Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

— Победа! — воскликнул Ульрих, указывая на Альберта.

Юноша вложил меч в ножны и снял шлем. Его потное лицо, все в грязных подтеках и облепленное слипшимися волосами, не выражало особой радости. Похоже, победитель был чем-то озабочен. Бросив шлем подбежавшему Андреасу, Альберт, пошатываясь от усталости, подошел к побежденному, около которого уже хлопотал лекарь.

— Скажи-ка, любезный, — взволнованным голосом проговорил Альберт, — как он там?

— Не извольте беспокоиться, ваша милость, удар был отменный! — заявил лекарь угодливо, полагая, что победителю будет приятно узнать, что противник ранен серьезно.

— И что же, он совсем безнадежен?

— Да нет, Бог милостив, — ухмыльнулся лекарь. — Я просто хотел сказать, ваша милость, что вы славно его проучили…

— Это не твое дело, болван! — оборвал его Альберт. — Я тебя спрашиваю, жить он будет?

— О Господи! — в испуге залепетал лекарь. — Да я разве сказал, что нет? Рану я промыл, череп целехонек… Красотой ему, правда, уже не хвастаться…

— Вот как? Это почему же? — улыбнулся Альберт.

— Вы, ваша милость, — ободренный этой улыбкой, лебезил лекарь, — изрядно ободрали ему кожу на голове да отсекли пол-уха, так что красавцем его уже не назовешь…

— А долго он пролежит?

— Да завтра уже придет в себя! — пообещал лекарь. — А то и сегодня к вечеру…

Альберт хотел еще что-то спросить, но тут к нему подошли Андреас и глухонемая бабка-ведунья, знавшая всякие лечебные травы.

— О нем позаботятся, ваша милость, — тихо сказал Андреас, тронув Альберта за плечо. — Идемте, осмотрим вашу рану!

— Позвольте мне перевязать вас, суженый мой! — послышался вкрадчивый голосок. К Альберту подбежала Агнес фон Майендорф.

— Прошу вас, баронесса, не беспокоиться! — сурово отстранил ее Андреас. — Это дело знахарки, а не благородной дамы. У вас для этого слишком красивые руки.

Отодвинув назойливую невесту в сторону, Андреас и Альберт в сопровождении старухи и Жана Корнуайе направились к бане. Туда же пошла и Клеменция. Вальдбурга перевязали и, усадив на коня, отправили домой — отлеживаться. Его сопровождали несколько слуг. Ульрих тоже вспомнил, что пора ехать.

— Не поздновато ли, ваша милость? — осторожно спросил Марко. — Ночью на Визенфурт дорожка не ахти…

— Ерунда! Поедем, — сказал Ульрих. — Собирайтесь живее!

Когда все наконец-то было готово, солнце уже заходило. Прощаться Ульриху пришлось недолго, так как Альберт был в бане, на перевязке, а Клеменция, судя по всему, отдавала распоряжения по хозяйству. Оставалась одна Альбертина, которая смущенно извинялась за отсутствие матери и брата и, хлопая пушистыми ресничками, помахала рукой вслед дядюшке и его спутникам.

— Черт побери! — сказал Ульрих, пожимая плечами. — Похоже, только теперь и начинаются настоящие приключения, а, молодцы?!

ПО ПУТИ К МАРКГРАФУ

Они неспешно скакали по каменистой пыльной дороге, петлявшей между холмами. По прямой же до города Визенфурта, где, возвышаясь над жилищами ремесленников и купцов, стоял на холме мощный замок маркграфа, было всего двадцать миль. Марко на своей кляче, с вьючным битюгом в поводу, держался сзади, а Ульрих и Франческо выехали чуть вперед. Около мили проехали молча.

— Ваша милость, — заговорил наконец Франческо с некоторым волнением, — вчера на обеде вы изволили сказать, что я ваш законный сын… Это правда?

— Разве? Что-то не припомню…

— Скажите, это правда?

— А разве раньше ты этого не знал?

— Знал, мессир, но не догадывался, что законный…

— А это что-нибудь меняет?

— Не знаю, как для вас, мессир, а для меня много значит, зачат ли я во блуде или в освященном церковью браке.

— Можешь успокоиться, я был обвенчан с твоей матушкой, царствие ей небесное! Откуда же ты узнал, что я вчера говорил за обедом? Ведь тебя в это время не было в зале. Готов поклясться, что, кроме Клеменции и Альберта с Альбертиной, меня никто не мог услышать.

— Видите ли, сударь… Вчера об этом говорили воины, караулившие нашу дверь снаружи. А сегодня Вилли-юродивый сказал глухонемой бабке: «Это законный сын Ульриха!»

— Что за чушь ты мелешь, парень?! Глухонемой сказал глухонемой!

— Во-первых, сударь, он сказал это на языке глухонемых, руками…

— А ты что, знаешь их язык?

— Знаю, ваша милость, я научился этому еще в Венеции, когда нищенствовал.

— Да, глухонемой, помнится, был рядом… Постой-ка, да ведь тогда он не глухой, раз слышал разговор!..

— Ваша милость, я знавал таких глухонемых, которые умели понимать разговор по движению губ…

— Ловко! Да ведь это — прекрасный шпион! Такой ни под какой пыткой не скажет, кто его послал… Услышит все глазами, перескажет пальцами… Так, прекра-асно! Но ведь тогда получается, что юродивый шпионит не только в пользу Клеменции… Зачем ему передавать какой-то бабке то, что уже знает сама госпожа, причем из первых уст, верно? Кому же надо подслушивать графиню, а? Мне? Верно, мне нужно. Но не мой же этот Вилли шпион…

— Значит, он шпион аббатства или маркграфа, — предположил Франческо.

— Да, скорее всего. Но между аббатством и маркграфом есть разница, и немалая. В особенности для тебя, приятель. Потому что речь ведь идет о твоих правах на Шато-д’Ор…

— Мне кажется, мессир, что весть о том, что я ваш сын, больше всего может разочаровать монастырь. Я уже говорил, что подслушал беседу воинов у двери. Так вот, солдаты говорили, что ваш предок Адальберт составил грамоту, согласно которой при отсутствии в роду Шато-д’Оров потомков мужского пола все имущество и земли переходят к монастырю. Пока монахи не знают о том, что я ваш законный сын, они будут помогать вам против маркграфа и Альберта. А когда до них дойдет весть обо мне…

— То они прежде всего постараются тебя устранить…

— Вас также, отец мой. Только после меня. А вот маркграфа вам надо бояться уже сейчас. Ведь ваше благополучное возвращение означает конец вассалитета Шато-д’Ора.

— В том лишь случае, сын мой, если Альберт захочет уступить нам замок.

— После сегодняшнего боя, мессир, мне что-то не верится, что у него есть шансы против вас…

— Как сказать… Парень он ловкий, и руку имеет крепкую, и вынослив, как мул… А я уже, знаешь ли, староват…

— Но ваш племянник все же уступает вам в опыте.

— Дело не в этом. Я еще не уверен, смогу ли я поднять на него меч. Ведь в его жилах — кровь моего брата… Если бы можно было отделаться таким поединком, как сегодня…

— Но это, мессир, будет лишь в том случае, если маркграф даст вам возможность претендовать на замок. По-моему, нам надо в первую очередь опасаться его.