Путешествие с Люком - Жан-Люк Утерс

Незадолго до полудня мы собрались и поехали дальше, с опозданием на несколько часов по сравнению с запланированным расписанием. Машина шла так весело, словно ее, как и нас, взбодрил горный воздух. Она отважно преодолевала самые крутые склоны Скалистых гор.

Третью ночь мы с Люком провели на границе провинции Саскачеван. Здешний пейзаж не имел ничего общего со вчерашним. Куда только подевались заснеженные горы и бурные потоки?! Все было плоским, унылым и плоским.

Саскачеван — это индейское слово, означающее «река, которая течет быстро». Провинция и в самом деле получила свое название от реки, текущей к северу и омывающей город Саскатун. Но пока перед нами расстилалась, сколько хватало глаза, одна только пустынная зеленая равнина. Если бы не трава, колыхавшаяся под ветром, все здесь казалось бы безнадежно застывшим. В дороге нам часто попадались озера, но они были лишены всякой растительности и потому выглядели простыми водохранилищами и ничем не оживляли скучный ландшафт. Словом, вся эта местность вызывала лишь одно желание — прибавить скорость.

Ничего нового мы не увидели и под небом Манитобы. Интересно, чем могли заниматься в здешних местах индейцы до того, как их отсюда изгнали? Никаких руин, никаких остатков укреплений — ничто не указывало на их вековое пребывание ни в Манитобе, ни и в Саскачеване.

Проезжая через Виннипег, мы сделали остановку на вокзале и выяснили, что поезд Жюли давным-давно ушел. В настоящее время он, наверное, уже недалеко от Монреаля. Скоро Жюли выйдет из него, и на перроне ее встретит Полина, наша близкая знакомая.

Когда мы пересекли границу Онтарио, пейзаж снова заиграл красками. Пятую ночь мы провели в парке Сиу-Нарроус, в местности, покинутой индейцами-сиу целую вечность назад; мы устроили привал на берегу озера, усеянного островками, тянувшегося вдоль границы с Соединенными Штатами. Там я купил удочку и, запретив Люку швырять камешки в воду, чтобы не распугивать рыбу, забросил ее подальше в озеро, не спуская глаз с поплавка. Люк с большим интересом следил за моими действиями, полагая, вероятно, рыбную ловлю одним из вариантов его любимого развлечения. Наконец, у меня клюнуло, и когда я после нескольких неудачных попыток вытащил рыбу на берег, то увидел, что Люк оцепенел от ужаса. Вид рыбы, бьющейся на песке, пока я с неловкостью начинающего пытался вырвать крючок из ее окровавленного рта, привел его в полное смятение: впервые он присутствовал при медленной агонии живого существа, одного из самых древних на земле, как он узнает несколькими годами позже. Тем не менее рыба, зажаренная на огне вместе с двумя другими, которых мне удалось выловить (кажется, это были самые обыкновенные окуньки) отличалась восхитительной свежестью и внесла приятное разнообразие в наше меню, состоявшее, как правило, из рыбных котлет, которые я покупал, когда у нас кончались съестные припасы. Люку и раньше случалось наблюдать этот переход от жизни к смерти, на примере с муравьями, мухами или комарами. Но смерть рыбы прямо на его глазах выглядела для него истинной трагедией. Возможно, он даже сделал для себя страшное открытие, что и мясо, и овощи, составлявшие наш ежедневный рацион, также вели свою жизнь, до того как угодить на тарелку, активную жизнь, которой положила конец человеческая жестокость.

На следующее утро я позвонил Жюли из телефонной будки. Она благополучно встретилась с Полиной и Джеральдом, пришедшими встретить ее на вокзале. Путешествие прошло хорошо. Ей не терпелось услышать наши новости. «А Люк, как там Люк?» Я передал Люку трубку, и он рассказал ей на своем языке, как медведь чуть не опрокинул нашу машину. Потом я признался Жюли, что дорога была очень уж долгой и что я жду не дождусь нашей встречи в Монреале.

Итак, мы снова пустились в путь, занявший еще четверо суток; дорога шла мимо озер Верхнее, Гурон, Ниписсинг — эти пустынные водные пространства, бесконечные, как моря, тянулись до самого горизонта. Теперь мы с Люком питались только нашим уловом, добавляя к нему кое-какие овощи. Я смастерил для Люка удочку — нетрудно представить себе, с какой ловкостью он забрасывал ее в воду.

Каждый вечер перед сном Люк требовал сказку. Я придумывал их для него, черпая сюжеты в окружающем мире, который он осваивал день за днем: их героями были медведи, рыбы, лошади или собаки. Или, например, кит, освобождавший рыбку от крючка рыболова. Или медведь, спасавший собаку от съедения людьми. Хотел бы я знать, как поживает наша Пятница? И сохранил ли Люк хоть какое-то воспоминание о ней?

