Чего же ты хочешь? - Всеволод Анисимович Кочетов

— Время, которое ушло бы у меня на переклейку обоев, на перестилку полов, на наведение так называемого уюта, на устранение этого бес порядка, — она повела рукой вокруг, — который, я вижу, вам так активно не понравился, я употребила на другое. Вы поняли?

— По-вашему, значит: или — или? Или человек живет вот так, — Феликс тоже повел рукой вокруг, — зато много знает, или живет по-другому, и тогда он, как все? Третьего не дано?

— Нет, не дано. Увы. Я выбрала первое. Почему я спросила вас об автомобиле? Потому что тот, кто стремится к автомобилю, сам себе готовит духовную, интеллектуальную гибель. Автомобиль сожрет его с потрохами. Автовладелец будет постоянно искать запасные части к своей машине, резину, связываться с жуликами, крадущими все это из государственных гаражей. Он не будет не только иметь свободного времени днем, но он не сможет и ночью спать спокойно — все думать… Зимой — о том, как бы не замерз радиатор, а летом — как бы его четырехколесное сокровище не украли с улицы. Потому что гаража-то у вас не будет.

— У вас что, есть машина?

— У меня-то нет и не было. Но вы же знаете, наверно, что она была у Липочки с Антониной? Я сужу об этом на их печальном примере.

— Да, — подтвердила Липочка. — Мы только тогда и вздохнули свободно, когда отделались от этой пожирающей деньги чертовщины. Был ужас!

— Ну, а то, что не дожрет в человеке машина, — продолжала Ия, — докончит дача. Крыша потекла, дымоход засорился, дрова надобны, какие-то баллоны с газом… Это уже из жизни семьи моего отчима. Ох. Ох, ох!.. Чем убивать себя на такую чертовщину, как говорит Липочка, я лучше прочту лишнюю книгу. Умней стану.

— А для чего, для кого?

— Для себя. Мне приятно чувствовать себя умной. А вам разве нет?

— Не задумывался над этим. Никогда не изводил себя мыслью — умный я или нет.

— Попробуйте задуматься. Это полезно.

— А со стороны как оно выглядит? Как, на ваш взгляд — вы же не любите лгать, — каков я? С умом или без оного? — Феликс пытался шутить. Ему было нелегко вести разговор с этой особой.

— Со стороны-то? От природы вы неглупы. Но ум ваш неоткультивирован. У вас нет должной школы. Так сказать, одно самоусовершенствование. Но и оно для начала неплохо. Вокруг ведь повальная глупость или суррогаты ума. Умничанье вместо ума, манерничанье вместо манер, острословие вместо остроумия, красивость вместо красоты.

— Таков век, — вставила слово с интересом слушавшая их разговор Липочка. — Век синтетики, век заменителей. Даже и думать начинаем переставать, все на электронные машины переваливаем. Интересно, как детишек в будущем станут вырабатывать? Ведь то, как есть сейчас, наверно. будет считаться очень отсталым. — Новаторы этого дела будут поносить консерваторов, обзывать их ретроградами.

Все засмеялись, даже очень серьезная Ия.

Феликс взглянул на часы.

— Если не врут, уже поздно. А мне, знаете, когда на работу-то вставать?

— Да, да, советская индустрия! Вы создаете материальные ценности, а мы их проедаем. Что ж, очень была рада встретиться с вами. Спасибо тебе, Липочка, за содействие. Тщусь надеждой, Феликс, что вы не откажетесь хотя бы еще разок побывать у меня? Адрес не забудете?

Когда вышли на улицу, Липочка сказала:

— Ну как?

— Забавная особа.

— Вот бы тебе такую жену.

— Да, с такой не соскучишься.

— Ты иронизируешь?

— Нисколько. Просто не хочу сразу же делать вывод. Надо пола гать, у тебя еще не один вариантик приготовлен для меня. Посмотрим остальные.

— Остальные хуже, клянусь, честью, Фелька. Ия — это супер, это женщина будущего, она нечто космическое.

— Вот пусть и ждет марсианина. А я что! Я земной, тетенька Липочка.

9

Чтобы поспеть на работу к восьми часам утра, Феликс вставал ровно в шесть. В первые дни, когда он только что поступил на завод, Раиса Алексеевна пыталась вставать раньше его и готовить ему завтрак. Но получалось нескладно: и тому и другой неудобно. Она спросонья делала все медленнее, чем обычно, толком ничего не могла сообразить; Феликс спешил, нервничал: на завод опаздывать нельзя, и в итоге получалось не добро, а взаимное неудовольствие. Он не выдержал, сказал:

— Не вскакивай ты в непривычное для тебя время, мама. Сам управлюсь. А то получается так, что я злюсь на тебя, а ты злишься на меня за то, что я злюсь на тебя. И никому этого не надо.

Стали приготавливать холодный завтрак с вечера, кипяток наливали в термос, и так сложился утренний быт молодого инженера Феликса Самарина.

Сын уже сорок минут расхаживал вдоль линии станков под лампами дневного света, когда из подъезда десятиэтажного дома на одной из небойких московских улиц выходил отец, садился в «Волгу» и отбывал в свой главк. Ни у сына, ни у отца претензий друг к другу в связи с тем, что один к месту работы ехал на метро чуть ли не через весь город, а другой едва за километр — на машине, не было. Положение, должность, возраст, род и объем деятельности отца — все это Феликс прекрасно понимал. И вообще, когда он видел таких вот в черных «Волгах», одетых в не очень уклюже сшитые пальто, будто бы скроенные одной и той же поднаторевшей рукой, в одинаковых меховых шапках по где-то и кем-то утвержденному единому образцу и подобию, как было и у его отца, Феликс не острил, не потешался над немодностью пассажиров черных «Волг». По отцу, по многочисленным товарищам отца он знал, что люди эти через край загружены большой, трудной, незаметной с улицы работой, без которой государство не может ни жить, ни успешно развиваться. Все их время, все их здоровье, вся их жизнь отданы этой работе, и у них нет ни времени, ни желания следить за модами, за тряпочными ветрами, обычно дующими с Запада, который задыхается от перепроизводства ширпотреба и ищет выхода в быстрых переменах мод. Смешными Феликсу казались как раз те из них, которые, дабы не прослыть консерваторами и догматиками, спешили для начала обузить свои широковатые брюки, позже, через какой-нибудь год-другой, даже вовсе по-стиляжьи или по-ковбойски расклешить их вниз от колена; которые начинали с пиджачков при одном разрезике сзади, а доходили и до оснащенных двумя разрезами на боках, не понимая почему-то, что их отнюдь уже не юношеские массивные зады упрямо рвались на волю сквозь эти изыски иностранных модельеров и галантерейщиков.

Феликсу нравился его отец. Он был основательный и надежный. Никто