Пикник с покойником - Алена Смирнова

— Вик, милый, Ляля курила?

— Опять ты про это, — расстроился Измайлов. — Курила как паровоз. На балконе, на улице, только не в квартире с двумя сердечниками. И докурилась до инфаркта, учти.

Мне сразу стало легко-легко.

— Тогда передавайте ей привет от Полины.

— Перестань, детка, надоело.

— Я не утверждаю, будто она убила Енину. Скорее всего оглушила правдой, а потом потянула с вызовом «Скорой».

— Соображаешь, что плетешь?

Наконец-то я соображала. Уход Ениной из архитектурной мастерской — а ее явно не собирались навещать бывшие сослуживцы, — новая квартира, где соседи наверняка еще очень долго путали бы двух женщин, новые врачи в поликлинике, новые продавцы в магазинах, почтальон, разносящий пенсию… Ляле ничего не мешало стать Ениной. На мне она устроила проверку. «Так, как условились, сможешь!» Что-то в этом роде она сказала тогда в кухне. Евгении Альбертовне было тяжело исповедоваться перед журналисткой, и Ляля предложила ей поменяться ролями. А на лестницу за мной вышла Енина. Поэтому и курила, не затягиваясь, отставляя сигарету подальше, — плохо изображала заядлую курильщицу Лялю. Бедняжка, она была благодарна по-своему, не поленилась от имени помощницы сказать мне, что та всегда была рядом, поддерживала, лелеяла, как могла. Мне не удалось как следует рассмотреть женщину, которую я преследовала до кладбища. Вернее, ее лицо. Но осторожная походка больной с компенсированным пороком сердца, которой нужно беречь себя ради сына… Эту походку Ляля перенять не сумела. Вот что мучило меня! Енина в образе Ляли поднималась по лестнице, и ее спина не лгала.

Не знаю, сколько Ляля собиралась терпеть Енину-пенсионерку. Вряд ли долго. Надеялась, что после перенесенного Евгения Альбертовна не жилица. Угадала. И выдала ее труп за свой.

— Вик, у женщины, притворяющейся Евгенией Альбертовной, нет порока сердца. Она продолжает курить как паровоз. И где-то прячет деньги Левы и Некорнюка. Деньги на безбедную старость.

Где-то… В матрас Коли она их зашила. И пенсию Ениной без проблем получила, и к участковому терапевту «едва живая», по определению Юрьева, не обращалась. И еще обозвала меня «сволочью» при вынужденной встрече. Впрочем, если у убийцы поднимается рука, то почему бы и языку не повернуться.

А праздничную пирушку мы с Измайловым повторили.

— Надо же, как переплелись две разные истории про старух и мафию, — удивлялся опытный полковник. — Все-таки у тебя спаниелий нюх, Поленька.

— Это одна история, Вик, — возразила я. — История о «шестерках» и хозяевах.

— Грустное обобщение, детка. Но нам с тобой есть чем заняться.

Я прижалась к нему, телом голосуя за род занятий. И вдруг против воли вздрогнула:

— Есть, Вик. Давай поторопимся, пока не произошло следующее убийство.