивлению, нашла подходящее дерево и…

– Если ещё меня кто-нибудь обзовёт, так будет с каждым… Скажете, что ели мороженное и гуляли по скверу. Маша с нами не захотела идти. Пошла в «красный» дом к подружке… Если проболтаетесь, будет так же…

Ни одной слезинки, на вопросы отвечала и рассказывала о совершённом пустым без эмоций голосом, ни сожаления, ни раскаяния. В отличие от сверстников, у которых жизнь начиналась, у неё она потеряла смысл, но не заканчивалась.

Время: судья и врач. У этой девчонки названной Верой, ещё оставалась возможность найти выход из тупика, в который её загнали жизненные обстоятельства. У каждого свой крест, только не все об этом догадываются.

Казусы бытия

Часть первая. Гуня

Гунько Василий Федорович по окончанию политехнического института, работал инженером на заводе. От житейских неурядиц, крушения планов и вследствие появившейся тяги к алкоголю он все больше и больше деградировал, и в конце концов превратился в того, кого в народе называют бомжами. От классического бомжа его отличало наличие постоянного местожительства, имелась комната в бараке, а также пенсия по инвалидности. К пятидесяти годам остался совсем один, с женой развёлся, она с детьми переехала в другой город, отношений между собой они не поддерживали. С другими родственниками связь также утратил. Местом его работы стала улица, где он занимался сбором бутылок. Его знакомые и соседи по бараку звали его Гуня, некоторые даже и не знали его настоящего имени.

Из-за проблем с ногами он ходил с тростью, изготовленной из ценной породы древесины, имеющую оригинальную ручку и орнамент. Откуда она взялась у него являлось загадкой, но несмотря на свой пьяно-бродячий образ жизни всегда умудрялся сохранять её при себе. В некотором роде, это был его талисман.

Декабрь в этот год выдался снежным и морозным. Ближе к обеду вновь повалил снег, дежурный по ГОВД Шалимов возвращался в отдел с вызова, когда по рации поступило сообщение об очередном происшествии: около парка под снегом обнаружен замерзший мужчина.

Со скорой они подъехали к месту происшествия почти одновременно. В частично отрытом из-под снега человеке, Шалимов узнал Гуню.

Милиции Гунько был хорошо известен. Когда он позволял себе в бараке нарушить мирное сосуществование, соседи вызывали милицию и Гуня, в зависимости от степени совершённого отправлялся на пятнадцать суток ареста или ночевать в медвытрезвитель.

Когда полностью отрыли Гуню, тут же обнаружили пустую бутылку из-под денатурата, на этикетке, которой красовался весёлый Роджер с соответствующим предупреждением категорически запрещающего употреблять данную жидкость, которая предназначена только для технических нужд.

– На этот раз любителям экстравагантных напитков по химии двойка, что-то с пропорциями напутал, – прокомментировал врач скорой Пётр Алексеевич, не обнаруживший пульса у Гуни и других признаков жизни. – По выражению лица он вполне доволен своим состоянием. Угрызения совести и предсмертные судороги его не мучили.

Гуня действительно несмотря на синюшность всем своим видом напоминал человека прилёгшего отдохнуть после обеда. Трость он держал двумя руками прижав к груди. Окоченелость тела была такова, что освободить руки не удалось. Талисман остался при нём. Всё указывало на то, что на морозе находится довольно длительное время.

– Отмучился бедолага, – резюмировал Шалимов.

У Гуни повреждений насильственного характера не было, все обстоятельства произошедшего указывали на несчастный случай, поэтому быстренько всё оформили, погрузили в автозак, и Шалимов повёз его в морг. Там его положили на каталку и оставили в коридоре, чтобы оттаял до утра, ко вскрытию.

Серёгин дежурил в опергруппе, а Новицкий собрался уже уходить домой, когда приехал Шалимов и сообщил, что Гуня умер, замёрз.

– Вот она жизнь, пойди угадай, где тебя настигнет её конец. Всё-таки жалко этого дебошира и пьяницу…, – сказал Новицкий, попрощался и ушёл.

На следующий день он в шесть утра на первом маршрутном автобусе из дома поехал в ГОВД. Такой ранний выезд на работу был обусловлен тем, что ему надо было по делу съездить в один из районов области, Новицкий хотел обернуться одним днём. Проезжая центр города увидел бродящего Гуню в поисках бутылок.

При тестировании шкала страха у оперов практически равна нулю. Нахождение между молотом и наковальней, где с одной стороны преступный мир, с его жесткостью и кровью, а с другой – куча начальников, среди которых встречаются не блещущие умом и сообразительностью, это вырабатывает у них своеобразный философский взгляд на перипетия этой жизни. Поэтому Новицкий спокойно продолжил движение на автобусе.

Зайдя в отдел, он наткнулся на идущих к выходу Шалимова с Серёгиным.

– Слушай Володя, ты вчера сказал, что Гуня умер, а