Вирусный террор - Вячеслав Николаевич Миронов

мало. В Англии велись работы по подготовке контейнера. Пробный контейнер уже дважды прошелся по маршруту, распыляя безвредное вещество, но оно фиксировалось потом приемниками. Какое-то устойчивое к распаду соединение. Специалисты фиксировали, как оно распространялось в месте распыления, выдавали свои рекомендации. Инженеры вносили коррективы. Вирус очень неустойчив на открытом морозном воздухе. А вот в тепле он живуч. Даже несколько месяцев способен жить, и плевать ему хотелось на влажность. Боится он только кислорода вкупе с низкими температурами.

– Так. Понятно. Где образцы вируса?

– В холодильнике.

– Где?

– На кухне, – это Инна подала голос.

– Где в холодильнике?

– В морозилке. Контейнер внутри курицы. Там шесть образцов, – сказал дядя.

– Где гарантия, что там не замороженные образцы твоих соплей?

– Мне нужны деньги.

– Ты еще не понял, дядя, что сейчас идет речь о том, что будешь жить или нет?

– А как же деньги?

– Деньги получишь в Москве. Понятно?

– Но… Я не могу никуда ехать.

– А тебя никто не спрашивает. Спеленаем и вытащим. Ясно?

– Я не поеду! – у Фридриха начинается истерика.

– Еще один писк, и последует очередной удар в пах.

Он затих. Потом начал всхлипывать. Ломается. Еще немного поднажать, и все… Только вот расстояние…

Видно, что и Шеф думал о том же. Мы посмотрели друг на друга. Я открыл ладонь – четыре пальца сомкнуты, большой палец смотрит вверх, и медленно двинул ладонь вперед. Шеф не понимает.

– Steamer, – чуть слышно губами прошелестел я непонятливому Командиру.

На африкаанс означает «пароход».

Генерал чуть улыбнулся. Как вариант можно рассматривать. Только вот как сейчас узнать, где и какие наши суда стоят. В каких портах Германии! Время! Время! Время! Вот чего нет. Можно свалить лошадиной дозой успокоительного этого фрица. Только вот таможня, пограничный контроль… Ладно бы сам хотел ехать. А похоже, этот прыщ лабораторный не горит желанием повидать великую страну, которую отстраивал его дедушка после войны.

До крупнейшего порта Германии Гамбурга – 288 км. Самый лучший пассажирский порт – Киль. 350 км. Далековато. Оптимальный вариант – нефтяной порт Вильгельмсхафен. Там, как пить дать, стоит под разгрузкой какой-нибудь наш танкер с ГСМ. Но туда еще дальше добираться. 500 км. Бремен – 400 км. Не то. Не пойдет. Думай! Бременхафен – 450 км. Не то! Эмден – 530 км. Росток – 230 км.

– Постой, поговори с Фридрихом. Я посмотрю, что у них там в холодильнике.

В дверях зала обернулся.

– Эй, граждане, там без фокусов? Спокойно можно доставать? Спрятанной гранаты там нет?

– Нет, все чисто.

– Угу.

Генерал посмотрел на меня. Понятное дело, мы бы там напихали кучу сюрпризов. Так, на всякий случай от любопытствующих субъектов. Гражданские, что с них взять.

Я тем временем думал, как нам добраться до Гамбурга.

Шеф недолго возился на кухне. Вот он появился на пороге. В руках замороженный пакет, в котором матово поблескивали алюминиевые пеналы.

– Это образцы? – спросил у Инны.

– Да.

– Пора в дорогу.

Генерал подтянул штаны.

– Ну, а вы с нами.

– Мы не поедем!

– Да, куда же вы денетесь?!

– Не поеду в Россию!

– Отчего тебе не нравится Россия? Хочешь об этом поговорить?

– Там холодно и там ГУЛАГ!

– Да ладно! ГУЛАГа давно нет. Поменьше читай антисоветскую литературу. Особенно перед завтраком.

– Не поеду.

– Дружочек! Ты даже представить себе не можешь, до чего дошла современная фармакопея. Те кошмары, которые ты прочитал в потрепанной книжке, – легкий шорох летней листвы. Поверь мне на слово. Ибо можно тебе вколоть укол…

– И я умру?

– Нет. Смерть – венец жизни. Ты будешь жить. Но в плену собственных кошмаров. Тебя будут пожирать твои же комплексы, страхи, детские воспоминания, помноженные на все ужасы, что ты видел в кино или читал в книгах. Каждый день ты будешь мучительно умирать, а поутру снова воскресать, и так много лет. Несколько десятков лет. Ты не сможешь общаться с окружающими, ты будешь слишком занят своими мыслями. И выхода из этой ситуации не будет. Мозг станет подбрасывать тебе все более сложные лабиринты. Каждый день – новый уровень. Только ты не будешь там победителем. Иногда ты будешь приходить в сознание и понимать, что смерть есть высшая награда для тебя. И с этой мыслью ты будешь погружаться в новый виток ужаса. Гормоны выйдут из-под контроля, и, может быть, из-за этого тебе удастся умереть. Но ты даже не поймешь, что это было. Как правило, это бывает смерть от инсульта, реже – инфаркта, а еще реже – от удушья. И подумай, червь, ты лежишь на полу, с полуразбитыми гениталиями, и пытаешься мне что-то доказать. Ты – кал для анализов. Восторгаешься чумой, которая уничтожит половину человечества. «Железного занавеса» нет, берлинская стена превратилась в прах, мир стал открытым. Не знаю, на что рассчитывают те, кто собирается распылить бактерии чумы в России на границе в Китаем. Она все равно попадет в Европу. И тогда не будет мира. Не будет людей. И твои деньги ты не сможешь потратить. Туалетная бумага будет стоить дороже, чем та, что испачкана краской. Ты ничтожество. Убийца многих миллионов. И ты собираешься что-то возражать? Не слышу. Что ты там мычишь? А?!

Генерал топнул по полу возле головы. Тело вздрогнуло, подпрыгнуло, обмякло, в паху образовалось темное пятно, которое расширялось.

Шеф поморщил нос. Ну все, «клиент» созрел. Надо «качать». И мы начали в два голоса общаться с телом.

Оказывается, это чучело многое знало. Не полностью, отрывочно. Но знало. С английской стороны контакты поддерживал некто Уилсон. По компетенции – вирусолог, по повадкам – матерый сотрудник спецслужб. Молча, вежливо, холодно. Его интересовали только факты. Никаких эмоций. Большое значение уделял вирулентности штамма. Требовал увеличить, чтобы смертность была максимальная. Зачастую использовал военные термины.

В силу того, что тезка Энгельса был жаден и желал получить много денег, то запомнил телефон и адрес Уилсона. Он, кстати, не совпадал с адресом компании, куда следовало поставить вирус.

Фридрих наш пошел дальше. Используя повод, напросился в сопровожденцы в очередную командировку в Лондон. Для этого пришлось за вечерней кружкой пива накормить коллегу слабительным. Коллега наутро позвонил, сообщил, что подхватил кишечную инфекцию и сидит на унитазе. Смывая свои фекалии, увеличивает счет за воду. Со слов нашего визави коллега больше расстраивался по этому поводу. Очень прижимистый дядька. И Фридрих, переживая за общее дело фирмы, вызвался добровольцем в командировку. Охотников до этого мероприятия особо не было. У всех имелись свои планы. Да и что там в этом Лондоне делать? Абсолютно нечего. Климат – ерунда, все вокруг чопорные. По-немецки особо никто не говорит. Заносчивы. Любят вспоминать, как немцы