Муха и самозванный принц - Евгений Некрасов

Маша вышла из номера, чтобы разыскать маму и получить втык за пропущенный ужин. Втайне она рассчитывала, что втык будет отложен по случаю праздника, но обнадеживать себя не хотела.

Первыми Маше попались Дед и Андровский, обсуждавшие что-то настолько важное, что ее к себе даже не подпустили. Дед издали показал сложенные кольцом большой и указательный пальцы — о’кей, международный знак ныряльщиков. Маша ответила тем же и пошла дальше бродить в толпе.

Потом ее разыскал Володя и сказал, что шнуркам вдруг захотелось в новом году проснуться в своей постели, поэтому они улетают сегодня же, после встречи с Президентом. Маша удивилась их чутью на опасность: ведь не знали ничего, а угадали, как собаки и кошки угадывают землетрясение. Розовея, Володя сунул ей в руки записную книжку в кожаном переплете:

— Извини за экспромт, я уже не успею купить подарок, а эта книжка была моя. Она чистая, только на первой странице мои адреса и телефоны, чтобы не потерять.

— Забавно, у меня тоже экспромт, — улыбнулась Маша и подарила ему свою фотокарточку в платье Книппер-Чеховой, щелкнутую пять минут назад Надюхиным «Поляроидом». — Здесь тоже мой адрес и телефон, чтобы ты меня не потерял.

— Ты… Тоже? — засиял Володя. Мальчишки предсказуемы, даже самые умные. И даже самых умных надо держать в узде.

— Нет, парень в мои планы по-прежнему не входит, — остудила его Маша, — но мне надо практиковаться в английском языке. Пиши. Привет шнуркам.

Володя хотел еще что-то сказать, но бриллиантовая публика вдруг охнула в один голос, уплотнилась и превратилась в толпу. Машу подхватило и понесло к дверям. Еще недолго она видела растерянное лицо принца, который устоял под первым натиском и сразу же отстал от нее на десяток шагов.

В дверях Машу стиснули так, что перехватило дыхание и ноги оторвались от земли. Она плыла, как в мягких движущихся тисках, навстречу вспышкам синих маячков, и больше всего боялась потерять туфли.

Потом вдруг люди отхлынули, и сразу стало холодно. Маша обнаружила, что стоит на ступеньках, с неба под нависший козырек подъезда заглядывают звезды, синие вспышки слепят глаза, а навстречу ей идет Президент. Охрана быстро расширяла проход, но Машу почему-то не оттеснили в сторону вместе со всеми. Она не удивилась, потому что сегодня вообще был удачливый день.

Президент зацепил ее взглядом и узнал:

— Пчелка?.. Нет, сейчас сам вспомню — Муха! А дедушка в Москве?

— Здесь. Не хочет попадаться вам на глаза, — выдала Деда Маша. — Боится, что вы спросите про его мемуары.

— И спрошу! — пообещал Президент. — А ты чего молчала? Позвонила бы, я бы его призвал к порядку.

Маша подумала, что случай неподходящий, чтобы высказываться по поводу визиток с телефонами, по которым нельзя позвонить, и сказала:

— Ну, мемуары он и так напишет. Когда-нибудь. А без дела вы велели не звонить.

Президент улыбнулся:

— А знаешь, Муха, иногда грустно оттого, что мне не звонят без дела красивые девчонки.

Сказать по правде, Маше больше нравилось, когда ее называли умной. Именно как умный человек, она рассудила, что восьмиклассницам не каждый день достаются комплименты от президента страны, и придираться к нему было бы глупо и неблагодарно.

— У меня к вам просьба, — сказала она.

Президент глянул недовольно и повел рукой на ждущую толпу, на своих топчущихся на морозе охранников — мол, не лучше ли потом?

Но Маша знала, что потом ее, скорее всего, не подпустят. Кто-то из охраны уже вцепился ей в локоть, чтобы убрать с дороги. Конечно, сейчас, в толпе, в толчее, отдельной команды Президента на это не требовалось: отодвинут, как до этого отодвинули других зевак, и пойдут дальше. И Президент пойдет.

Не оборачиваясь, она по одному положению державшей ее руки определила, где стоит президентский телохранитель. И вонзила ему в ногу каблук, действуя с той же силой и чувством правоты, с какими этот офицер пытался убрать ее с пути. Из-за спины не донеслось ни звука, но хватка руки на Машином локте сразу ослабла.

Президент заметил этот мгновенный прием, ведь он сам в прошлом был разведчиком. Кстати, именно поэтому он лучше многих сумел оценить незаметный подвиг Машиного Деда, который полки в атаку не водил, под танк не ложился, а сидел в тюрьме, оставаясь верным присяге и не выдав свою агентуру. Сейчас Президент смотрел на Машу с выражением покорности и неодобрения, означавшим: «Мне не нравится то, что ты делаешь, но ради дедушки я терплю».

