Казнь без злого умысла - Александра Маринина

– Вы, наверное, устали, – спохватился хозяин дома, заметив, что Настя подавила зевок. – Я вас совсем заговорил.

– Да, пора спать, – согласился Коротков. – Ты говорил, кабинетом для гостей можно пользоваться? Нам бы посовещаться полчасика, обсудить планы на завтра.

– Разумеется, – широко улыбнулся Петр Сергеевич. – Если нужен компьютер – включайте, он не запаролен, чтобы гости могли пользоваться. Интернет есть и «вай-фай» по всему дому, если захотите пользоваться планшетами или телефонами.

«Нет уж, – почему-то подумала Настя, – твоим компьютером я пользоваться не буду. Знаем мы всяких умельцев, которые за пять минут потом выяснят, что ты на нем делал, какие тексты писал и какую информацию искал. У меня свой есть».

Но благоразумно промолчала.

– И последний вопрос перед тем, как мы разойдемся спать. Поскольку мы здесь гости и не хотели бы причинять беспокойство или какие-то неудобства, нам бы хотелось знать, есть ли в доме такие помещения, куда заходить нельзя без вашего ведома? Ну, или вообще нельзя.

Ворожец посмотрел на Настю с нескрываемым удивлением. Похоже, такой вопрос ему задавали впервые.

– Я даже растерялся как-то… – развел он руками. – Нет, конечно, в мою спальню не нужно заходить, когда я сплю. А так… Никаких секретов у меня нет, скелеты по шкафам я не распихивал, и стесняться мне абсолютно нечего. Если до прихода Нади захотите поесть чего-нибудь или чайку выпить, смело идите на кухню, открывайте холодильник и шкафы, берите все, что увидите.

«Ни у кого нет секретов, – с усмешкой подумала Настя, – все открыты, искренни и прозрачны, как слеза младенца. Только почему-то никто никому не верит, ни Ворожец нам, ни мы ему».

Гостевой кабинет, такой же небольшой, как и все прочие помещения в доме, имел все необходимое для работы. Настя вспомнила о своем решении не пользоваться хозяйским компьютером и тут же это решение изменила. Включила компьютер и стала загружать карту Вербицкого района.

– Зачем? – удивился Коротков. – У нас и бумажные карты есть, и на планшете у тебя.

– На всякий случай. Надо попользоваться этим компьютером. Почему-то во мне зреет глубокая убежденность, что наш гостеприимный хозяин непременно проверит, чем мы с тобой тут занимались. Нужно убить в нем всякие подозрения, тем более что для них нет никаких оснований. Мы с тобой ничего не скрываем, а нам почему-то никто не верит.

Следом за картой были открыты сайты Вербицкэнерго и Вербицкводоканала, причем те их разделы, которые связаны с перспективным планированием. После чего на всякий случай был обозначен интерес к местным строительным компаниям и к сайту биржи труда.

– А ты еще хотела про ветеринара… – напомнил Коротков.

– Это я сама, – усмехнулась Настя. – В своей комнате и со своего ноутбука. Убитый ветеринар как-то не вписывается в общую картинку поиска места под застройку. Не будем будить спящую собаку.

Она аккуратно выключила компьютер.

– Ты выбрал, где будешь спать, наверху или внизу? – спросила она Юру.

Коротков широко и сладко зевнул.

– Да мне по барабану, лишь бы лечь.

– Тогда я на втором этаже устроюсь, не возражаешь? Сумку мою отнесешь наверх?

Он молча кивнул и погасил свет в кабинете.

Оставшись в гостевой спальне на втором этаже, Настя первым делом распахнула окно, закрыла глаза и с наслаждением втянула носом прохладный и немного терпкий воздух. Здесь пахло совсем не так, как в центре города. И звуки были другими. И вообще, это был какой-то другой мир.

Спальня оказалась именно спальней, а не жилой комнатой: широкая двуспальная кровать, две прикроватные тумбочки с симпатичными ночниками, комод с зеркалом, небольшой встроенный шкаф для одежды, два деревянных вешала и дверь, ведущая в санузел. Все. Ни стула, ни тем более рабочего стола здесь не было. «Ну и ладно, – подумала она, – ну и не очень-то и хотелось».

Устроившись на кровати поверх покрывала и подложив под спину подушку, Настя открыла ноутбук и стала искать информацию об убийстве сотрудника Вербицкой зверофермы, ветеринарного врача. Да, поездка к родственнику водителя Володи оказалась полезной. Конечно, насчет дела об убитых экологах они не узнали ничего нового, ибо старый зверовод знал ровно столько, сколько и любой другой житель города, не работающий в полиции. Но зато выяснилась вот эта давняя история про ветеринара Чуракова. Впрочем, не настолько уж она и давняя, всего год с небольшим прошел…

