Нежный плен - Роберта Джеллис

Через полчаса мальчишка вернулся назад весь в слезах. Он объяснил, что и близко не смог подойти к лорду Джеффри. Лорд и несколько его друзей веселятся с дамами. Он побоялся помешать их удовольствию и ничего не сказал лорду Джеффри. Граф Солсбери удивленно уставился на дрожавшего всем телом пажа и открыл было рот, чтобы отчитать мальчишку за подобную глупость. Послания не могут ждать! Однако при этом дворе послания и даже более серьезные вопросы всегда откладывают до конца развлечений. Чертыхнувшись, граф отпустил мальчишку, наказав ему держать язык за зубами, если он не хочет распрощаться с таковым, и пошел к конюшням. Такой изящной и невинной девушке, как Джоанна, нельзя причинять боль подобным сообщением: она до слез расстроится, узнав, что ее жених будет отсутствовать на балу сегодня вечером.

Тостиг из Хемела, оруженосец Джеффри, поймал под уздцы лошадь графа Солсбери, когда тот осадил ее в нескольких ярдах от палатки Джеффри.

— Милорд! — воскликнул Тостиг.

Что-то недовольно пробурчав, граф грубо отшвырнул оруженосца в сторону.

— Но, милорд… — не унимался Тостиг, семеня в нескольких шагах за Вильямом Солсбери.

Граф свирепо сверкнул глазами, и Тостиг отпрянул, пожав плечами. Все-таки он пытался… Отец и сын находились в отличных отношениях, да и в том, чем занимался лорд Джеффри, не было ничего серьезного. Отцу не впервой убеждаться в том, что его сын — мужчина в любом смысле этого слова. Тостиг подождал, пока граф не нырнул в палатку, ухмыльнулся и отошел.

— Вставай и не забудь одеться! — взревел Вильям.

Джеффри соскочил с проститутки с такой легкостью, какой граф Солсбери давно уже не видывал.

— Что? — задыхаясь, спросил Джеффри, отыскивая на ощупь меч: он еще не разобрался, кто прервал его занятие.

Граф наблюдал за сыном, и его гнев мало-помалу проходил. Даже сейчас Джеффри выглядел довольно привлекательно, несмотря на изумленный взгляд, взъерошенные волосы и капельки пота, выступившие на плечах и среди редкой растительности на груди и животе.

— Отец! — воскликнул Джеффри. — В чем дело? Что случилось? — Не дожидаясь ответа графа, он зычно крикнул: — Тостиг, мои доспехи и оружие!

— Не нужно, — сказал Вильям Солсбери. — Хватит и придворного платья.

— Придворного платья?

Граф понял, что мозг Джеффри все еще затянут туманом плотского удовольствия. Вильям с трудом заставил себя не рассмеяться. Когда он был таким же, как Джеффри, ему вряд ли понравилось бы стать объектом насмешек отца в подобной ситуации. В сущности, ему и сейчас это не понравилось бы. Это уж точно. Граф Солсбери усмехнулся.

Джеффри покраснел, а глаза его по-волчьи засверкали золотистыми огоньками.

— Ну нет уж! — сердито проворчал он. — Я не собираюсь вставать на задние лапки, словно ручной пес, при каждом ударе королевского хлыста. Если возникла какая-то проблема, я приеду в любое удобное время завтра.

— К Джону дело не имеет никакого отношения, — слегка смутившись, ответил граф. — Перед самой вечерней приехала Джоанна.

— Джоанна?! — воскликнул Джеффри, и его лицо посерело. — Это невозможно! Ее гонец приехал только…

— Возможно или невозможно, но она здесь.

Джеффри выругался, а когда в палатку вошел Тостиг с кольчугой, сказал:

— К черту доспехи! Подыщи мне какое-нибудь приличное платье. Я должен отправляться ко двору.

Склонившись над сундуками с одеждой, молодой латник старался не подавать вида, что испытывает облегчение. Уж он-то знает, сколько вина выпил его господин! А вдруг лорд Джеффри зайдет слишком далеко и изъявит желание подраться со своим отцом? Обычно лорд Джеффри не вспыльчив, но обстоятельства, как сегодня, складывались ведь не каждый день.