— Двадцать секунд! — попросила Маша. На самом деле ей нужно было немного больше, но когда говорят — «минутку», это может означать и полчаса.

Президент кивнул все с тем же недовольным выражением, и державшая Машу рука исчезла совсем.

— Что-то с дедушкой? — спросил Президент.

Покачав головой, Маша отдала ему фотоснимок, взятый вчера у Коня. Зная, что времени будет мало, она для полной ясности обкорнала снимок ножницами, оставив только одноногого солдата с чужими, обрезанными руками на плечах.

— Ноги не хватает, — объяснила Маша. Прозвучало глуповато, зато коротко и по сути. — Его друг связался с бандитами, чтобы они дали денег на хороший протез. Но по-моему, будет правильно, если это сделаете вы.

Пока она говорила, Президент заглянул на обратную сторону снимка и сам увидел написанный там адрес и телефон. Дополнительные объяснения стали не нужны; кажется, Маша правда уложилась в двадцать секунд.

— Ему помогут, — кивнул Президент и тут же передал снимок кому-то из свиты. Маша в последний раз увидела серьезное лицо искалеченного солдата, и он навсегда исчез из ее жизни.

— Ему нужен хороший протез, — сказала она. — Не такой, как положено всем, а такой, на котором можно бегать.

— Это почему же? — сощурился Президент. Было ясно, что думает он уже не об этом солдате, а о сотнях или тысячах других, которым тоже захочется протез, чтобы на нем можно было бегать.

— Например, потому что вы за него попросите. Это же неправильно, когда человек отдал настоящую ногу, а Родине для него железной жалко.

Сзади Машу толкали, но это был уже не охранник, а наседавшие репортеры. Вспыхнула яркая телелампа, ударив поверх голов, опустилась и нашарила лучом Президента.

— В масштабах страны этот вопрос…. — начал он и вдруг отвернулся от камеры. — В масштабах страны пока не все удается, — тихо сказал Президент одной Маше, — но одному-то я могу… Ему помогут за счет президентского фонда, — закончил он громко, чтобы слышал тот, кто взял снимок солдата. Развернулся и, наконец, вошел в открытые двери.

Машу сразу смяли, оттеснили. Чуть не сломав каблук, она отскочила в сторону и стояла на морозе, пока толпа не втянулась в музей.

Глава XI ЗВОНОК НА ТОТ СВЕТ

Ваха не видел этой недолгой задержки, потому что обзор ему заслонял козырек подъезда. Дверь на лестницу была распахнута; со своего второго этажа он слышал, как толпа, переговариваясь и шаркая ногами, вливается в холл. Гул голосов становился все громче, потом начал стихать и умолк совсем. Выждав, чтобы все успели перебраться в бальный зал, Ваха вышел на лестницу и аккуратно притворил за собой дверь, которой скоро предстояло разлететься в щепки.

Еще пять минут: отойти подальше от особняка, чтобы не прибило шальным осколком. Достать телефон, нажать две кнопки… И убить Машу?

Ваха повернул к бальному залу.

Толпа стояла в коридоре. Впускали медленно, проверяя всех ручной рамкой металлоискателя. Промелькнул мундир Машиного деда — военный, не жалко. А вон она! Стоит, повернувшись спиной, с незнакомой прической. Ваха узнал ее сердцем. Протолкался, взял за руку:

— Пойдем, успеешь туда.

— Ваха, ты почему одетый? — обернулась она.

— Уезжаю. Телеграмму получил от родственников.

— Что-то плохое случилось?

— Да, — сказал Ваха и не соврал, только все плохое случилось с его родственниками давно. — Пойдем, проводишь меня немножко.

— Ладно. Подожди, я накину шубу.

Ваха ждал у бара. Черный президентский охранник с проводком за ухом косился недовольно. Подошел и проверил его рамкой.

Маша сбежала по лестнице:

— Пойдем. А ты почему без чемодана?

— Некогда, Эльчин потом привезет.

Вышли, дверь подъезда на пружине захлопнулась, отрезав гомон толпы. Ваха думал про телефон в кармане, про две кнопки и молчал.

— Ваха!

— Что?

— А те люди, из-за которых погибла твоя мать, они нарочно стреляли в ваш дом?

— Нет. Сбили вертолет, он падал. Летчик сбросил боезапас, чтобы самому не взорваться, и попал в село. Никому не было легче оттого, что не нарочно.

— А сбили вертолет нарочно?

— Сбили нарочно, — признал Ваха.

Вдоль дорожки цепочкой горели фонари, похожие на гигантские одуванчики. Снег хрустел под ногами. Ваха уводил Машу к шоссе, на котором должны были появиться машины с людьми Хозяина. Они уже стояли где-то поблизости, свернув на обочину и погасив фары. Ждали взрыва, чтобы подскочить и ограбить мертвых. Ваха подумал, что Машу надо будет прикрыть собой, а то еще подстрелят.