Шпион, который спас мир. Том 2 - Джеролд Шектер

На Арбатской площади такси остановилось у светофора, и Винн, заметив еще одно такси на другой стороне улицы, расплатился с водителем и пересек улицу, чтобы сесть в другую машину. Сделав крюк по проспекту Калинина, Винн попросил водителя отвезти его в «Дом Америки», куда и прибыл в 21.20. Он проверял, нет ли за ним хвоста, но не обнаружил ничего подозрительного.

Рори Чисхолм все еще был в «Доме Америки». Винн заказал стаканчик и подождал, пока Чисхолм, который находился там в компании сотрудников американского и британского посольств, найдет возможность поговорить с ним. Примерно час спустя Чисхолм направился в туалет. Винн последовал за ним и рассказал о том, что произошло у гостиницы «Пекин». По дороге в гостиницу Винн слежки не заметил.

На следующий день в 6 утра позвонил Пеньковский, чтобы узнать, все ли в порядке. Он сказал, что не сможет заехать за Винном в гостиницу, и попросил его добраться до аэропорта Шереметьево самостоятельно. Винн рассчитался за номер и был уже в аэропорту у главного входа, когда в 7.30 приехал Пеньковский. Увидев Винна, Пеньковский внезапно переключился на свою официальную роль представителя Государственного комитета, сопровождающего иностранного гостя. В официальной манере он уладил все формальности с билетом Винна и проводил его через таможню и паспортный контроль. У них осталось всего несколько минут, чтобы выпить по чашечке кофе, до того как объявили посадку на рейс самолета на Копенгаген, на котором улетал Винн.

В кафетерии Пеньковский был сильно возбужден. Он сказал Винну, что совершенно уверен в том, что слежка была не за ним, а за Винном. Позавчера, сказал он, его вызвал к себе Евгений Левин, его начальник в Комитете, полковник КГБ, и засыпал его вопросами о Винне. Левина особенно интересовало, почему Винн приехал на сей раз один, а не с делегацией. Винн уже делал так несколько раз, а это весьма странная тенденция, сказал Левин. Пеньковский объяснил, что Винн вынашивает проект своей новой передвижной выставки и подыскивает компании, которые будут там представлены. Левина это, по-видимому, не убедило, и он сказал, что Комитет пока подождет и посмотрит, что получится у Винна, если у него вообще что-нибудь получится.

«Чрезвычайно важно, чтобы вы как можно скорее направили в Комитет самую полную информацию о вашей передвижной выставке и о компаниях, которые согласились участвовать в проекте, — предупредил Пеньковский Винна. — Сейчас для вашей собственной безопасности важно, чтобы у вас были какие-то конкретные результаты». Настроение Пеньковского изменилось. Депрессия сменилась негодованием на грубую слежку КГБ, явно рассчитанную на то, чтобы запугать их. В конце концов он использовал Винна в интересах Государственного комитета, и КГБ нечего было соваться не в свое дело. С присущим ему оптимизмом Пеньковский заверил Винна, что пожалуется Левину на то, как обошлось с ними наружное наблюдение вчера вечером. Винну следует показать автофургоны, предназначенные для передвижной выставки, по возможности большему числу сотрудников советского посольства, причем сразу же по возвращении в Лондон. «Гревил, нас не должны часто видеть вместе, но вам необходимо приехать сюда снова в сентябре», — сказал Пеньковский, провожая Винна к выходу на летное поле{135}.

Глава пятнадцатая. Эндшпиль: карибский ракетный кризис

Пеньковский был на пределе. Винн, попавший под серьезное подозрение в Москве, возвратился в Англию. Дженет Чисхолм уехала домой рожать четвертого ребенка. Пеньковский ждал приглашения на следующую встречу со своим новым американским связным Родни Карлсоном. Если возникнут чрезвычайные обстоятельства, он мог воспользоваться системой раннего предупреждения: сделать пометку на условленном телеграфном столбе на Кутузовском проспекте, позвонить по определенному номеру и трижды подуть в трубку.

Отчет Винна перед МИ-6 о поездке в Москву и о душевном состоянии Пеньковского был чрезвычайно мрачен. Его рассказ о грубой слежке у «Пекина» 5 июля и о поспешном отъезде из Москвы на следующее утро потряс англо-американскую группу.