Джеффри все еще рассеянно смотрел на шлюху, которая поспешила скатиться с походной кровати и теперь, съежившись, сидела в дальнем углу палатки. Потом обратился к отцу:

— У вас есть кошелек? Дайте мне немного денег. Я… я не знаю, где…

Граф нащупал две мелкие монеты в кошельке и вложил их в ладонь сына. Джеффри подошел к трепещущей от ужаса женщине, которая, несмотря на свой страх, протянула руку. Джеффри бросил ей деньги и спокойным тоном велел одеться и уходить. Ей нечего бояться, добавил он. Затем Джеффри повернулся, покачиваясь, к отцу.

— Я пьян, — заявил он.

— Что ж, значит, ты ничем не будешь отличаться от доброй половины мужчин при дворе. Ты способен держаться в седле?

Джеффри выпрямился, исполненный достоинства, что выглядело довольно смешно из-за его наготы и приступа; икоты:

— Что за вопрос! Я еще ни разу не был настолько пьян, чтобы не удержаться в седле!

— Вот и хорошо, — сухо ответил граф и помог Тостигу одеть сына.

Теперь, когда потрясение слегка отрезвило Джеффри, граф Солсбери увидел, что его сын «вернулся к жизни» и готов к светскому общению. Джеффри уже почти спокоен. Езда по прохладному ночному воздуху, бесспорно, отрезвит его, во всяком случае настолько, чтобы он смог прилично вести себя. Иначе придется проводить Джеффри в свою комнату и применить к нему испытанные меры. Однако, похоже, Джеффри говорил правду о своих способностях ездить верхом, хотя на лошадь он садился далеко не лучшим образом. Тостигу пришлось поддержать его, затем вставить ногу Джеффри в стремя и посадить в седло, что вызвало улыбку у графа Солсбери. Но, оказавшись на лошади, Джеффри тотчас же выпрямился.

Отец ничего не имел против сына и был вполне им доволен. Как и большинство сыновей, Джеффри имел разные грешки, свойственные компаниям таких же молодцов, но в присутствии отца и других взрослых людей показывал пример добропорядочного поведения. В этом не было ничего необычного. В лице лорда Иэна Джеффри имел интересного и очень опытного наставника, который научил его быть чрезвычайно тактичным, когда нужно. Это умение маскироваться немного беспокоило графа Солсбери в том плане, что мальчик мог стать излишне педантичным. Однако было совершенно ясно, что никакой опасности за этим не крылось. В данный момент графа беспокоил хмурый вид Джеффри.

— У тебя болит голова, мальчик? — спросил он.

Джеффри не ответил: это совершенно очевидно. Вместо этого он сказал:

— Значит, вы говорите, что приехала Джоанна, так?

— Да. Я подумал, что было бы неблагоразумным с твоей стороны не повидаться с ней, раз она так близко. Женщины привыкли плакать по любым пустякам.

И снова Джеффри воздержался от прямых комментариев по поводу отцовского замечания. Он нахмурился еще больше.

— Неужели при дворе не нашлось ни одного пажа, чтобы отослать сообщение о приезде Джоанны? Где же был Питер, Джервейз или Филипп?

Последние трое являлись оруженосцами графа Солсбери. Когда Джеффри назвал их, граф пришел в замешательство. Ведь он мог послать одного из них, Джервейза или Филиппа, но просто не подумал об этом. Однако больше всего его сейчас волновало течение мыслей Джеффри. Каким-то образом Джеффри связывал его приезд с недоверием к нему Джона. Граф Солсбери поспешил рассказать историю о паже, который не осмелился прервать веселье. Джеффри несколько смягчился и даже улыбнулся. Вряд ли кому-нибудь нравится прерывать весьма приятное занятие —уж кто-кто, а Джеффри это знал, — но если бы мужчина или женщина наказали посыльного за вмешательство, их следовало назвать невоспитанными людьми. А коль мужчина или женщина позволяют слугам откладывать с передачей сообщения, укореняя в них эту привычку, то они просто глупы.