Тринадцатый император. Дилогия (Авторская версия) - Никита Сомов

— Я подумаю, граф, — сказал я ожидавшему ответа Игнатьеву. — Но все же вам в первую очередь надлежит сосредоточиться на Европе.

Дождавшись означающего согласие кивка головы, я продолжил:

— Ситуацию с печатными изданиями мы с вами частично разобрали. Теперь поговорим о финансовом контроле над западным капиталом. Нашей целью будет добиться контроля над крупнейшими европейскими концернами, не имея в них прямого участия.

Предыдущая тема, видимо, сильно повлияла на Николая Павловича. Он даже не удивился поставленной задаче. Видимо, наш разговор в его голове совершенно утратил свое реальное воплощение и перешел в разряд «штабных задач», которые он привык решать в Генеральном штабе. Это было не слишком хорошо, но, к сожалению, другого выбора не было, думаю, иначе ухватить все нововведения и не получить «культурный шок» у графа не было.

Продолжая разговор, я обсудил с Игнатьевым мошеннические схемы вхождения одной компании в правление другой через контрольный пакет акций. Схема эта на самом деле проста и обычно называется «матрешкой». Вы создаете фирму, которая имеет уставной капитал, скажем, 10 тысяч фунтов стерлингов, и покупаете контрольный пакет акций другой компании (т. е. 50 % + 1), у которой капитал уже 20 тысяч. Таким образом вложив 10 тысяч, мы можем управлять 20 тысячами. Эта вторая компания, в свою очередь, покупает контрольный пакет третьей, третья — четвертой и т. д. Таким образом, через контрольный пакет акций наша первая фирма может стать контролером огромных средств при минимуме вложения. Однако, как правило, эта схема чисто легальным путем не осуществима — только через мошенничество, давление на акционеров и подкуп, но для наших целей она подходила идеально. Часто проще купить человека, чем купить компанию.

Обсуждая тонкости предполагаемого дела, мы засиделись глубоко за полночь. В лице Игнатьева я приобрел способного ученика и, надеюсь, верного сторонника. Старт моей кампании за подчинение себе прессы в России и за рубежом был дан.

Николай Семенович Лесков медленно пригубливал красное вино из высокого стакана, задумчиво осматривая зал. Много людей, еще больше людей известных. Яркий свет, прозрачный хрусталь, невесомый фарфор и бесконечные разговоры ни о чем. Для чего все это? Чтобы покрасоваться друг перед другом, как павлины на току? Бессмысленно.

Признаться, писатель не до конца понимал, для чего он был приглашен на этот вечер. Еще пару недель назад он и не помышлял о возвращении в столицу. Вынужденная длительная командировка, в которую он был редакцией газеты «Северная пчела» отправлен после своей последней статьи о революционерах-поджигателях, дала ему время отдохнуть от бешеного ритма столицы и заняться литературным хобби — рассказами о сельской жизни и крестьянском быте. Однако срочное письмо от редактора буквально приказывало ему бросать все дела и немедля мчаться в Петербург. Когда же, встревоженный столь явной спешкой и терзаемый недобрыми мыслями о благополучии близких, родных и своего издания, Николай Семенович прибыл в Северную Пальмиру, выяснилось, что вся эта суматоха вызвана одним-единственным письмом-приглашением на литературный банкет графа Блудова.

Банкет этот должен был стать во всех отношениях особенным. Во-первых, состав присутствующих был значительно расширен, пригласительные письма, с вензелем графа Блудова, были отосланы даже давним недругам Дмитрия Николаевича. Конечно, не все приняли его, а многие из именитых писателей и вовсе не могли быть приглашены, потому как постоянно проживали за границей. Но все же состав пришедших впечатлял: К. П. Победоносцев, М. Н. Катков, Н. А. Некрасов, А. Н. Островский, М. Е. Салтыков (Щедрин), Я. П. Полонский, А. В. Дружинин и многие, многие другие. Специально для гостей были освобождены дополнительно две гостиные.

Сначала Лесков недоумевал, из-за чего возникла такая срочность, граф был, конечно, чрезвычайно влиятельной фигурой в обществе, да и в литературных кругах был весьма известен. В его доме, на Невском проспекте, 82, еженедельно собирались маститые литераторы и молодые публицисты, дабы поговорить о новостях, обсудить творчество коллег и просто насладиться беседой. Лесков и сам не раз бывал на этих салонных вечерах. Но это никак не объясняло той спешки, с которой он был вызван в столицу.