20 июля директор ЦРУ Джон Макоун встретился с Кеннеди в Белом доме и, используя для обозначения Пеньковского кодовое название «Чикади», доложил президенту, что «самые последние сообщения, полученные 4 и 6 июля, наряду с другой информацией дают основания полагать, что «Чикади» попал в беду. Мы пришли к выводу, что его подозревают, что, возможно, за ним установлена слежка и, может быть, он разоблачен, так что его нельзя больше использовать в качестве контрагента. Поэтому мы самым тщательным образом анализируем его последние сообщения, охватывающие определенные аспекты военной доктрины, сопоставляя их с данными, полученными из всех источников, имеющихся в нашем распоряжении, и не распространяем их, пока не будет сделано заключение относительно их достоверности»{136}.

После шестидневной оперативной проверки материал Пеньковского был признан надежным. Документы, которые он сфотографировал совсем недавно, были переведены и распространены среди сообщества разведслужб. Англичане и американцы согласовали комплекс «дальнейших планов» в отношении Пеньковского, где предусматривалось следующее:

1. Связь с «Героем» должна поддерживаться в любом случае.

2. На «Героя» не должно оказываться никакого давления с целью получения разведданных, особенно в том случае, если ему придется уйти в отставку.

3. Если «Герой» выедет за границу, мы должны быть готовы к тому, что он пожелает там остаться, и мы не должны принуждать его к возвращению в СССР.

4. Если «Герой» останется в Комитете, мы приложим все усилия к тому, чтобы ограничить личные контакты с ним светским и профессиональным общением.

5. Мы рассмотрим возможности тайного вывоза его из СССР в случае его отставки.

6. Роль Винна в дальнейшем будет сводиться к поддержке «Героя» в Комитете, а его роль тайного связного прекратится{137}.

ЦРУ и Интеллидженс сервис из кожи вон лезли, чтобы удержать своего человека на плаву.

1 августа президент Кеннеди объявил, что США готовы создать систему национальных контрольных постов под международным контролем для наблюдения за выполнением запрета ядерных испытаний; это была важная уступка. Четыре дня спустя, 5 августа, Советский Союз в одностороннем порядке возобновил ядер-ные испытания в атмосфере, произведя взрыв мощностью в сорок мегатонн в Арктике. 9 августа Советский Союз официально и в категорической форме отверг компромиссные предложения Кеннеди относительно договора о запрещении ядерных испытаний.

10 августа директор ЦРУ Джон Макоун продиктовал памятную записку для Кеннеди, в которой выразил уверенность в том, что советские баллистические ракеты средней дальности будут развернуты на Кубе. 22 августа президент публично подтвердил сообщения о том, что несколько тысяч советских техников и «большое количество» предметов материально-технического обеспечения прибывают на Кубу. На следующий день он подписал меморандум № 181 о мерах национальной безопасности, призывающий к изучению обстановки и принятию мер «в свете новых доказательств активизации деятельности (советского) блока на Кубе». Меморандум предписывал исследовать вероятные военные, политические и моральные последствия развертывания на Кубе ракет, способных поразить цели в США. Меморандум также требовал анализа имеющихся военных альтернатив на случай, если США решат ликвидировать такие ракеты.

27 августа Пеньковский был приглашен на прием к американскому атташе по вопросам сельского хозяйства. Его квартира размещалась в пристройке к желтому, украшенному лепниной зданию посольства на улице Чайковского. Квартиры в здании посольства являли собой оазис американской цивилизации — от мебели и бытовых приборов до еды и безалкогольных напитков производства самых респектабельных фирм.

Квартира с тремя спальнями, двумя ванными комнатами, гостиной и кухней была по московским стандартам великолепной. Прием с 6 до 8 вечера устраивался в честь американской делегации табаководов. Пеньковский прибыл один около половины седьмого и, прокладывая себе путь среди толпы приглашенных, стал медленно пробираться к Карлсону, подтянутому молодому атташе. Он немного поболтал по-русски с Женей Даниловой, переводчицей из Государственного комитета. А Карлсон вышел в ванную комнату и загрузил тайник. Он тщательно прикрепил клейкой лентой завернутый в водонепроницаемую бумагу пакет, содержащий поддельный внутренний советский паспорт и письмо от группы, к нижней части крышки спускового бачка в самой большой из ванных комнат. Карлсон вновь появился среди гостей из другой двери и стал медленно продвигаться к противоположной стороне комнаты, где Пеньковский разговаривал теперь с одним из сотрудников посольства. Все трое постояли минутку вместе, затем сотрудник посольства двинулся дальше. Пеньковский сразу же обратился к Карлсону по-английски: «У меня есть для вас маленький пакет. А у вас есть что-нибудь для меня?» «Да. Пойдите в ванную комнату: выйдите через эту дверь и направо. Под крышкой спускового бачка».