Долго тебя ждала - Амелия Сафарова

— Яна Эдуардовна не пережила родов, беременность поздняя, первая, многочисленные стрессы, которые она переживала на поздних сроках беременности, все это сказалось на ее здоровье и роды прошли с осложнениями, на восьмом месяце беременности у заключенной произошла отслойка плаценты — говорит мне совершенно сухим тоном.

— Ребенок? — ослабляя галстук задаю вопрос

— Сын погибшей родился мертворожденным, мы ничего не смогли сделать.

— Это был мой сын, понимаете моя женщина и мой сын, как мне теперь жить дальше?! — кричу на нее — где заключения? Где они похоронены? Кто их хоронил? — начинаю на них орать, от бессилия, от горя, которое выворачивает мне все внутренности.

— Но позвольте — выпивая стакан воды в нашу беседу вклинивается начальник колонии — Марианна Антоновна действовала по закону, к тому же у заключенной Широковой Яны Эдуардовны не было родных, погребение умершего, тело которого не востребовано, осуществляется администрацией учреждения. Поэтому мы ничем не можем Вам больше помочь.

— Она не виновата ни в чем, понимаете, ни в чем не виновата?! — хватаю за грудки этого мерзкого типа, прекрасно понимаю, что он бы передо мной не лебезил, если бы ему не поступил звонок свыше.

— Мы все это прекрасно знаем, Максим Викторович, но сделать уже, увы, ничего не можем. Отпустите меня и поезжайте домой, здесь Вам больше нечего делать.

Я отпускаю его и не ощущая пола под ногами иду, заключенная, усопшая, это они про мою Яну все говорили. Подхожу к машине, Илья меня уже ждет.

— А Яна Эдуардовна? — спрашивает он меня, а я не могу вслух произнести эти страшные слова. Не могу сказать, что Яна умерла, словно если я не произнесу этого вслух, это перестанет быть правдой.

— Дай ключи от машины, Илья — мне нужно ехать, куда — не знаю, зачем — не знаю, просто ехать.

— Что с Вами там произошло, Максим Викторович? Где Яна Эдуардовна?

— Нет ее, понимаешь?! Нет ее больше — ору на него — просто дай мне гребаные ключи от машины и не задавай вопросов.

— Я поеду с Вами.

— Да что же ты доебался, ты не понимаешь, что я один быть хочу, ты блядь понимаешь, что я потерял смысл жизни, у меня сын умер ты это понимаешь или нет?!

Илья не отдает мне ключи, он отвозит меня в гостиницу, по дороге заехав в магазин за водкой. Мы пьем вместе, сидя в какой-то гостинице, я не понимаю как мне жить дальше, как будто свет выключили и я теперь иду в кромешной темноте. Мы не разговариваем и мой водитель, нет, не водитель, Илью можно назвать другом больше меня ни о чем не спрашивает. Говорят, что мужчины не плачут, но в эту ночь я плачу, я ору в голос и плачу, потому что часть меня навсегда умерла с любимой женщиной и моим сыном.

Вернувшись в Москву я первым делом навожу справки по делу Шведова Семена, моих любимых людей не вернуть, а его я хочу наказать, хочу, чтобы он каждый прожитый день жалел о том, что сделал. Подключаю все свои связи, чтобы суд прошел как можно быстрее и ему дали максимальный срок наказания, десять лет, именно такой срок он получил. Мало, это очень мало, чтобы искупить все, что он натворил, но в глубине души я надеюсь, что он никогда не выйдет на свободу, что жизнь его хорошо сломает там.

Через год я выкупаю квартиру Яны и квартиру ее бабушки, все отошло государству. Не знаю для чего я это делаю, чтобы мне хоть что-то осталось от моей Яны. Судьба подарила мне в сорок лет потрясающую женщину, любовь, все это я не смог сохранить и приумножить, пусть хоть так, хоть что-то останется мне от Яны. Ревность и страсть сделали меня слепым, я ведь не интересовался никогда где похоронены ее родители и бабушка, кто ее друзья, чем она жила. Меня интересовал только один вопрос, с кем Яна была до меня, с кем спала, кого любила. Сейчас я собираю по крупице информацию о ней, кто теперь будет ухаживать за могилами ее родных. У Яны точно была подруга Эльвира, о ней она мне говорила, но она, на сколько я помню живет в штатах. Единственный человек, который может мне помочь в этом вопросе это Игорь. Я не знаю в курсе ли он о том, что Яны больше нет, после той встречи мы с ним больше не связывались. Созваниваюсь с ним и назначаю встречу.

— Приветствую — присаживается рядом со мной в баре — что отмечаешь? — кивает на водку и две рюмки.

— Её больше нет, ты знаешь об этом? — не смотрю на него, больше мне с ним нечего делить.

— Знаю — выпивая залпом рюмку, отвечает мне.

— А дату смерти знаешь? — делаю тоже самое, что и Игорь — сегодня ровно год, их нет. Яну оправдали, Игорь, по всем пунктам обвинительного протокола, виновного посадили, а ее имя больше не будет поласкаться в грязи.

— О чем ты хотел поговорить со мной?

— Я хочу знать, где похоронены родные Яны, за их могилками нужно ухаживать.

— Поехали.

Такси нас привозит на кладбище и Игорь ведет меня к могилам родителей Яны. Мы с ним видим, что могилы ухожены.

— Эльвира, ее подруга, оплачивает работникам кладбища, чтобы содержали в порядке могилы. Мы созванивались с ней полгода назад.

— Ты знал Яну гораздо лучше, чем я — констатирую я — я ее совсем не знал, оказывается, обвинял в том, чего она никогда не делала.

— Это не помогло мне завоевать ее любовь, Максим. Любила она тебя, выбрала тебя. Слушай, мне непросто сейчас находиться здесь с тобой. Горе не сближает, ты очень виноват в том, что с ней произошло, поэтому, если это все, что ты хотел знать, то я пойду и прошу тебя больше меня не беспокоить.

25

— Так ну что, Михаилу Максимовичу уже целый год? — целую сонного сына, который только-только проснулся — ну какой же ты у меня сладкий сыночек, самый любимый на свете — сын улыбается мне, я щекочу его, а он заливисто смеется — одеваемся, мой рыцарь и готовимся встречать гостей.

Материнство это прекрасно, я каждый день, каждую секунду наслаждаюсь этими моментами. В Америке было не просто, но знание английского и связи сопляка помогли мне устроиться в строительную фирму. Если быть совсем откровенной эта фирма отца друга сопляка и, конечно, для