Скелет в шкафу художника - Яна Розова

— Что на обед? — спросил он по-хозяйски голосом Тимура. И добавил, кивнув на разбитую тарелку: — Давай я уберу!

— Тимур? — спросила я. — Что с тобой? Что это?

— Тамила посоветовала, — ответил он равнодушно.

— Далила посоветовала?

— Тамила! Уши мой чаще.

Он вел себя так, будто ничего не случилось. Креативной стрижкой не гордился, не красовался, хотя раньше всегда трепетно относился к своей внешности. О волосах не жалел. Он был такой чужой, такой равнодушный, что я совсем потерялась, не зная, как выразить свои эмоции и нужно ли это вообще, учитывая, что меня о них не спрашивали. Но я еще ясно помнила те времена, когда наши с Тимуром губы соприкасались под черным шатром его шелковистых кудрей. Мне стало больно, и я заплакала.

Из ванной вышла Тамила. На ней был кокетливый домашний халатик, открывавший красивые гладкие ноги. Влажные волосы, чистое лицо без макияжа.

— Вау! — воскликнула она при виде Тимура. — Класс! Тебе как, Варя?

Увидев мое залитое слезами лицо, она перестала сиять и огорченно сказала:

— Тебе не нравится? А я думала — будет сюрприз…

— Ничего, — всхлипнула я и ушла в спальню.

Ни Тимур, ни Тамила не побежали за мной утирать мои слезы, и я проплакала добрый час, а потом задремала.

Глава 23

Проснулась от ласкового прикосновения к своим волосам.

— Тимур? — спросила я сонно. Мне хотелось согреться в его руках, зарыться носом в черные волосы, пахнущие табаком и им самим. Но в ответ я услышала тихий голос Тамилы:

— Это я, извини. Он ушел. Прости, что посоветовала ему изменить имидж. Я думала о том, как представлю его всем этим навороченным придуркам, которые ничего не понимают в искусстве, но решают, кому взлететь, а кому упасть. Тимур не должен производить впечатление провинциала, это сейчас не модно. Слишком много таких понаехало, все устали. Я уже анонсировала работы Багрова, и скоро мы повезем их на первую выставку. Там Тимура либо примут, либо — нет. И не в последнюю очередь это зависит от его внешности и умения держаться. Прости меня, что я раньше тебе этого не объяснила.

— Прости и ты, — ответила я, садясь на кровати. — Знаешь, мне вдруг показалось, что это не Тимур передо мной, а кто-то чужой! Он так переменился, стал чужим, отстраненным. Даже раньше, когда я вытворяла все свои фокусы, мы были ближе друг другу. Мы ругались, но и разговаривали! А что сейчас? Я не вижу его, не знаю, что он делает в студии, чем живет!

— Он много работает, Варя! Все будет хорошо, все наладится. Это только период такой, сложный. Потерпи.

Она уговаривала меня, как маленькую девочку, и я становилась маленькой девочкой, послушной и милой, такой, какой хотела видеть меня Тамила. Но в душе я решила найти подходящий момент и поговорить с Тимуром по душам.

Но поговорить все не удавалось. Жизнь кипела и бурлила вокруг Тамилы, каждый вечер мы поздно возвращались домой, или гости уходили от нас лишь под утро. Я шла в спальню, где уже спал Тимур, и боялась его разбудить, понимая, что ему завтра работать. Он предпочитал летом вставать рано, чтобы уловить первые, ясные до откровения, лучи утреннего солнца. Однажды, выпив немного лишнего, я попробовала прервать сон Тимура, но не смогла. Он спал как убитый, даже на висках выступил пот. Утром он исчез до моего пробуждения.

Летние дни бегут так быстро, особенно если проводишь их в праздности. Я совсем перестала заботиться о чем-либо. Вика, занимавшаяся моими делами в виртуальном борделе, предложила мне продать ей все это мероприятие. Я решила обговорить все серьезно и приехала в квартирку, которую снимала для работы в он-лайне. Вика сама была бывшей проституткой, закончившей свою отнюдь не звездную карьеру уличной шалавой. Мы были знакомы уже давно, еще до ее полного падения на дно, и когда я увидела Вику, пьяную и три дня не мытую, в компании жутких отморозков, — бросилась спасать. Мне удалось вытащить ее из пьянства и заставить закончить компьютерные курсы. Теперь она встала на ноги и хотела иметь свое дело. Вообще-то я была только рада.

Мы обсудили детали, договорились о деньгах и обмыли сделку пивом — Вика редко пила что-либо крепче. Потом поболтали немного о том, о сем. На прощание, уже провожая меня к двери, Вика сказала игриво:

— А твой американец снова звонил!

— Что значит «снова»? — не поняла я.

— Да он частенько позванивает!

— А зачем звонит?

— О тебе спрашивает. Может, влюбился? — Она хихикнула. — Хотя я видела его с такой шикарной бабой, что, прости, нам после нее не светит!

Я почувствовала ревнивое брожение в крови и оттого, что это чувство было абсолютно незаконным, взревновала еще пуще.

— Что за баба?

— Ну такая… — Вика повела плечами и картинно закатила глаза. — Ой-ой! Фифа!

— Как выглядит?

— Стройная, волосы стриженые, уложенные. Не из наших.

Пришлось успокоиться на этом. К тому же мне не хотелось выдавать свои истинные чувства подробными расспросами. Я уехала домой.

Глава 24

Едва успела войти в квартиру, как зазвонил телефон. Это был папа.

— Варя, как ты?

— Нормально. Здорова.

— Хорошо, — и добавил нелогично: — У нас несчастье — дедушка заболел.

— Дедушка Зина? — Глупо было уточнять, других дедушек у меня давно не было. Остался только Зиновий Иванович, мамин отец. Папа поддерживал с ним отношения долгие годы и после развода с мамой, и когда совсем не общался ни с ней, ни со мной, и после смерти мамы. Что уж за отношения у них были — не знаю. Но дедушка Зина никогда не оставался один надолго, несмотря на то что проживал долгие годы после отставки в Питере. Папа ездил к нему из Москвы не реже чем раз в месяц и передавал мне от деда приветы. Я в свое время, проведя год в городе, где жил родной дед, ни разу к нему не заглянула. Да и мама не просила меня об этом. А потом она умерла, я бросила все свои мечты о поступлении в вуз и вернулась домой.

Дедушку Зину я никогда особо не любила. По детским воспоминаниям, он был вредный сухопарый старик, постоянно поучавший и наставлявший меня и маму. Позже, после смерти своей жены, бабушки Маши, он совсем отказался видеться с дочерью, аргументируя это тем, что она не оправдала ни возложенных на нее надежд, ни вложенных в нее средств. Дед Зиновий приехал на мамины похороны вместе с папой. Он подошел к гробу родной дочери с таким надменным лицом, что просто захотелось закопать его самого. Постоял, помолчал. Отвернулся и пошел прочь. Это все.

— Ну, понимаешь, — завел папа в ответ на мои возмущенные вопли, — он прожил такую жизнь, в таких структурах служил… Их специально тренировали отказываться от родных на случай провала.