Зеркало моей души Том 1 "Хорошо в стране советской жить…" - Николай Левашов

Так вот, зная расстояния между точками, я садился напротив этой схемы и наблюдал за лампочками. Если очередная лампочка не зажигалась через время, которое требуется на прохождение между двумя точками маршрута часового, плюс время на выкуривание сигареты и добавку на «черепашью» скорость, я объявлял тревогу. И что самое интересное, солдаты никогда не считали мои действия неправильными. Очень часто, когда я просил прислать мне горе-часового после смены, солдаты мне говорили: «Тов. лейтенант, не стоит Вам этим заниматься, мы сами разберёмся». Думаю, что этот часовой не спал в положенное время отдыха, а со шваброй наводил блеск в караулке. Иногда сержанты и солдаты второго года службы смывались из казармы на море или к своим девушкам. Обычно, на свою койку они клали шинель и прикрывали её одеялом. Если не пройдёшь между койками, то и не заметишь подобной подмены. У дежурного по роте всегда был готов ответ, что данный сержант, ефрейтор или солдат пошли облегчиться. Я, понимая, куда они шли «облегчаться», давал дежурному полчаса на то, чтобы «облегчающийся» доложил о своём прибытии мне в дежурку.

Я знал, что только я покидал расположение роты, к «облегчающемуся» нёсся посыльной из роты и прерывал «облегчение» отсутствующего, вне зависимости от степени «облегчения». После чего, появившись в дежурке «застуканный» на самоволке молодец, докладывал мне, и я сам определял ему наказание за проступок, которое чаще всего заключалось в мытье полов в штабе части. Я никогда не докладывал о происшествии ни командиру той роты, ни командиру части, потому что я уже наказал за нарушение. Мои штрафники всегда считали, что если я их «застукал» — наказание справедливо и всегда качественно мыли полы сами. Другие офицеры поступали в подобных ситуациях иногда по-другому, докладывали командиру части. В результате этого, вся часть стояла на плацу добрых часа полтора, слушая ораторские речи командира части и, в результате чего, очередные наряды вне очереди очень часто получали совсем не те, кто был причиной происшествия. По стойке «смирно» всё это время стояла вся часть, включая офицеров и прапорщиков. Думаю, картина ясна...

Во время, так называемого, паркового дня по субботам, я солдатам своего взвода давал план работ на день и ставил условие, что, если они качественно сделают всю работу раньше времени, всё остальное время — их личное время. Условием было только проверка качества работы. Такая постановка вопроса давала стимул для солдат сделать хорошо работу, им было выгодно сделать всё быстро и качественно, а не «тянуть» резину, имитируя кипучую деятельность, потому, что обычно, если они завершали одну работу раньше времени, им тут же находили новую. Если завершали и эту, находили вновь, даже если это была бессмысленная работа. Таким образом у солдат «убивали» любую инициативу, желание и необходимость делать что-нибудь быстро и качественно.

В моём взводе был один солдат, который был просто человеком-проблемой. У него была солдатская смекалка, только наоборот. К примеру, когда одна из станций стояла на боевом дежурстве, он решил погреться в теплоте дизельного электрогенератора. По инструкции, во время работы дизеля, там нельзя долго находиться из-за высокого содержания угарного газа. Так мой «Тёркин»-наоборот решил поспать на маскировочных сетях, лежащих в дизельной. А чтобы не угореть, надел противогаз. Казалось бы, остроумно, если бы не одно маленькое «но». Противогаз не защищает от угарного газа. Если бы прапорщик, начальник этой станции и его прямой командир, случайно не заглянул бы в дизельную установку, был бы из «сообразительного» солдата «тёпленький» труп.

Но «приключения» бравого солдата на этом не закончились, он каким-то непонятным образом устроил пожар на станции, находящейся на боевом дежурстве. Благо, что пожар обнаружили быстро и потушили. Как командир взвода, я нёс материальную ответственность за технику своего взвода и мне, вместе с начальником пострадавшей станции, пришлось восстанавливать её после пожара. Станция стоила многие миллионы, можно только себе представить, что бы было, если бы пожар не потушили вовремя. Кое-какое пострадавшее от пожара оборудование удалось списать по износу, но кое-что пришлось оплатить из своего кармана мне и начальнику станции. «Герой» получил только несколько нарядов вне очереди. После этого случая горе-солдата уже на пушечный выстрел не подпускали к технике. Его определили служить в котельную, где он вновь отличился, чуть не взорвав котёл отопления казарм. Он вновь уснул в тепле, а когда это обнаружили температура в котле была в красной зоне, ещё бы немного и ... котёл бы взорвался вместе со сладко спящим солдатом. Благо, что этот солдат дослуживал свой второй год, и мне не пришлось наблюдать его «изобретательность» во второй год своей службы...

