В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори

— Никс… — Виновато отцепляю её руки от майки, разворачивая ладонями вверх. Она стёрла с кожи всю мазь, отчего раны начали кровоточить ещё сильнее. — Прости… — Сколько раз за сегодня я уже извинялся? Перед тремя самыми любимыми женщинами.

Видимо, я на что-то способен только в виртуальной компьютерной вселенной, в жизни же — неадекватный мудак. По крайней мере сегодня так точно.

— Со мной всё нормально, а вот тебе я всю майку этим дерьмом испачкала, — чтобы разрядить обстановку, с притворным раскаянием сообщает Никс, указывая на коричневые разводы на груди, от зловонного запаха которых хочется сдохнуть.

— Я заслужил, — не сдерживая усмешки, говорю я и делаю то, что хочу сделать уже целый вечер.

И нет, это вовсе не то, о чём вы могли подумать.

Я делаю то, что делал уже сотни раз, но сейчас ощущаю, будто всё происходит впервые. Я просто крепко прижимаю мою маленькую девочку к себе и нежно обнимаю, утыкаясь носом в её белокурую макушку, вдыхая свежий запах весеннего дождя.

Да… именно так она пахнет…

Теперь я точно этого не забуду.

Глава 7

Николина

Если бы, проснувшись сегодня, я знала, что вместо очередной танцевальной ночи в окружении похотливой публики «Атриума» я буду сгорать от сладострастного взгляда единственного мужчины, которому хочу всецело себя отдать, то сначала бы просто не поверила, а затем однозначно потеряла бы от счастья рассудок.

Но я его и потеряла, только чуть позже, и вовсе не от счастья…

Сегодня я погибала, неумолимо плавилась, бесследно растворялась под завораживающим прицелом нефритовых глаз, в которых впервые пробудилось нечто взаимное, что-то нереальное, но столь долгожданное, что прежде видела лишь во снах.

Этот незнакомый взгляд заставил меня поверить и горько обмануться в том, что Остин наконец-то меня увидел.

Но это был всего лишь мираж. Поистине сказочный и столь беспощадно жестокий.

Всю свою жизнь я была девочкой-проблемой. Настоящим человеком-косяком. Мне не вспомнить всех раз, когда я билась, царапалась, спотыкалась, падала и ввязывалась в драки, покрывая своё тело множественными ушибами, глубокими порезами и синяками.

Я в самом деле знакома с огромной палитрой всевозможной боли, и сейчас с уверенностью могу сказать, что ни одна из них не сравнится с той, что сломала меня пополам, когда Остин сказал мне это:

…Ты же знаешь, что я бы никогда ничего с тобой не сделал. Я просто был не в духе, немного крыша поехала, а ты попалась под руку и… в общем… можешь об этом просто забыть? Пожалуйста. Такого больше не повторится. Обещаю…

Его слова отдаются гулким эхом в голове и, раз за разом разбиваясь об углы сознания, разрушают остатки моей и так искалеченной души.

…Ты же знаешь, что я никогда ничего бы с тобой не сделал…

Я знаю… Конечно, знаю!

Но всё равно услышать это из любимых уст — словно получить смертельный удар под дых. Точно контрольный выстрел в голову. Как кол с шипами, вогнанный в сердце, а затем безжалостно прокрученный за рукоятку.

Наверное, лишь с подобной болью я могу сравнить ту беззвучную агонию, что смиренно стерпела, не подавая вида страданий перед своим палачом, который, показав проблеск взаимных чувств всего на мгновенье, внезапно подарил мне крупицу надежды, что так же быстро забрал обратно, грубо вырвав из рук.

Каждый раз, стоит мне увидеть Остина, во мне начинает происходить упорная борьба. Годами долгое сражение с моим безоговорочно любящим сердцем. И всё ради того, чтобы не показать в щенячьем взгляде всю переполняющую меня нежность, не выронить ласковых слов и неуместных любовных признаний, сдержать своё тело от прикосновений к нему с чувственным трепетом или с первобытной страстью.

Всё это лишь для того, чтобы просто не выдать свой главный секрет — как сильно и бесповоротно я влюблена в того, кто меня по-настоящему не видит и не «чувствует».