…Родственник Володи, пожилой опытный зверовод по имени Леонид Иванович, сразу уверенно ответил, что никакой экологической опасности их ферма представлять не может. Все системы очистки работают исправно. А запах – ну что ж, запах есть, само собой, это ж дикие звери, не домашние. Они и сами пахнут, и продукты их жизнедеятельности – моча и кал, да и корм не самый ароматный для человеческого обоняния. Работники фермы привыкли, а для постороннего человека, конечно, приятного мало, это правда. Да, пахнет аммиаком… Да, фекалии зверей убирают раз в год, это тоже правда, но так всюду происходит, есть нормативы. Но существуют же требования к месту расположения звероферм, и в этих требованиях чуть ли не первым номером стоит роза ветров с таким расчетом, чтобы запахи не доходили до жилых домов. Вербицкая норковая ферма строилась строго с учетом всех нормативов. И никто из жителей окрестных районов никогда на дурные запахи, исходящие от фермы, не жаловался. И вообще, друзья мои, все это одна сплошная политика. Надо к выборам шум какой-нибудь поднять – схватились за экологию. А то, что человека убили, так всем наплевать. Уже больше года прошло, а никто не чешется.

Сперва Настя и Коротков решили, что Леонид Иванович имеет в виду все тех же убитых экологов, но уже через пару минут выяснилось, что говорит он совершенно о другом: об убийстве ветврача Вербицкой зверофермы Чуракова.

– Вы думаете, это не по личным мотивам? – спросил Коротков. – Не бытовое? Вы уверены?

Леонид Иванович внезапно рассердился, складки кожи на лице негодующе затряслись, мелкие сосуды на щеках налились кровью.

– Да это не я уверен, это полиция наша уверена! Вы знаете, сколько они всю ферму трясли? С кем дружил, с кем разговаривал, с кем конфликтовал, не крутил ли любовь на стороне… Уж чего только не выспрашивали! И Таню, жену Чуракова, тоже измучили вопросами. Всех его знакомых на допросы перетаскали. Никого не нашли.

– И что, закрыли дело?

– А я почем знаю… Не знаю я, как там в полиции это называется, а только месяца два побегали, да и поутихли. Никому не охота копать, это ж деньги.

– Деньги? – насторожилась Настя. – Какие деньги? Вы о чем, Леонид Иванович?

– Я о Перовской звероферме, о чем же еще. Они давно хотят нас к рукам прибрать, на наше племенное ядро зарятся, вот и мутят воду в области, чтобы дорогу через ферму проложить, нашу ферму ликвидировать, а все поголовье передать им.

– Зачем? – не поняла она.

– Ну как зачем? У нас племенное ядро одно из лучших в стране. Им таких зверей никогда в жизни самим не вывести и не вырастить, у них в селекционной работе никто толком не разбирается, да и кормленцев нет знающих.

– Кого-кого нет? – переспросил Коротков.

– Кормленцев. Спецов по кормам и рационам. Чтобы вести успешную селекционную работу, нужно, чтобы было, из чего выбирать, – терпеливо пояснил Леонид Иванович. – Если зверей правильно кормить, самцы будут хорошо крыть, самки будут беременеть, донашивать и нормально щениться, норчата получатся здоровенькие, отход будет минимальным, значит, и ремонтное стадо можно хорошо сформировать, выбирать-то есть из кого, и по убою план сделаем.

Незнакомых слов оказалось многовато и для Настя, и для Короткова, пришлось потратить еще несколько минут на разъяснения, благодаря которым выяснилось, что отход – это в данном контексте смертность новорожденных щенков, а ремонтное стадо – рожденные в текущем году норчата, которые по селекционно-племенным качествам могут заменить зверей племенного ядра, в силу возраста больше не способных давать здоровое потомство и подлежащих «списанию». Это и официально так называется: ремонт основного стада. Зато слово «кормленец» официальным не является, никакую должность не обозначает, а применяется к ученым – специалистам-зоотехникам, занимающимся вопросами кормов и составления рационов. А поскольку с кормами в последние лет двадцать в стране совсем беда, то знающий и опытный «кормленец» – на вес золота.

– Ученые, значит, – недоверчиво протянул Коротков. – А я думал, ученые на зверофермах не работают. Они все больше по научным институтам сидят, по лабораториям всяким.

Леонид Иванович бросил на Юру сердитый взгляд.

– И сидят! – с вызовом подтвердил он. – Покуда их оттудова не выкинут под зад коленкой. Вот тогда они на фермы-то и приходят. Не знаете ничего, а ерничаете… Молодежь! У нас главным зоотехником такой человек был, что вам обоим и не снилось! Лучший в России! А до этого – лучший во всем СССР! Сам Тарасевич! Доктор наук, между прочим, профессор. Вот он нам племенное стадо на ноги и поставил. А когда Илюша Чураков, пацанчик совсем еще, пришел к нам ветврачом, они вместе все колдовали, советовались, обсуждали чего-то, ночи напролет сидели то в кабинете у профессора, то дома у него, считали, вымеряли, карточки вручную перебирали, таблицы какие-то составляли. Илюша к профессору прямо прикипел, да и профессор его любил. Он вообще-то почти ни с кем близко не дружил, весь в своей науке был, а вот Илюшу Чуракова полюбил.