Тереза Ракен. Жерминаль - Эмиль Золя

Погребок закрылся, Лорана выставили за дверь. Но он еще раз постучался и попросил спички. Контора меблированных комнат помещалась на втором этаже. Чтобы взять свой подсвечник, Лорану надо было пройти по длинному коридору и подняться на несколько ступенек. Этот коридор, эта лесенка, погруженные в полную тьму, наводили на него безумный страх. Обычно он смело входил, невзирая на темноту. Но в этот вечер он никак не мог решиться позвонить; он думал, что за выступом, — где вход в подвал, быть может, притаились убийцы, которые сразу же набросятся на него, как только он ступит в коридор. Наконец он позвонил, зажег спичку и решился войти. Спичка погасла. Он стоял, задыхаясь, не шевелясь, не смея убежать, и дрожащей рукой судорожно чиркал спичками по сырой стене. Ему слышались поблизости какие-то голоса, какой-то шорох. Спички ломались, у него в руках. Наконец одна из них зажглась. Сера зашипела, и пламя стало разгораться, но так медленно, что Лорана вновь обуял ужас: в слабом синеватом свете горящей серы, в разбегающихся зыбких отсветах ему почудились какие-то чудовищные очертания. Потом спичка затрещала, и вспыхнуло яркое белое пламя. У Лорана отлегло от сердца, он осторожно пошел вперед, стараясь, чтобы спичка не погасла. Проходя мимо спуска в подвал, он прижался к противоположной стене. Здесь было особенно темно, и это наводило на него ужас. Потом он поспешно прошел несколько ступеней, отделявших его от конторы, взял свой подсвечник и тут наконец почувствовал, что спасен. Наверх он поднялся уже спокойнее, однако свечу держал высоко, чтобы освещать углы, мимо которых ему предстояло пройти. Причудливые длинные тени, всегда снующие туда-сюда, когда идешь по лестнице со свечой, то вдруг вставали перед ним, то исчезали, порождая в нем какую-то смутную тревогу.

Добравшись доверху, он вошел к себе и поспешил запереться. Прежде всего он заглянул под кровать, потом тщательно осмотрел всю комнатку, проверяя, не притаился ли тут кто-нибудь. Он затворил слуховое окно, — а то ведь к нему можно оттуда забраться. Приняв все эти меры предосторожности, он немного успокоился, разделся и тогда сам удивился своей трусости. В конце концов он улыбнулся, упрекнув себя в ребячестве. Никогда в жизни не был он труслив и теперь не мог понять, с чего это вдруг на него нашел такой ужас.

Он лег. Согревшись под одеялом, он снова стал думать о Терезе, и мечты о ней вытеснили было страх. Он закрыл глаза и старался заснуть, но ум его продолжал бодрствовать, мысли властно возникали одна за другой, цеплялись друг за друга и убеждали его в том, как ему выгодно поскорее жениться. Временами он переворачивался и решал: «Довольно думать, пора спать; завтра надо подняться в восемь, идти на службу». И он старался уснуть. Но мысли вновь возникали бесконечной вереницей, снова начинались рассуждения; он опять оказывался во власти какой-то тревожной мечтательности, и в уме его возникали соображения, подтверждавшие необходимость женитьбы, и всевозможные доводы за и против обладания Терезой, подсказанные то осторожностью, то влечением.

Наконец, убедившись, что ему не сомкнуть глаз, что бессонница крепко завладела его возбужденными нервами, он лег на спину, открыл глаза и отдался мыслям о Терезе. Равновесие нарушилось; он вновь, как в былое время, горел в лихорадке. Он подумал было встать и отправиться в пассаж. Он попросит, чтобы для него открыли ворота, он постучится в дверцу на лестнице, и Тереза впустит его к себе. При этой мысли кровь бросилась ему в голову.

Он представлял себе все это с поразительной четкостью. Вот он идет по улицам, идет быстро, дом мелькает за домом. Он рассуждал: «Пойду бульваром, пересеку такую-то площадь — так будет скорее». Вот уже скрипят ворота, вот он идет по узкому, темному и пустынному пассажу и радуется, что нет торговки фальшивыми драгоценностями и что он может пробраться к Терезе никем не замеченный. Потом он представил себя в коридоре, у лесенки, по которой он поднимался столько раз. Тут им овладела былая жгучая радость, ему вспомнились упоительные страхи, острые греховные наслаждения. Воспоминания становились действительностью, и она завладевала всеми его чувствами: ему слышался пресный запах коридора, руки его касались липких стен, вслед за ним волочилась его темная тень. А он поднимался все выше и выше, задыхаясь, прислушиваясь и наслаждаясь уже одним этим робким приближением к желанной женщине. Наконец он тихо стучался в дверь, дверь отворялась, Тереза стояла перед ним; она его ждала, в нижней юбке, вся белая.

