Сезон колдовства - Константин Нормаер

— Что? Да как ты смеешь?! — рявкнул я.

— Простите меня, — тут же исправился проводник. — Но истина она выше всех запретов. Власть она ведь не безгранична. И наступит день, когда сила выйдет из-под контроля. У этого правила не бывает исключания.

— Контроля?..

— Да, — кивнул слепец. — Сила и власть это две стороны одной монеты. А власть благодетельностью не удержишь. Здесь понадобятся другие вожжи. И воняют они отнюдь не благодетельностью.

Слова, слова — порой ты можешь говорить без остановки, но так не выразить свою мысль. А случается, одна фраза содержит в себе такой бесценный смысл, что ничего больше объяснить и не надо. Но самое удивительное, что сказана она была обычным слугой суккуба. Тем, кто должен лишь исполнять, а не заниматься вольнодумством.

Узкая колея уперлась в огромный шест, на котором восседало уродливое страшилище. Расставив руки-палки в стороны и выставив напоказ кособокое соломенное пузо, оно с укоризной взирало на нас из-под своей широкополой шляпы. Правда судя по следам помета на плечах и спине, его грозный вид не впечатлял даже вездесущих крикливых ворон.

— Вот он, истинный облик зла — внешнее уродство и внутренняя пустота, — хихикнула двуголовая.

Я оценил длинную лоскутную рубаху в которую было облачено пугало. Мысленно примерив ее на поводыря, и недолго думая, я одним движением сшиб чучело с насеста.

— Раздевай его, — сухо приказал я слепцу.

Тот попытался что-то возразить, но вовремя опомнился.

Согнувшись, он начал судорожно возиться с деревянными шпеньками. Недовольное фырчанье сменилось откровенными ругательствами. Видимо, омертвевший мозг проводника не позволял ему выполнять столь сложные манипуляции, как расщёлкивание «замочков». Отстранив его в сторону, я положил «Холодного игрока» на землю и с легкостью расстегнул ворот.

— А ну, вставай, муренмук! — раздалось за моей спиной.

Слепец наставил на меня карабин — на его лице сияла зловещая ухмылка.

— Хорошая уловка. — Я медленно поднял руки и сплюнул сквозь зубы.

— Заткни свой поганый рот! — завизжала двуголовая.

Она откровенно ликовала. Заливаясь безумным смехом, старуха изображала странный танец напоминающий пляски вокруг костра в день плодородия. Ее ладони взмыли вверх, а пустые бурдюки-груди трясясь, описали круг — отвратительное зрелище во всех смыслах. Мне почудилось, что она даже похрюкивала от удовольствия.

— Теперь ты точно получишь свое, грязный моменраг! — рявкнул слепец, в очередной раз подтверждая одну неоспоримую истину — зло надо только искоренять, причем полностью, другого не дано.

— Молодцы! Ну а что дальше? Выстрелишь? Сотрешь меня в пыль? И чего добьешься? — равнодушно спросил я у проводника.

В отличие от безумной старухи он все еще продолжал сохранять задатки разума. И по всей видимости, именно слепец являлся инициатором этого спланированного бунта.

— Отмщение, — коротко ответил он. — Думаю тебе известно что это такое…

— Отмщение? Но за что? Думаю, я имею право знать!

Проводник немного скривил шею и широко разинул рот из которого появился длинный хобот с глазницей на конце. Несколько раз моргнув, буркало мгновенно убралось внутрь.

Облизнувшись, проводник недовольно скривил бледное лицо.

— Кто просил тебя плевать огнем в моего господина, а?! Отвечай, зачем ты это сделал?! У нас была своя вотчина, слуги, я являлся единственным проводником. И тут появился ты!

— Ты, гадкий мразенышь! — поддержала слепца старуха.

— И все разрушил!

— Скорее разворошил гнездо, — прервал я их обвинения.

— Что? — осекся проводник, и его руки заметно дрогнули.

— Я говорю, что выжег огнем ваше паучье логово, — уточнил я. — И ни капли об этом не сожалею.

Проводник насупился.

— А в тебе оказывается не так уж много добродетели, муренмук.

Я наградил слуг мрака надменной улыбкой.

— Зато полно серой пыли, что приносят на землю мертвые звезды. Разве ты не слышал легенду о бессердечных странниках, которые способны погубить королевства ради простой прихоти ветров?

— Это все пустые слова, — заявил слепец, но сомнение уже зародилось в его голове.

— Тогда попробуй, проверь, — предложил я.

Раздумья были недолгими — потоптавшись на месте, проводник неуверенно приблизился ко мне. Двуголовая попыталась остановить его, схватила за руку и потянула к себе. Однако он вырвался. Сделал шаг и не выпуская оружия, принюхался, пытаясь различить биение моего сердца.

Ему потребовалась всего одна короткая минута, чтобы понять: в моих словах нету лжи.

Сердечный ритм полностью отсутствовал.

— Стало быть слухи не врут, — растеряно прошептал слепец.

— Большинство легенд правдивы! Просто в них никто не верит, — улыбнулся я.

Почувствовав неладное, проводник насторожился, дернулся. Я ощутил его жгучее желание выстрелить, но жуткая боль пронзила его чуть раньше. Карабин накалился и откликнулся резким разрядом: защитный механизм, которым были оснащены все оружия перегринов. Отсчитав нужное время, он пришел в действие.

«Холодный игрок» выскочил из рук слепца. Тот лишь успел охнуть и сразу попытался защитить себя скрестив руки. Однако ему это не помогло. Я быстрым ударом сбил бунтовщика с ног. Карабин как намагниченный сам оказался в моих руках.

Щелкнул затвор. Крякнув, старуха незамедлительно заткнула свой рот. Оба рта.

— Надуюсь, я доходчиво объяснил вашу несостоятельность…

Это был не вопрос. И я не ждал ответа. Было достаточно коротких кивков.

— Хорошо. Ты, — я указал на старуху, — прикрой свой срам. А ты, — я опустил взгляд на слепца, — прищеми свою глупость коленями и сиди ровна. Иначе я утихомирю тебя навсегда!

Он попытался что-то возразить, но «Игрок» оказался красноречивее всяких слов. Выстрел прозвучал глухо и тут же затерялся среди карликовых деревьев.

Дернув головой, проводник посмотрел на свою левую ладонь от которой остались лишь жалкие ошметки — окровавленная культя с кусками кожи.

Я был уверен: он не ощущает боли. Слуги мрака лишены такой привилегии. Продав себя в услужение тьме они становились обычными тряпичными болванчиками. И как бы кошмарно это не звучало, но обратной дороги для них не существовало.

Старуха покосилась на своего неудачливого приятеля и начала медленно натягивать клетчатую, в заплатках, рубаху. Я дождался пока она облачится в обноски пугала и спокойно двинулся дальше.

Больше не опасаясь, что кто-либо из слуг вцепится мне в спину или попытается зубами разодрать сухожилие, — я повесил карабин на плечо. Семя страха уже поселилось в гнилых головах и этого вполне достаточно, чтобы удержать их от новых глупостей.