Мой брат несколько раз приезжал ко мне, ему очень понравился Ильичёвск и Одесса. Это привело к тому, что он уволился со своей работы и устроился на работу там, так что, вторая комната, как и вся снимаемая мной квартира, весьма пригодилась ему, ведь порядка семидесяти процентов своего времени я проводил в нарядах или на службе, а оставшееся от службы время в основном приходилось на вечер и ночь, когда я предпочитал отдыхать. Ведь, в лучшем случае я, как и все остальные офицеры и прапорщики, не занятые в наряде, попадали к себе домой не раньше восьми часов вечера, а то и позже. Отведав приготовленного мной ужина, я делал необходимые хозяйственные дела, такие, как стирка и глажка своей формы, чистка сапог и туфель, иначе командир части делал замечание за помятые брюки или пыль на сапогах или туфлях. Помятые брюки означали, что нет чётких «стрелок». В остальное свободное время я много читал, благо, что у одного прапорщика моего взвода, ранее служившего в Восточной Германии, была очень хорошая библиотека. Очень много читал и в нарядах по ночам, когда был вынужден «сидеть» на телефонах. Вернее при телефонах, готовый немедленно ответить на любой звонок, как по коммутатору части, так и внешних линий.

После десяти вечера практически все телефоны «засыпали» до шести утра. А дежурный по части или помощник дежурного, коим я ходил в первые несколько месяцев своей службы, «охраняли» сон телефонов. Чтение книг в подобной ситуации было просто спасением. Но после нескольких часов чтения, вне зависимости от содержания книги, глаза начинают закрываться сами по себе. Крепкий кофе или чай тоже не очень помогали, и приходилось откладывать книги в сторону. Чтобы хоть как-то прогнать сон, приходилось выходить на крыльцо штаба, чтобы свежий морской бриз немного освежил засыпающие мозги. Это помогало на некоторое время, но стоило только усесться за пульт дежурного по части и уставиться на молчащие телефоны, сонливость возвращалась очень быстро, с этим просто ничего нельзя было поделать. Так что, прогулка на свежем воздухе при проверке караульной службы, было просто спасением. После неё минут тридцать-сорок чувствуешь себя свежим, а потом сон вновь тихо-тихо подкрадывается из-за спины. Борьба со сном — занятие не из приятных. Нельзя было заснуть, но и сидя в дежурке ночью, в полнейшей тишине, не заснуть было очень тяжело, особенно, если заступаешь в наряд через день или через каждый второй день. Если в наряде удавалось поспать четыре часа — это было даже очень хорошо.

Вообще-то, я с детства любил спать в полной тишине, даже работающий в соседней комнате телевизор, включённый на малую громкость, не позволял мне быстро уснуть. Ещё я любил спать в тёмной комнате, если свет попадал мне в глаза или даже светилась полоска света из под закрытой двери — мне было сложно уснуть. Будучи студентом, я «придерживался» тех же привычек. Так что, легко представить себе, как я воспринимал ситуацию, когда отдыхать приходилось за тонкой фанерной перегородкой, под трезвон телефонов и «тихие» приказы, передаваемые голосом командира части или других офицеров. Думаю, ситуация ясная...

Пришлось учиться отдыхать в любых условиях. Благодаря столь «комфортным» условиям для отдыха, я научился отключаться от всего и вся практически в любых условиях. Вне зависимости от звукового «сопровождения», внешнего освещения и положения моего тела, я мог отключиться на необходимое мне время и буквально за секунды мог вернуться в активное состояние. После длительных «тренировок» я мог выключиться сидя на стуле в дежурке и немедленно включиться при звуке открываемой двери или другом звуке, который я считал стоящим внимания. Дошло до того, что я не слышал трескотни телефонов и гула голосов, а просыпался от тихого звонка будильника. Так что, когда жизнь заставит, можно привыкнуть практически ко всему.

В некоторой степени, я себя подготовил к подобному еще, будучи студентом, когда, готовясь к экзаменам, через каждые пятьдесят минут отключался на десять, реагируя только на звонок будильника. Это позволяло быстро усваивать огромные объёмы информации. Подобные студенческие навыки пригодились и ещё больше развились в армии. И я считаю это весьма положительным приобретением... Так что, служба протекала, хоть и несколько напряжённо, но и не была для меня чем-то отрицательным, во многом скорее наоборот. Армия, которая в принципе должна была стать могилой моей научной карьеры, на самом деле для меня сделала очень многое. Я, конечно, не занимался теорией волновых процессов, как это принято в классической школе теоретической физики. К моему огорчению, математические уравнения, с которыми «играются» физики-теоретики, являются в большей степени игрой ума, а не наукой в полном смысле этого слова. Постулаты, вводимые в науке, так навечно и остаются белыми пятнами, на которые учёные не обращают внимания, забывая, что за ними ничего не стоит. Так что, попав в армию, «умерла» моя научная карьера именно такого плана, в которой я и не был, в принципе, заинтересован. Зато, цепь случайных и не совсем событий произошла со мной только благодаря тому, что я оказался в армии. И поэтому я только премного благодарен декану своего факультета за то, что кому-то из блатных нужно было моё место, и кто-то не хотел идти в армию, и только благодаря этому я оказался в армии!