Да, не знаю почему, но необъяснимая эмпатия Остина на меня не действует. Со всеми работает, а со мной — нет. Может, я какая-то бракованная, но этот странный факт лишь способствует чёткому исполнению роли, что отведена мне в его жизни.

И, знаете, долгие годы притворства в самом деле отточили мой навык скрывать от него свои чувства до профессионального уровня, позволяя мне с завидным успехом подавлять и заталкивать любовь к Остину в самый дальний ящик на дне моей души, закованный железными цепями и множеством неприступных замков.

Порой кажется, что моя жизнь состоит исключительно из сплошной череды защитных масок, которые мне приходится сменять в зависимости от обстоятельств.

Днём — невзрачная серая пацанка, прячущая своё лицо под капюшоном, а тело — под толстыми слоями тряпья, просто чтобы скрыться от преступности Энглвуда и избежать ненужных проблем.

Ночью — красивая танцующая вещь, бездушная кукла, игрушка для пошлых забав богатых мужчин и машина по зарабатыванию денег для решения семейных долгов.

Дома — я надеваю маску сдержанности, спасающую от бурлящей магмы злости и ненависти к Филиппу, готовой в любой момент выбраться из глубин наружу и разорвать всё на своём пути, включая меня.

Но даже эта маска не даётся мне с тем трудом, как мучительный образ лучшей подруги, младшей сестры, девушки, которая не любит. Она не умирает от желания закричать на весь мир о своей правде, что никому не сделает лучше.

Эта правда никому не нужна.

Ему она не нужна, я это знаю точно.

Ведь он всё равно не услышит. Не так поймёт. И, конечно же, не ответит.

Именно поэтому эта девушка хранит долголетнее молчание, таит свой секрет и смиренно терпит. Ведь хуже долгих страданий от тайной любви могут быть лишь секунды безжалостной правды, что отразится в зелёном взгляде слегка раскосых глаз, преисполненных жалости и сострадания, когда он скажет о том, что я и так прекрасно знаю.

Он любит меня, но совсем не так, как я того желаю.

И сегодня он вновь дал мне это понять.

Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как мы легли в кровать. Пять минут? Десять? Час? А может, больше?

Но даже умирая от хронической усталости и бурлящих в голове воспоминаний о сумасшедшем дне, мне всё равно не удаётся уснуть.

Когда все атомы тела чувствуют в нескольких сантиметрах от себя того, с кем просто спать невыносимо, остаётся лишь считать томительные минуты до наступления утра.

Слышу его сонное сопение за своей спиной и пытаюсь сдержать неугомонно трепещущее сердце, что отчаянно рвётся наружу, а точнее, к нему.

Мне никак не найти удобной позы: любое движение по мятой простыни и даже прикосновения к самой себе сейчас отдаются предательской дрожью в самой жаркой и влажной точке внизу живота.

Совсем не знаю, куда деть свои руки. Боюсь сорваться и прикоснуться к Остину, отчего моё и так разгорячённое от желания тело окончательно сгорит дотла.

Всеми силами приходится удерживать себя от жизненной потребности ощутить, что значит быть любимой им: вслушиваюсь в ночную тишину, в протяжные завывания ветра за окном, рассматриваю комнату в холодном лунном свете и непрерывно слежу за беспокойным колебанием танцующих теней на стенах, что с улицы отбрасывают раскидистые ветки деревьев.

Чёрт! Пусть будет проклят этот злосчастный день, у которого нет ни конца ни края. Ссора с Филиппом, попытка изнасилования, почти совершённое мной убийство, чудесное спасение, побег от водителя, а теперь ещё и это?

На сколько ещё мне хватит сил терпеть подобное издевательство? Чувствовать его совсем близко и знать, что он для меня недосягаем. Как долго я смогу ещё сопротивляться желанию прикоснуться к нему так, как мне того хочется?

Сколько бы я себя не убеждала, но я не бездушный робот, а всего лишь живой человек! Обычная девушка, зверски уставшая день за днём натягивать на себя чужие лживые маски.

Я просто хочу быть собой! Хочу быть настоящей!