Однако все стало ясно при одном лишь взгляде на оборотную сторону именного приглашения, предназначенного лично ему. На ней были всего две строчки, но своим значением они придавали сей бумаге вес надгробного камня для всякого, кто откажется его принять.

Верхняя, пролегшая размашистым, но твердым почерком через весь лист, гласила: «Пренепременнейше желал бы видеть Николая Семеновича Лескова на сем приеме. Н. II». Чуть ниже ее расположилась вторая фраза, сделанная почерком жестким, мелким, но аккуратным в каждой буквы: «Усову. 27.11.63 г. Игнатьев».

Именно этими двумя небрежными фразами и объяснялись суетливость и волнительность Павла Семеновича Усова — редактора «Северной пчелы», которые по прочтению приглашения вполне передались и Лескову. С одной стороны, все было ясно: начальство, хоть и тайное, приказывает. (Прим. автора — газета «Северная пчела» была негласным политическим и литературным органом III Отделения и курировалась лично Бенкендорфом, а за ним Долгоруким. Теперь же руководство газетой перешло к Игнатьеву). Наше дело маленькое — брать под козырек.

С другой… почему именно он, Лесков, и зачем вообще понадобился этот прием? Ночь, проведенная в раздумьях, тоже ни к чему не привела. В итоге Николай Семенович решил, что, если судьба подкидывает ему такие загадки, лучше всего положиться на ее благочестие и смело идти вперед.

— Кхе-кхе, — вежливое покашливание вывело писателя из задумчивости.

— С кем имею че… — начал было Лесков, поворачиваясь, но так и застыл на полуслове. Перед ним в компании ординарца, в форме гусара лейб-гвардии полка стоял император. — Ваше императорское величество…

— Добрый вечер, Николай Семенович, — искренне, как-то по-детски улыбнулся собеседник, и Лесков внезапно понял, насколько юн государь. — Рад, очень рад видеть вас.

— Я не мог не откликнуться на столь адресное приглашение, ваше величество, — почтительно склонил голову Лесков.

— О, я просто хотел поблагодарить вас за прекрасную статью о пожарах, — отмахнулся государь, — конечно, многие сочли ее чересчур резкой… — здесь император сделал заговорщическую паузу и, чуть приблизив лицо к Лескову, тихо сказал: — но лично я считаю, что вы были даже излишне скромны. Иногда и резкость необходима.

Статья, о которой говорилось, действительно имела оглушительный резонанс. В 1862 году Лесков написал в «Северной пчеле» передовицу, связывающую серию тогдашних петербургских пожаров со слухами о революционерах-поджигателях. Газета потребовала от Кабинета министров немедленного опровержения или доказательства этих слухов. В ответ на Лескова посыпались обвинения в клевете, а сочувствующие революционному движению публицисты и вовсе устроили кампанию травли автора.

— Благодарю, ваше величество, за столь лестную оценку, — медленно ответил Николай Семенович, думая про себя, что бы ответить. Слишком уж велик шанс был ошибиться и высказать не то, что хотел бы услышать собеседник. А учитывая, что в разговоре с ним император был явно заинтересован, как следовало из приглашения, допустить ошибку могло дорогого стоить.

Государь в последнее время стал основной темой сплетен и пересудов в столице, со многими из которых Лескова уже познакомили коллеги по редакции. Одни говорили: новый император — вылитый Павел I, безвозрастное дитя, не наигравшееся в игрушки и путающее реальную жизнь с детскими забавами. Другие возражали, что куда больше Николай похож на Александра I. Такой же блистательный, полный природного артистизма, часто идущего во вред, чем во благо. Третьи, признавая юношескую непостоянность государя, считали, что своей увлеченностью всем новым, в сочетании с пылом и горячностью, Николай Александрович идет по стопам своего великого предка — Петра Алексеевича. В этом калейдоскопе мнений трудно было вычленить истину.

— Но, право, не все приняли такую точку зрения, — после продолжительного молчания закончил Лесков свою мысль.

— О да, либералы и нигилисты! — мрачно улыбнулся Николай Александрович. — Бог им судья, но по мне, они даже Бога готовы критиковать за неверотерпимость. — А ваш новый роман, кажется, вы собираетесь назвать его «Некуда»? — внезапно сменил тему государь, заставив сердце Николая Семеновича бешено заколотиться. «Откуда он знает? — мелькнула и сразу же исчезла паническая мысль. — Рукопись видели только близкие!»