Мысли развертывались перед ним, превращаясь в реальные картины. Взгляд его был устремлен в темноту, но он видел. Вот он дошел до пассажа, вот миновал коридор и поднялся по лесенке, вот ему явилась Тереза, страстная и бледная… Тут он порывисто вскочил с постели, шепча: «Пойду к ней, она меня ждет!» От резкого движения галлюцинация рассеялась: он ступил босиком на холодный пол, ему стало страшно. На мгновение он замер, прислушиваясь. Ему почудилось, будто с площадки доносится какой-то шум. Если он отправится к Терезе, опять придется пройти мимо подвала; при этой мысли по спине у него пробежали мурашки. Его снова охватил ужас, — ужас нелепый, давящий. Он робко осмотрелся вокруг, — в каморке кое-где лежали блики белесого света; он потихоньку, осторожно и в то же время с лихорадочной поспешностью забрался в постель и завернулся в одеяло, спрятался, как бы защищаясь от какого-то оружия, от ножа, который занесен над ним.

Кровь сразу бросилась ему в голову, шея горела. Он поднес к ней руку и на том месте, куда его укусил Камилл, нащупал рубец. Он почти что забыл о нем. Шрам привел Лорана в ужас, ему казалось, будто рубец разъедает его. Он отдернул руку, чтобы больше не чувствовать этой полоски, и все же чувствовал ее, ощущал, как она впивается, сверлит ему шею. Он попробовал слегка поскоблить шрам ногтем; жуткое жжение усилилось. Чтобы не содрать с себя кожу, он зажал руки между коленями. Перепуганный, весь скованный, он замер на месте; шею ему жгло, зубы стучали от страха.

Теперь мысли его со страшной неподвижностью сосредоточились на Камилле. До сих пор утопленник никогда не смущал его по ночам. А теперь вместе с мыслью о Терезе явился и призрак ее мужа. Убийца не решался открыть глаза: он боялся, что где-нибудь в углу увидит свою жертву. Вдруг ему показалось, будто постель под ним как-то странно колышется; он подумал, что Камилл спрятался под кроватью и шевелится там, чтобы сбросить его на пол и укусить. Обезумев от ужаса, чувствуя, что волосы у него встают дыбом, он вцепился в матрац; ему мерещилось, что толчки снизу становятся все сильнее и сильнее.

Потом он убедился, что кровать стоит неподвижно. Приступ ужаса миновал. Лоран сел на постели, зажег свечу, обозвал себя дураком. Чтобы успокоиться, он опорожнил целый стакан воды.

— Напрасно я пил в погребке… — размышлял он. — Просто не понимаю, что со мною творится. Какая глупость! Завтра в конторе я буду совсем разбитый. Как только я лег, надо было сейчас же заснуть, а не раздумывать о разных разностях. От этого и бессонница… Надо уснуть.

Немного придя в себя и твердо решив больше ни о чем не думать и не пугаться, он снова погасил свечу и зарылся головой в подушку. От усталости нервы его понемногу успокаивались.

Но он не заснул, как обычно, тяжелым, сокрушающим сном; он медленно погружался в какую-то смутную дрему. Он как бы забылся, как бы отдался во власть какого-то сладостного, упоительного отупения. Сквозь забытье он ощущал свое тело; плоть его отмерла, но сознание бодрствовало. Он разогнал все обступавшие его мысли, он запретил себе думать. Но едва только он задремал, едва только силы покинули его и воля ослабела, как мысли стали одна за другой потихоньку подкрадываться и снова овладевать его изнемогающим существом. Он вновь отдался мечтам. Он мысленно опять прошел расстояние, отделяющее его от Терезы: он спустился вниз, бегом миновал подвал и оказался на улице; он опять прошел по всем тем улицам, по которым уже проходил раньше, когда они представлялись ему в мечтах; он вошел в пассаж Пон-Неф, поднялся по лесенке и тихонько постучался в дверь. Но вместо Терезы, вместо молодой женщины в нижней юбке, с обнаженной грудью, дверь ему отпер Камилл, — Камилл такой, каким он видел его в морге, страшно обезображенный, зеленоватый. Труп с мерзким смешком протягивал к нему руки, а между белыми полосками зубов виднелся черный кончик языка.

Лоран вскрикнул и проснулся. Он обливался ледяным потом. Он натянул одеяло на глаза, возмущался самим собою, бранил себя. Потом решил, что непременно надо уснуть.

Он опять заснул, заснул постепенно, как и в первый раз; он впал в то же оцепенение, но как только воля его снова растворилась в какой-то дреме — он опять отправился в путь, пошел туда, куда влекла его навязчивая мысль; он побежал, чтобы повидаться с Терезой, и дверь ему снова отворил утопленник.