Электра - Дженнифер Сэйнт

разгораясь, звезды. Вдали от городских стен, на морском берегу, греки разбивали лагерь. Не верилось даже, что их так много. А в Трое панический страх смешался с необычайным возбуждением – кипела работа: мы готовились. Наконец-то напряжение спало, ожидание возмездия подошло к концу. Прежде чем напасть, греки отправили к Приаму послов, и вся Троя, затаив дыхание, ждала, пожертвует ли он Еленой, но он не пожертвовал. И вот явилось войско. Дрогнет царь, увидев, сколь оно велико? Мучил ли Елену этот вопрос? Что он отдаст ее им, вернет мужу? Даже если бы отдал, они не ушли бы, конечно, этим удовольствовавшись. Тысячам мужчин, явившимся из-за моря, покинув свои дома, явно посулили много больше, чем одна-единственная женщина. Тут незачем предвидеть будущее, ясно и так, что этого недостаточно.

– Почему их так много? – спросила я.

Слегка наморщив лоб, она качнула головой.

– Не знаю.

Боится она, интересно? И что с ней будет, когда войско сокрушит городские стены? Моя судьба, подобно судьбам прочих троянок, представилась гораздо отчетливей. И ужасала. Здесь мне с моим проклятием, вызывавшим лишь всеобщее презрение и досаду, жилось несладко, но это пустяк в сравнении с тем, что ожидает меня, если город падет – или когда падет, ведь именно такой исход я увидела в день возвращения Париса.

Дни напролет над равниной оглушительно звенела бронза – а ведь когда-то можно было, покинув изжаренный солнцем город, выйти туда и под крики чаек, круживших в вышине, подставить щеку свежему морскому ветерку. Теперь мы все стали узниками Трои – все, кроме мужчин, которые, натянув на заре доспехи, змейками, будто полчища муравьев, выползали на берег. К ночи возвращались – избитые, покалеченные, все в крови. Поле брани усеяли мертвецы – пронзенные мечами и копьями, они лежали, глядя в никуда остекленевшими глазами, а в ранах их загустевала кровь и вокруг роились, жужжа, тучи мух. Время от времени заключалось перемирие, и греки с троянцами уносили трупы. Дым погребальных костров душил небеса, вздуваясь над раскинувшимися на побережье греческими станами и извергаясь из нашего осажденного города. Теперь Трою покидали лишь покойники.

13. Клитемнестра

Явившись, он назвался просто путником. Я на него едва взглянула. Распорядилась, махнув рукой девушкам-рабыням, чьих лиц не различала больше:

– Приготовьте ему пищу, ванну и постель.

Поначалу – мягким ли изгибом руки, блеском ли волос – мне напоминали Ифигению все девушки, даже вовсе не нее непохожие. Увидев рабыню или юную аристократку из какой-нибудь семьи микенских богачей, я мучилась равно, они ведь живы, а моя дочь умерла. Юношескую исполненность надеждами, упоение жизнью на самом ее пике – вот что узнавала я в них, наверное. Но не только в девушках, во всякой встречной – взволнованной невесте, преобразившейся матери и даже трясущейся старухе – я видела женщину, которой Ифигения могла бы стать. Но никогда уже не станет. А потому избегала смотреть на них вовсе.

До проезжих путников, ищущих приюта, мне дела не было. Одни лишь гости заботили меня – гонцы с вестями из Трои. Вот тут я навостряла уши и слушала внимательно. Сначала, не придумав другого способа подготовиться, полагалась лишь на вестников, способных обогнать греческий флот и предупредить, что муж мой возвращается домой с победой. Но после распорядилась протянуть по островам, отделявшим нас от Трои, цепь сигнальных костров, а при них поставить часовых, чтобы тут же, едва город падет, зажгли огни один за другим и дали мне знать. Пока, правда, сообщать было не о чем. Греческое войско стояло лагерем на берегу под Троей, однако крепкие стены защищали город по-прежнему.

Я полюбила гулять во дворике по ночам, после проведенного в государственных заботах дня. Малыш Орест с удовольствием спал в колыбели, не то что сестры когда-то, но бодрствовать часами, прислушиваясь к его тихому дыханию, было невыносимо. Я жаждала одиночества – жаждала, как ничего другого или почти ничего, ведь сердце мое колотилось быстрее от известий о войне и разнообразных смертях, какие могли бы постичь и Агамемнона во время нее или, что было бы всего приятней, после. Однако чаще всего я просто желала покоя. Болтовня других людей, пусть даже дочерей моих, допекала нестерпимо. Хотелось предаться раздумьям о собственных замыслах, единственной оставшейся мечте. Ради этих часов в ночной тиши я жила, когда слышишь лишь далекое море, с шипением всасывающее волны, осязаешь лишь холодные ласки темного ветра.

Никто меня здесь не беспокоил. Никто, скорей всего, и не знал, что я прихожу сюда по ночам. В этом всегда уединенном дворике мы с Агамемноном давным-давно, молодоженами еще, сидели под звездами, здесь я водила за ручку неугомонных малышей, здесь находила краткий отдых, умаявшись от хлопот с тремя непоседливыми дочерьми и наконец уложив их спать. А теперь проводила одинокие часы в безмолвной тьме, обретая единственное утешение, доступное еще моей истерзанной душе.

Словом, явление посторонних здесь было до того нежданным и неслыханным, что, различив шаги, я сначала решила: показалось. Не насторожилась, не приготовилась к опасности. Прежде я не замечала угроз из-за благодушия. А теперь мне стало все равно.

– Клитемнестра! – раздался из сумрака тихий, глуховатый голос.

Я резко обернулась. Поверив на миг, что это Агамемнон – явился ни с того ни с сего, а я даже не знала, что война закончилась. И захвачена врасплох: цепь сигнальных костров не зажглась во тьме, меня не предупредили. Отпрянув, я сжала руку в кулак, задышала хрипло. Стенка рядом низкая – дворец стоит над крутым обрывом, а внизу камни – ему хватит. Страх смешался с восторгом – едкий, железный привкус крови обжег мне горло.

– Прошу, не бойся, я не причиню тебе зла.

Странные слова, ведь мне уже бояться нечего, подумала я в замешательстве. Но тут он сделал шаг вперед, и ясно стало, что это вовсе не мой муж. В тусклом свете луны, пробивавшемся меж колонн, стоял мужчина помоложе. Худощавый, выше Агамемнона ростом, но неуклюжий какой-то, будто вытянулся слишком быстро и не знал, куда ему, такому длинному, теперь деваться. Мысль о том, что я могла бы испугаться человека, столь робкого с виду, поразила меня – какая нелепость! – а когда он еще и вздрогнул от моего нечаянного резкого смешка, все это показалось совсем уж несуразицей.

– Закричу – и стражники к нам со всего дворца сбегутся, – сказала я ему.

Защиту дворца я сочла одной из первостепенных задач, и для этой работы мы наняли мужчин из соседних земель. Мужчин, не присягавших на верность Агамемнону. И