Стоило нам завидеть телефонную кабину, как мы звонили Жюли, чтобы сообщить ей, в какой точке на карте находимся в данный момент: в Атикокане, Тандер-Бей, Террас-Бей, Солт-Сен-Мэри, Норт-Бей, Чок-Ривер…[60]

Я хорошо помню наш триумфальный въезд на улицу Сен-Дени в Монреале. Повсюду кафе с открытыми террасами, повсюду толпы посетителей, попивающих белое вино. Я спрашивал дорогу, и мне отвечали по-французски. «Да-да, Люк, это не шутки, в этом городе говорят по-французски!» Я был измотан вконец. Руки мои взмокли, рубашка липла к телу. Мне никак не удавалось выбросить из головы шоссе № 1, которое на протяжении девяти дней непрерывной лентой разматывалось передо мной. Пока я ставил машину на Карре-Сен-Луи, Люк радостно пел, словно возвращался в родной дом. На второй этаж дома вела железная лестница. Я взял Люка на руки и прижал его крошечный пальчик к кнопке дверного звонка.

Джеральд был поэтом и депутатом, а также пламенным борцом за независимость Квебека. Полина была певицей и исполняла песни о любви и освобождении. Они были близкими друзьями моих родителей и, приезжая в Брюссель, всегда останавливались у них.

Полина ушла в кухню готовить ужин, и оттуда донесся ее голос — она напевала с приятной хрипотцой: «Все говорят, что это девушка, / А я вам говорю, что это Маникуте». Такую песню Люк слышал впервые в жизни. Он побежал к Полине, и вскоре мы услышали, как она тихонько повторяет: «А я вам говорю, что это Маникуте», а Люк тоненьким голоском вторит ей, включая, таким образом, в свой репертуар новое произведение — «Маникуте».

После ужина Люк устроил нам свою традиционную истерику: он хотел спать только в трейлере. Там — и больше нигде — его спальня и его постель. Вышел форменный скандал. Конечно, Карре-Сен-Луи, ровный, как доска, не имел ничего общего с крутыми улицами Сан-Франциско, но давно пора было приучать Люка жить в нормальном — не на колесах — доме и ночевать в нормальной, стоящей на полу кровати. Однако Люк ничего не желал слышать и орал все громче и громче. Мы с Жюли рассыпались в извинениях перед хозяевами. Увидев нашу растерянность, Полина предложила свою помощь. Она унесла Люка в другую комнату, и вскоре его вопли стихли, уступив место детской песенке:

Все штаны с него спадалиБез присмотра нянек.Оттого его прозвалиМаленький бесштанник…

Через час Полина вернулась, сообщив, что маленький скандалист крепко спит. Мы уж было стали благословлять квебекскую песню за ее снотворное воздействие, но тут она призналась, что добавила капельку водки в бутылочку с водой Люка: помогает безотказно — испытано на ее собственных детях, которым это абсолютно не повредило. Я напомнил Полине, какая грандиозная дискуссия возникла у нас в Брюсселе по поводу «травки», которую она курила вместе со своей дочерью с профилактической целью, чтобы заранее отвадить ее от «тяжелых» наркотиков, — так она объяснила моим ужаснувшимся родителям.

Перед сном Полина и Джеральд еще раз повторили, что мы должны чувствовать себя здесь как у себя дома, тем более что их общественные обязанности не позволят уделять нам много времени.

Итак, мы провели несколько дней в Монреале — городе, который был вполне привлекательным, несмотря на забитые автотрассы в центре и башни из стекла и бетона, которые высились над старинными, сохранившимися каким-то чудом кварталами. Если бы не эти островки старины, где звучала греческая, португальская, итальянская, китайская, креольская и квебекская речь, его легко можно было бы принять за американский город, только с еще более напряженным ритмом жизни. Джеральд и Полина разрешили нам пользоваться их велосипедами, и мы разъезжали на них по бульвару Святого Лаврентия и по улицам Шербрук и Сент-Катрин. Люк сидел на багажнике за спиной Жюли, в каске, купленной на блошином рынке, и во все горло распевал Бозо Бесштанника… В общем, мы обследовали Монреаль в течение трех дней — пешком, на метро или на велосипедах, и он нравился нам все больше и больше.

Но в любом путешествии есть своя оборотная сторона: рано или поздно наступает момент, когда где-то внутри звучит сигнал к отправке, нечто вроде зова к другим краям, под другими небесами. Полина и Джеральд, очень полюбившие Люка, хотели развлечь его и потому советовали нам осмотреть район Тадусака, в месте слияния рек Сагеней и Святого Лаврентия: в это время года там собирались киты, чтобы откормиться и пополнить запасы жира на зиму. А в открытом море, в заливе Святого Лаврентия, стоило посетить острова Магдалены, где можно увидеть тюленей с их детенышами, которые подпускают к себе людей. Полина с упоением описывала нам эти острова с их особенным светом, песчаными пляжами и красными скалами.